Сила у «мертвяков», и правда, была нечеловеческой — если бы создания из замка Либенфельса были хоть вполовину слабее, мы все там и остались. Под стать силе была и живучесть — я видел, как ударяли в немёртвые тела пули, а они всё шли и шли на нас с Егором, размахивая выломанными из ограждения прутьями. Вот первый — здоровенный, деревенского вида парень с робой, усеянной кровавыми пятнами с чёрными дырочками посредине, взмахнул своим орудием, как копьём, и… Я едва успел увернуться, когда стальной стержень, пущенный с огромной силой, врезался в стену, осыпав меня острыми осколками кирпича. А Егор уже поднялся на колени — он развёл руки, потом резко свёл их и выбросил ладонями вперёд навстречу подступающему кошмару. С растопыренных пальцев сорвалось облако пламени и охватило сразу двух зомби, но они всё шли и шли — осталось семь метров, пять, три…
Я дотянулся до «Браунинга» в самый последний момент, и нажал на спуск, когда скрюченные пальцы первого зомби уже тянулись к моему лицу. Три пули ударили прямо в оскаленный рот, в бельмастые зенки, в измазанный кровью лоб — и сработали как надо, разнеся голову на куски. Я перекатился в сторону и вскинул пистолет, ловя стволом следующего — и тут снова взревел МG, и грудь «мертвяка» словно взорвалась, обдав нас с Егором фонтаном горячей крови. Что-то раскалённое обожгло мне щёку; тяжёлые пули, предназначенные дырявить броню британских «ромбов» и французских «Рено», выли над головой, «маузеры» чекистов тоже добавляли оживления в происходящее — а потому я с воплем «ложись!» схватил Егора за рукав и дёрнул, опрокидывая вместе с собой обратно, на цементный, залитый кровью пол.
— …Барченко потерял контроль над «мертвяками» после того, как поднял пятого. Он успел только слезть с лабораторного стола, как издал дикий вой, развернулся, кинулся на ближайшего лаборанта, и вцепился ему в горло.
Елена взрезала рукав юнгштурмовки, и умело обрабатывала рану. Когда она плеснула на пострадавшее плечо прозрачной жидкостью из пузырька, я дёрнулся и зашипел от боли — в пузырьке, судя по жжению, был медицинский спирт.
— Никто в лаборатории не успел даже пальцем пошевелить, ни лаборанты, ни охранники… — продолжала она, не замечая моих страданий. — С предыдущими-то четырьмя экземплярами всё прошло удачно, и люди слегка расслабились, вот и не успели среагировать. В общем, когда один из чекистов опомнился, подхватил со стены пожарный топор и размозжил «мертвяку» голову, тот уже успел вырвать несчастному лаборанту кадык. Те четыре твари, что были в загоне, к тому времени выломали решётку, и их расстреливали из всех стволов. Что же до Александра Васильевича — то он свалился в тот самый момент, как потерял контроль над «мертвяками». Только-только пришёл в себя, сейчас его в лаборатории отпаивают…
Она затянула бинт на моём плече и поднесла пахнущую спиртом ватку к моей щеке. Я непроизвольно дёрнулся.
— Основательно распахало… — она нахмурилась. — Может, и зашивать придётся — будешь шрамом щеголять…
— Ага, подаяние на вокзалах клянчить. — буркнул я. — «Подайте пострадавшему в боях с силами ада!» Кстати, оставь глоток на предмет снятия стресса — а то ведь переведёшь всё на примочки…
Она с сомнением посмотрела на меня, потом на опустевший наполовину сосуд.
— Давай-давай, нечего из себя тут строить… — я отобрал пузырёк, присосался к узкому горлышку, и закашлялся, когда девяностошестиградусный алкоголь обжёг горло и пищевод.
— На вот, запей. — она протянула мне жестяную кружку с водой. — И вставай, надо тебя в порядок привести. А то, и правда, словно из преисподней выбрался — изодранный, исцарапанный, в крови с головы до пят. Не приведи бог, приснится такой ночью…
— Поче … кхе-кхе… почему это «будто»? — прокашлял я. Всё же шестнадцатилетний организм не привычен к таким дозам чистого, неразбавленного продукта. — Из самой преисподней и есть. А что тут, по твоему творилось?
— Понятия не имею. — она пожала плечами. — Знаю только, что теперь долго отписываться за всё это придётся. Пятеро погибших, — один гоппиусовский лаборант и четверо чекистов, а это не шутки…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я помотал головой, вытряхивая из шевелюры кирпичную и цементную крошку.
— А до этих четверых тоже зо… «мертвяки» добрались?
— Двое от своих же пуль погибли. Когда эти твари выломали решётку, охрана принялась палить со всех сторон — вот и подстрелили нечаянно. А тут ещё приговоренные, те, до которых не дошла очередь, в суматохе сумели вырваться и кинулись на охранников. Прежде, чем их всех перестреляли — успели убить двоих чекистов, и ещё трёх сильно покалечили.
— Вон оно как… — я только сейчас заметил, что трупов на полу было явно больше, чем зомби в «загоне». — Да, это неприятно. Одно хорошо: отписываться, конечно, придётся, но не мне. Барченко всем тут руководил, вот он пусть и старается. Любопытно только, кому он адресует свою писанину?
…а ты-то голубушка, для кого будешь составлять свои отчёты? А ведь будешь, тут и к гадалке не ходи…
Елена покосилась на меня с любопытством, но развивать тему не стала.
— Ладно, пошли уже, потом наговоришься. Надо ногу твою хорошенько обработать, а то я ведь только наскоро перевязала…
Я встал, качнулся, и она едва успела меня подхватить.
— Ты как, сам дойдёшь? А то я могу скомандовать носилки…
Я помотал головой.
— Незачем, как-нибудь. Только просьба: давай пойдём сейчас к тебе, а? Попросим обед из столовки, ты меня заново перевяжешь, а вечером я к себе пойду. А сейчас — честное слово, не хочется никого видеть...
— Ладно, что с тобой поделать! — она улыбнулась. — Пошли уже… герой!
И повела к выходу, бережно поддерживая под локоть. Я изо всех сил старался не опираться на её руку. Получалось не очень — раны (да какие там раны, пустяковые царапины!) вроде, и не болели, но тело с каждым шагом наливалось непонятно с чего накатившей слабостью, словно расстрелянный в упор зомби успел-таки напоследок высосать из меня изрядную толику жизненных сил.
IХ
— Новый доклад «Махаона», Яков Саулович. — прошелестел адъютант. — Доставлено утром, с фельдъегерем из Харькова.
Подчиняясь кивку владельца кабинета, он положил пакет на край стола и бесшумно растворился.
Фельдъегерская доставка — значит, депеша миновала обычные каналы ОГПУ, а отправилась напрямую линии Совнаркома. Агранов другого и не ждал — он специально распорядился организовать доставку сообщений «Махаона» именно таким образом, через надёжного человека в аппарате секретаря Президиума Всеукраинского ЦИК Василенко.
Он сломал тёмно-бордовую сургучную печать и специальным бронзовым ножичком взрезал плотную бумагу пакета. Пробежал доклад, привычно вычленяя самое главное, и откинулся на спинку кресла, поигрывая карандашом.
Итак, Барченко потерпел фиаско. Конечно, это не катастрофа, как у того немецкого сумасшедшего профессора, хотя без жертв дело и не обошлось — а всё же неудача. Наработать нужное количество «материала» (такой обтекаемый оборот использовал «Махаон»), и уж, тем более, переправить его в Москву не удалось. И это, в свою очередь, сорвало собственные планы Агранова — на Ходынском поле самолёты с их страшным грузом ждали две роты, укомплектованные слушателями Высшей школы комсостава РККА «Выстрел» — кроме обычного своего оружия, винтовок и револьверов, они были оснащены германскими ранцевыми огнемётами «Wechselapparat». Агранов самолично распорядился выдать их со складов трофейного вооружения — изучив предыдущие отчёты «Махаона», он согласился с агентом, что именно огнемёты могут оказаться самым верным средством против «мертвяков», и позаботился, чтобы курсанты получили два десятка этих устройств с баком для огнесмеси в виде бублика. «Вексы» обеспечивали выброс огнесмеси на тридцать-сорок метров, чего вполне должно было хватить для превращения оживших покойников в пепел и уголья. Тем более, что никто не собирался давать им вылезти из их временных гробов — пусть горят вместе с ними, а если понадобится — то и с самолётами, на которых их привезут.
