встали стеной перед детьми, вскинув руки со светящимися пальцами, – это я успела заметить краем глаза. И тут мой шарик взорвался. Мир на миг померк, а когда зрение соизволило вернуться, я наблюдала следующую картину: Игрень с круглыми огромными глазами, словно сове ёжика показали средь бела дня, восседала на кусте с теми самыми цветочками, закрывая их многочисленными юбками, её две пресмыкающиеся подружки также старались попасть в книге рекордов по выпучиванию глаз, сзади что-то потрескивало, на голове у меня что-то шевелилось, а вокруг стояла странная тишина. Все замерли в напряжении и молчали. И только такса, сплюнув попавшие в пасть травинки, придвинула поближе котелок, и задумчиво произнесла:
– А, может, и не нужна уже.
Первой отмерла Анька.
– Йесс! – завопила она, резко дёрнув при этом прижатыми к бокам согнутыми в локтях руками.
Это волшебное слово вдохнуло во всех жизнь. Тимка неприлично заржал, Антошандр, – вот что значит воспитание! – аристократично прыснул в кулачок, охранники, переглянувшись, разделились: один остался около маркиза, другой стал что-то булькотеть в переговорное устройство. Девицы из оппозиции дружно заобмахивались веерами (блин, лучше б сковородками!), прихлебалки закудахтали, словно выдали на гора по десятку яиц сразу, а главная героиня на сцене, то бишь на кусте, заорала. Как же она орала … Бальзам на душу! Я даже пожалела, что женщины тут не носят панталоны а-ля подштаники. Хоть немного бы сделали мягче приземл… нет, – прикустение! И вообще! Я, можно сказать, бесплатный сеанс иглоукалывания провела!
– Ты-ы-ы, – захрипела Игрень, неблагородно тыча в мою сторону пальцем. – Это ты!
Ну, вот и буквы вспомнила. Осталось только выучить благородные слова. А чего это все уставились на меня и опять примолкли? Мельком глянула вниз: платье на месте, грудь в платье, всё нормально. Тогда – что?
– Ух, ты! – восхитился Антошка. – Я и не знал, что нашего роду!
– Сашка, ты где такой парик клёвый откопала? – это братец.
– Госпожа, Вы бы это … – проблеял тот охранник, который остался подле маркиза, и сделал красноречивый жест вокруг своей головы.
У меня там что, нимб образовался? Это ж как надо было насолить местному божеству, что он разразился благодарностью мне, причислив к своей свите? Пошмякав по макушке, сама обомлела. Нет, нимба не было. Просто волосы жили своей жизнью, шевелились, переплетались и были на ощупь, как сказать, облитыми бальзамом для волос. Ну, я же для души заказывала, а не для своей гривы!
Рядом открылся портал, выплюнув Рэя, двух мадамов, и, судя по мантии и чемоданчику, доктора. И пока старший маркиз левитацией снимал с кустов кандидатку в невесты, эти две охали с завыванием, а доктор молча стоял и делал вид, что ему всё до фонаря.
Такса почухала лапой за ухом, сморщила нос и проворчала:
– И не зачем так орать! Таки всех женихом можно распугать. Им же голосисих подавай, а не голосистых. Дура в корсете, шикарные мозги зажала. Что? – покосилась она на охранника, который многозначительно показывал глазами на детя. – У мозга тоже два полушария, я не виновата, что эта фря с врождённой аномалией родилась: мозг образовался в сиськах.
Тем временем, процесс снятия пострадавшей подошёл к концу и к ней устремились тётки с доктором.
– Надо делать когти, пока графья в маникюры не заделались, – подхватилась такса. – Эй, малой, держи моё приданое, тока НЕЖНО! – кинула в Антошку котелок и подпрыгнула на всех четырёх лапах. – Ну, чё стоим? Ноги в руки, юбки в зубы и айда за тетёй Лушей!
И порысила от главной сцены, где как раз разгорался пик представления, – скулящая фря висела в воздухе филеем кверху и пыталась упасть в обморок. Так хотелось досмотреть финал, но такса шустро перебирала кривыми лапами в сторону замка, а мы, как на верёвочке, побежали за ней.
– Ну, шо я вам скажу за эту фисгаромнию розового безобразия? – вопросила рыжая, когда наша дружная толпа ввалились в Анькины покои и собака «восхитилась» декором. – Здесь можно жить, но не долго.
– Это же для девочек специально делали! – обиделся Антошка.
– И где ты видел девочек с пятачком вместо носа? – куртуазно поинтересовалась четверолапая. – И вообще, ты бы поставил посуду, пока не перевёл её на жизнь вечную, – такса обеспокоилась о своём котелке.
– Да кому она нужна? Железка ржавая! – это Тимка заступился за дракончика.
– Не ржавая, – наставительно тявкнула хозяйка замызганного предмета утвари, – а покрытая налётом ведьмовской мудрости! Учить тебя, салага, не кому было! Ну, ничего, – она с достоинством взобралась на кресло, правда, учитывая диссонанс в росте, только с третьего раза, – тётя Луша тебя всему научит! Принимаю благодарности за такое счастье! Желательно в съедобном и удобоваримом виде.
– Откуда ты такая свалилась на нашу голову? – проворчал брат, пристраивая котелок на столе у окна.
– Счастье не спрашивают, откуда оно свалилось, им восторгаются и любят!
– А ты теперь моя собачка будешь? – Анька, как истинная любительница всей живности, намеревалась потискать «свалившееся счастье», но нарвалась на решительный отпор.
– Эй-ей! – отбрыкнулась такса. – Руками не мацать!
– Чёт я не понял, – Тимка в очередной раз задействовал свой думательный центр, попросту говоря, – почесал затылок. – Мы тебя все слышим? Не только Сашка и я?
– Это я не поняла, – нахмурилась такса, – тебе мама инструкцию для пользования мозгами дать забыла? Или ты читать не научен?
– Это фамильяр ведьмовской! – ахнул Антошка. – Настоящий! – и восторженно подпрыгнул. – Ведьма Саша, ой, то есть, просто Саша! У тебя теперь собственный фамильяр есть!
– Ещё один неуч, – фыркнула псина. – Фамильяры общаются ментально, – снизошла она с ответом. Я уж было, по наивности, подумала, что она не такая уж и вредная, но, оказывается, это было лишь началом предложения. И Луша важно закончила мысль: – Перед вами, лохи, возрождённый дух! Единственный в своём экземпляре!
– Ух ты! – похоже, деть обладал весёлым и необидчивым характером, так как просто пропустил мимо ушей всё ненужное и вычленил главное: – а привязка?
Да, мне тоже хотелось бы знать. В книжках фамильяров всегда призывают, чтоб вот так вот, фамильяр, то есть дух, сам пришёл, я первый раз видела. И что там с привязкой? Может, если такса – дух, то ничего
