Он невольно вздрогнул, когда, обернувшись назад, увидел слабый синеватый свет в дальнем конце пещеры. Две согбенные фигуры двигались уже к нему навстречу, остальные тоже поднимались с земли; все они слегка светились в темноте, наподобие светящегося часового циферблата.
— Они выходили из земли, — сказал он торжествующе, — и их тела излучали подобие света во мраке!
Помню, что у меня по спине словно мурашки забегали, когда он сказал мне об этом. В то же время его рассказ почему-то показался мне сейчас менее удивительным, чем все сказанное им до сих пор. Я слегка рассмеялся. Он сразу подметил мое вновь проявленное сомнение.
— Не так уж это удивительно, что их тела светились, — сказал он устало. — Некоторые рыбы, живущие в морских глубинах, обладают светящимся телом. Существа, живущие в вечном мраке, сами развивают в себе нужный им свет.
— Да, но тут были не рыбы, а люди, — сказал я.
— Этим людям свет был нужен больше, чем что-либо другое, вот они и развили его в своем организме, — добавил Майкл неохотно, словно повторял трюизм, на который не стоило тратить слов.
— Но какова их история, Майкл? Кто и что они такое?
— Историю их я не мог так скоро постигнуть. Нельзя понять душу народа за короткое время, особенно если не знаешь языка этого народа. И я решил поселиться у них; стал жить с ними и чувствовал себя как дома.
Чувствовать себя с этими людьми как дома! Таков был образ жизни этого бездомного бродяги, вечно стремившегося к знанию. И вот теперь, когда его уже нет, я, позволявший себе иногда смеяться над ним, издеваться над его странностями, начинаю сознавать, что из моей жизни ушел крайне самоотверженный, благороднейший человек, которого мне когда-либо приходилось встречать. Почему, думаю я иногда, мы настолько мелочны и ничтожны, что не в состоянии оценить по достоинству и признать великим человека, живущего среди нас?
Майкл остался жить с ними в этой темной пещере, как он сказал мне, и я понял, что он с открытым сердцем, как ребенок, вошел в их жизнь. Он служил им, помогал во всем и защищал их против слишком жестокого и внезапного столкновения с нашим показным миром.
— Их пища, — вспоминал он, — была очень странная. Они носили ее с собой в особых мешочках из шкуры какого-то зверя или пресмыкающегося, совершенно мне неизвестного, и состояла она из шариков, походивших на камешки в детской игре и как будто слепленных из глины. Сначала я думал, что эти люди едят глину, и старался обратить их внимание на опасность такого питания, говоря, что от этого могут возникнуть болезни. Но они не могли понять меня, говорили, что я ошибаюсь, что они питаются так всегда. И я тоже стал есть эти шарики: странный вкус немного солоноватый, с привкусом аммиака. Они нашли способ добывать это из земли-очень питательное вещество, неплохое на вкус и сильно концентрированное — горсточки достаточно человеку на весь день.
— Но каково же их происхождение? — упорно спрашивал я. — Скажешь ты мне это когда-нибудь или нет?
— Вряд ли ты мне поверишь, — сказал он, потупив глаза, — Я сам едва мог поверить этому. Они жили глубоко, глубоко в недрах земли. Целая народность жила там, вполне приспособившись к своей обстановке. «Люди, которые стремятся ввысь!» — процитировал он. — Ради этого они жили-то была их религия, их идеал, их вера. Если они будут подниматься вверх и вверх, пробивая себе дорогу все выше и выше, они в конце концов достигнут поверхности земли, которая представлялась им небом.
— Мне потребовалось более трех недель, прежде чем я узнал о них хотя бы столько, сколько знаю сейчас, — пробормотал он, сильно тронутый. — И я не знал, смеяться мне или плакать. «Это мы на небе? — спрашивали они меня жалобно. — Разве это не небо?» Я оглядел пещеру-глубокий мрак и страшная темь в дальних углах. Я подошел к отверстию и приподнял одеяло. Пустыня была погружена в ночной покой: почти полная луна опять светила над миром, но этот свет они могли выдерживать.
— Глядите! — сказал я им, — если бы вы находились вон там на луне или даже на самой отдаленной и самой незначительной из этих сверкающих звезд, вы не могли бы быть ближе к небу, чем сейчас, находясь в этом месте. Если смотреть с любой звезды сюда, на эту точку, где мы теперь находимся, то эта точка будет казаться такой же блестящей и такой же далекой. И все эти звезды вращаются в безграничном пространстве… Правильно ли я пояснял им? — спросил он меня и затем продолжал: — Вначале для них было трудно понимать меня. Даже сейчас я не овладел в совершенстве их языком. А тогда еще меньше понимал их язык. И я только разжег их воображение. Они расспрашивали, добивались ясности и точности, бесконечное число раз задавали одни и те же вопросы, пристально глядя мне в глаза. Но наконец мои объяснения дошли до них. И тогда — ты только поглядел бы на них! — они припали лицом к земле — целовали землю, мои ноги, плакали, как дети. Потом они запели — это были странные, пронзительные звуки — торжествующая, победная песнь — мои барабанные перепонки непривычно страдали. Глаза и руки их были воздеты к звездам! Безмолвно слушал я друга. После паузы он продолжал:
— И затем случилось нечто страшное. Не такое уж страшное, в сущности говоря, но мне оно показалось страшным, поскольку я не встречался еще у них с таким явлением. Женщина из их группы внезапно отошла в глубь пещеры, легла на одно из моих одеял и, не произнеся ни малейшего звука, родила ребенка.
Но их вождь — его звали Сасмур — очевидно, что-то слышал. Он, казалось, мгновенно забыл обо всем, что здесь говорилось о небе, и устремился в тот угол. Он громко кликнул молодых людей, и один из них, муж женщины, поспешно удалился. Остальные некоторое время перешептывались между собой, продолжая впиваться восторженными взглядами в ночной небесный свод и в далекие, тихо мерцающие звезды.
Майкл встал и принялся беспокойно шагать взад и вперед по комнате.
— Этот ребенок, — промолвил он после паузы, — усложнил дело. Он мог бы усложнить еще больше, но млекопитающие матери, к счастью, могут кормить своих детенышей в любом месте. Хотя, должен сказать, — продолжал он с коротким холодным смешком, особенно холодным, когда он был чем-нибудь глубоко тронут, — они ничего сложного в этом не видели, нет.
Для них это явилось своего рода торжеством, великим событием, предзнаменованием. Так они смотрели на это. Ты понимаешь? Указание на то, что им предназначено заселить «небо». Они ждали от меня, чтобы я хоть улыбкой выразил свое одобрение, и мне, конечно, было радостно это сознавать. Я полюбил этих людей, крепко их полюбил, — закончил он и тут же сел, устремив взгляд на мой низкий потолок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
