Каждые пятнадцать минут Влэд слезал со стремянки и делал несколько шагов в сторону, тоже неторопливых, и поднимал глаза к только что обработанному участку либо потолка, либо стены. Он мог так стоять несколько минут молча, как бы раздумывая, и со стороны действительно выглядел художником, оценивающим свою работу.
– Вам только мольберта не хватает, – пошутила однажды Элизабет, как всегда сидящая на полу, упираясь согнутыми в коленках ногами в пол, и Влэд кивнул.
– Да вот он, мой мольберт, – указал он на потолок, – только жаль, что я фресок не умею писать. Вообще-то когда-то я учился рисовать, хотя очень давно, я даже балуюсь иногда для собственного удовольствия. – Он постоял, посмотрел на потолок и произнес задумчиво: – Ну так что, может быть, уговорим маму испортить одну комнату и попробуем расписать потолок фресками? – Он снова помолчал, не переставая разглядывать свою работу. – Но только при одном условии…
– При каком? – не выдержала Элизабет его нарочитой неторопливости.
– Мы будем вместе работать над росписью, вдвоем, да еще маму подключим.
– Правда?! – обрадовалась Элизабет, но тут же засомневалась: – А вдруг мама не разрешит? Мы же можем все испортить: и потолок, и всю комнату.
– Вполне можем испортить. – согласился Влэд. – Но можем и не испортить. Вдруг у нас получится красиво? И мы не узнаем, пока не попробуем. Вот и получается, что пробовать всегда правильно. Конечно, надо подготовиться как следует, придумать сюжет, нарисовать эскизы, кальку и прочее, дело-то непростое, но зато сколько удовольствия!
– Ой, можно, я тоже буду придумывать сюжет? – тут же загорелась Элизабет. – У меня есть идея, мы сейчас в театре готовим спектакль по… – она уже готова была рассказывать, но Влэд ее перебил:
– Конечно, мы будем придумывать вместе. Но все-таки нам надо сначала получить мамино разрешение. Давай вечером, в шесть часов я зайду к маме, ты там тоже будь, и мы начнем ее уговаривать. Глядишь, и уговорим.
Элизабет закивала, потом задумалась, пальчики ее левой руки затеребили выбившуюся из косы прядь.
– А что за имя странное – Влэд? Это что, твое настоящее имя?
Влэд ответил не сразу, только после того, как снова залез по стремянке под потолок.
– Да нет, Влэд – это сокращение. У меня длинное и неудобное имя, здесь, в Америке, его никто выговорить правильно не может, то так исковеркают, то иначе. Вот я и решил его упростить.
– Ну и плохо упростил, – посетовала Элизабет, – мне не нравится, слишком вычурно. Ты же у нас в доме живешь, вот и имя твое должно быть домашним, как, например, мамино – Дина. Или вот меня мама зовет Лизи, тоже по-домашнему получается. А у тебя Влэ-эд… – Она растянула звуки, особенно выставив наружу заносчивое «э». – Что-то слишком торжественное, римское, что-то от императоров, от амфитеатров. А ты на амфитеатр, кстати, совсем не похож. Тебе не идет торжественное, сам посуди.
Влэд оттуда, с верхней ступеньки стремянки, только пожал плечами.
– Ну и как ты хочешь меня называть? – спросил он, проводя ладонью по потолку, как бы проверяя на ощупь, достаточно ли тот гладкий и ровный.
– Не знаю, но как-нибудь мягко, по-домашнему, – повторила Элизабет и задумалась. – Может быть… – сказала она и задумалась снова. – Может быть, Ву-Ву? – предложила она наконец. – Как ты считаешь?
Он усмехнулся оттуда, сверху.
– Почти угадала. Но тогда лучше Во-Ва. Как ты думаешь?
– Не знаю, – пожала плечами Элизабет. – А что, если просто Во?
– Как-то слишком по-китайски, – засмеялся сверху Влэд.
– Ну, а что плохого в Китае? – удивилась Элизабет, а потом добавила: – Ну хорошо, так и быть, я к одному китайскому Во добавлю другое китайское Во. Теперь ты будешь Во-Во, ладно?
– Тогда я тебя буду звать так же, как и мама, просто Лизи, – предложил Во-Во, тщательно вытирая руки белой тряпочкой. – Хотя нет, я тебя буду звать Лизонька, как тебе? По-моему, хорошо звучит.
– Непривычно, конечно, но хорошо, – легко согласилась Лизи. – Так значит, вечером мы будем маму уговаривать, ну, насчет рисунков на потолке, этих, как они называются…
– Фрески, – напомнил Во-Во, и Лизи закивала, соглашаясь.
– Ну да, фрески.
Дину они уговаривали недолго. Да она и не была против, скорее наоборот, ей нравилось, что девочка будет занята чем-то интересным, даже творческим, да еще дома – такой семейный совместный проект. Ее только интересовало, не повредит ли он самому ремонту, не затянет ли его? Но Влэд заверил, что фресками он будет заниматься только вечером, после окончания рабочего дня.
Потом они выбирали комнату и решили начать с самой дальней – хотя бы будет не обидно за испорченный потолок, если роспись не получится.
– Но ведь Во-Во сказал, что он сможет все исправить, закрасить, и ничего видно не будет, – заметила Лизи.
– Во-Во? – подняла на нее глаза мать. – Это кто? Не вы ли, Влэд?
То т только пожал плечами.
– Ну да, мама, – снова вмешалась Лизи. – А кто же еще? Посмотри на него, какой он Влэд? Конечно, он Во-Во, или Ву-Ву, или просто Во. Наш старый китайской друг Во. – И она засмеялась.
Дина посмотрела на Влэда с деланым осуждением.
– Вы ей разрешаете так вас называть, Влэд? – спросила она, но тот лишь улыбнулся:
– Конечно, хорошее имя, мне самому нравится.
Оказалось, что расписывать потолок – дело сложное и трудоемкое. Сначала они вдвоем, Влэд и Элизабет, долго рылись в библиотеке, пытаясь найти книги по технике росписи, но в библиотеке таковых не оказалось. Тогда они просмотрели целую кипу каталогов и выискали все же толстенный фолиант, который оказался практическим руководством для профессиональных художников. Но так как выбора не было никакого, пришлось заказать его. Книга должна была прийти только через две недели, а пока они вдвоем стали придумывать сюжет для фрески – что на ней изображать, как, в какой манере, ну и прочие технические детали.
Каждый вечер они собирались на кухне. Влэд уже был умыт после рабочего дня, он успевал переодеться, приносил с собой листы бумаги и карандаши, они садились за стол и начинали фантазировать.
Элизабет, как и полагается подростку, часто горячилась, идеи рождались в ее голове безостановочно, она дергала Во-Во за рукав, заглядывала ему в глаза, пытаясь выразить в неловких и неумелых словах то сумбурное, что громоздилось в ее воображении.
То т внимательно выслушивал и пытался навести хоть какой-то порядок в нагромождении слов. Порой он бросал быстрый многозначительный взгляд на Дину и понимающе, немного снисходительно улыбался, мол, игра и есть игра и мы, взрослые, участвуем в ней только ради ребенка. Впрочем, он сам часто увлекался, перебивал Элизабет на полуслове, начинал спорить эмоционально, возбужденно. Когда же решение в результате находилось, они оба выглядели счастливыми, что умиляло Дину, которая, находясь рядом, мало вмешивалась, лишь улыбалась, наблюдая за увлеченными девочкой и взрослым мужчиной.
