— Послушай, я говорил тебе, что сегодня утром врачи обсуждали пластическую операцию, совершенно серьёзно, будто и не сомневаются, что Мэри Энн она понадобится. Операций будет несколько, три или четыре. Но, конечно, надо подождать, пока она окрепнет и челюсть заживёт.
— Это очень обнадёживает, — заявила я, дивясь тому, сколь многое изменилось за последние двое суток.
Пусть мы не знаем, которая из сестёр лежит в больнице Св. Екатерины и выздоровеет ли она окончательно, но всё лучше, чем кома и подвешенное состояние, в котором пребывал Питер.
Но, одёрнула я себя, Питер, что бы он ни заявлял, по-прежнему находится в подвешенном состоянии, и останется в нем, покуда не будут установлены личности потерпевших.
И, ощущая неприятную тяжесть в желудке, я поняла, что надо смотреть правде в глаза: личности жертв могут никогда не установить.
Глава 22
Питер ушёл в начале первого с лишней сковородкой лазаньи, которую я ему навязала.
Не прошло и пяти минут, как за ним закрылась дверь, а я уже была готова выпороть себя. Как я могла хотя бы на миг допустить, что не доведу расследование до конца?! Питер положился на меня, и я должна из кожи вон вылезти либо сдохнуть, но своего добиться.
В пятницу я, засучив рукава, взялась за дело с другой стороны: надо же выяснить, отчего всё-таки произошёл разрыв — пусть и кратковременный — между Мередит и Ларри Шилдсом.
Начала я с Тары Уайльд, участницы спектакля "Любовь и всё прочее", не сомневаясь, что из неё гораздо быстрее, чем из кого-нибудь другого, вытяну правду. Иными словами, Тарой Уайльд было легче всего манипулировать.
Я позвонила ей из дома в половине седьмого. Нет ответа. И, неожиданно для актрисы, автоответчика также не было. Двадцать минут спустя опять набрала номер. Результат тот же. Возможно, у неё свидание. Или она всё ещё не вернулась с репетиции. В четверть восьмого я решила, что звоню в последний раз: мой желудок бунтовал, после скудного обеда во рту маковой росинки не было. На сей раз Тара взяла трубку на втором гудке.
Стоило мне представиться, как девушка насторожилась. Хорошо, когда тебя зовут Дезире Шапиро: такое имечко раз услышишь — никогда не забудешь. Учитывая обстоятельства нашей последней встречи, её холодность меня не удивила.
— Знаете, — заговорила я, постаравшись, чтобы вся моя врождённая доброта и искренность прозвучала в полную силу, — хотелось бы обсудить с вами одну маленькую деталь. Я сейчас нахожусь неподалёку от вас. Если вы ещё не ужинали, может, мы перекусим вместе и поболтаем?
Тара жила где-то в районе Западных Шестидесятых улиц, и мне до неё было ехать и ехать. Но наша встреча должна была выглядеть почти случайной, дабы вызвать у девушки как можно меньше подозрений.
Очевидно, я не сумела расположить её к себе с первого же захода. Тара попыталась от меня отделаться:
— Но тогда, в театре, я рассказала вам всё, что знаю.
— Разумеется! Но всплыли новые обстоятельства, и я надеялась, что вы прольёте на них свет. Я не задержу вас надолго, обещаю. Я нахожусь на Западной Шестьдесят седьмой у клиента, а потом у меня ещё одна встреча в десять пятнадцать, так что два часа мне просто некуда деться. Вы окажете мне огромную услугу, если согласитесь вместе поужинать. Пожалуйста. Я просто умираю с голоду и терпеть не могу ужинать одна. — Уж что-что, а последняя фраза была чистой правдой.
Тара колебалась, взвешивая все за и против. Когда она наконец раскрыла рот: "Ох, но мне…" — я поняла, что она сейчас откажется, хотя и не без сожалений, и добила девушку:
— Выбирайте ресторан на свой вкус. (Учитывая, сколько зарабатывают молодые актрисы, ради действительно вкусной еды она могла смириться даже со мной.)
— Ну… здесь, рядом есть замечательный морской ресторан. Но он довольно дорогой.
Мы договорились встретиться в десять минут девятого. По моим прикидкам, времени было в обрез, чтобы набросить пальто, выскочить на улицу, вступить в базарную свару из-за свободного такси и, перехитрив тех, чьи навыки городского жителя не столь хорошо развиты, как у меня, вовремя добраться до Вест-Сайда.
* * *Ко «Взморью» я прибыла с опозданием в пять минут. Худенькая Тара стояла у ресторана, стуча зубами на холодном февральском ветру и кутаясь в пальто, которое было ей велико на два размера. Щеки и нос отливали ярко-розовым цветом.
— Почему вы не зашли внутрь? — воскликнула я.
— Мы так не договаривались. А вдруг вы бы туда не заглянули.
Ого, да они ещё проще, чем я думали!
За салатом из крабов я намеренно не заводила речи о расследований. Спросила, как идут репетиции. Тара сказала, что всё отлично, но премьера откладывается, потому что Люсиль Коллинз требуется как следует войти в образ. А как она сама справляется с ролью? Неплохо; правда, у неё только несколько реплик, посему сильно навредить спектаклю она не сможет. Тогда я поинтересовалась, о чем пьеса. Салат, видимо, подействовал расслабляюще, поскольку Тара выдала коммерческую тайну, с воодушевлением пересказав сюжет.
Когда официант убрал наши пустые тарелки, Тара пожелала узнать, как я стала частным детективом, и я уж постаралась её развеселить.
За креветками с чесночным соусом (да, Барбара, креветки!) мы уже болтали, как старые друзья. Проглотив третьего толстого сочного моллюска, я наконец затронула интересующую меня тему:
— Знаете, почему я хотела с вами побеседовать? Один из ваших актёров припомнил — не знаю только, правда ли это, — что Мередит за неделю до покушения была чем-то очень подавлена.
Тара широко раскрыла свои большущие глаза и замерла с поднятой вилкой:
— Кто вам это сказал?
— Боюсь, что не смогу ответить, это была конфиденциальная беседа…
— Я ничего не заметила, — заявила Тара и вновь с жадностью накинулась на еду. — Вы Ларри спрашивали?
Именно на такую реакцию я и рассчитывала.
— Нет пока. Надеялась, что не придётся. Ужасно не хочется его терзать, ему и без того тяжело.
— Ещё бы!
— Он ведь был от Мередит без ума, правда? Иначе не взял бы её обратно в спектакль после того, что она ему устроила.
— Вы и об этом знаете? — изумилась Тара.
— Мередит поделилась своим несчастьем с подругой, а та рассказала мне. — Я медленно покачала головой. — Ужасная история!
— Да уж! — Тара коротко кивнула и принялась подбирать сливочный соус щедро намазанной маслом булочкой.
— Надо быть очень добрым и понимающим человеком, чтобы простить её.
— Ларри, он такой.
— Думаю, — долбила я в одну точку, — на фоне его великодушия её поступок выглядит тем более… (Дай бог памяти, какое слово употребила сама Мередит, каясь перед Чаком Спрингером?.. Ага!) непростительным.
— Мы тоже так думаем. Вся труппа.
Что? Вся труппа в курсе прегрешений Мередит?!
— А как вы, об этом узнали? — спросила я. Вот теперь и меня наконец просветят!
— Видите ли, на следующий день после того, как Мередит ему сказала, они ссорились в кабинете Ларри. Все уже ушли из театра, поэтому они не опасались, что их могут подслушать. Но Мидж — помните её, рыжая, высокая? — забыла пакет. В обеденный перерыв она купила красивую бежевую юбку в «Болтоне» — очень дёшево, всего 59.95, — и спохватилась, когда уже прошла два квартала, так что пришлось вернуться. Но Ларри и Мередит не слышали, как она вошла. Мидж не подслушивала, честное слово, но ведь они не шептались. Она понимала, что им станет очень не по себе, если они застанут её в костюмерной и поймут, что их тайна раскрыта. Вот она и стояла не шевелясь, пока Мередит не ушла, а Ларри не отправился в туалет. Тогда она пулей вылетела из театра!
— И Мидж разболтала всей труппе?
— Да нет же! — Тара немедленно встала на защиту коллеги, как только закончила намазывать маслом четвёртую булочку. (Да я бы заложила душу дьяволу за такой обмен веществ!) — Мидж рассказала только Диане и мне. Она просто не могла это держать в себе и точно знала, что мы никому звука не пророним. (Диана? Я смутно припомнила невысокую пухленькую девушку; кажется, она числилась помощником режиссёра.) А потом Кэрол всё выведала, — продолжала Тара. (Как я ни тужилась, но Кэрол в памяти так и не всплыла.) — Уж не знаю как; наверное, слышала, как мы втроём разговаривали. И уж потом… — Она пожала плечами и развела руками, жестом давая понять, что в выбалтывании тайны Мередит и Ларри следует винить исключительно Кэрол.
— Мидж, наверное, была в шоке, когда услыхала признание Мередит.
— Она просто обалдела.
— А Ларри, конечно, взбесился. (Когда же, черт возьми, она наконец клюнет на приманку!)
— Кто бы не взбесился на его месте!
— Не я. — Проигрывая, я пошла ва-банк: — А в каких выражениях Мередит ему об этом сказала?
— Ну, меня там не было, но, по словам Мидж, она всё время твердила: "Прости, прости…" — и оправдывалась: мол, прежде у неё не хватало духу признаться. Мидж говорит, она раз сто извинилась. Можно подумать, если попросить прощения, всё сразу станет в порядке!
