Она кашлянула. Молчание затягивалось. Надлежало сию секунду ответить, или тертый калач Стейнер, времени у которого наверняка в обрез, бросит трубку.
– Здравствуйте, – пытаясь не выказать голосом неуемного волнения, произнесла Джулиана.
– Здравствуйте, – весьма приветливо отозвался Эдвард Стейнер, и у Джулианы на сердце немного полегчало. – У Энтони неприятности? – озабоченно спросил он.
Откуда ему известно, что я намерена побеседовать именно об Энтони? – с испугом подумала Джулиана. Ах да! Я же сказала секретарше… Она шлепнула себя по лбу и попыталась собраться.
– Неприятности?.. Не то чтобы… Впрочем… Мне хотелось бы встретиться с вами. Разговор у меня серьезный и, боюсь, может затянуться. Если бы вы уделили мне полчаса, я была бы вам очень признательна.
– Скажите хотя бы, не стряслось ли чего серьезного, непоправимого? – с тревогой в голосе спросил Стейнер.
– Нет-нет, не беспокойтесь, – поспешила ответить Джулиана. – Серьезного – ничего. Непоправимого… гм… надеюсь, тоже.
– Минуту, я взгляну на свое расписание, – деловито сказал Стейнер.
– Да, конечно. – Джулиана принялась сжимать и разжимать пальцы свободной руки. Теперь пути назад не было. Впрочем, не было его и вчера – с той самой минуты, когда она приняла решение. Или даже с того дня, когда они побывали в гостях у Энтони…
– Можете подъехать к нам в офис к одиннадцати? – спросил Стейнер.
– Могу, – твердо ответила Джулиана.
Когда она села перед солидным человеком с серебристыми висками и мудрым внимательным взглядом, на нее вдруг нашло столь нужное в эти минуты спокойствие. Эрнестин походила на отца темно-серыми глазами, но у нее они светились глупостью, а в глазах Эдварда отражался огромный и многообразный внутренний мир.
– Кофе? – любезно предложил он, изучающе глядя на гостью.
– Нет, спасибо, – ответила она, желая, пока не испарилось это умиротворение, скорее перейти к главному.
– Я вас слушаю.
Джулиана кивнула и начала с поразительной легкостью, чему сама удивилась:
– Наверняка мои речи покажутся вам странными и, может, не понравятся. Но, прошу вас, выслушайте до конца. Это важно для Энтони и для вашей дочери.
Лицо Стейнера напряглось.
– Не о том ли пойдет речь, из-за чего она так срочно уехала?
Джулиана озадаченно сдвинула брови. В голове шевельнулась догадка.
– Я не вполне уверена. Но, думаю, это взаимосвязано. Видите ли, мы вместе с Энтони учились в Гарварде. Он, я, мой муж, другие ребята, с которыми мы по сей день общаемся. Примерно месяц назад Энтони пригласил нас в гости. Мы не видели его с самого выпуска. Произошедшие в нем перемены повергли нас в ужас… – Она замолчала, вдруг подумав: едва он сообразит, что виной всех бед Энтони я считаю его ненаглядную дочь, то впадет в ярость. И заторопилась, пока этого не произошло.
Стейнер смотрел на нее молча, слегка щуря глаза.
– Мы прекрасно друг друга изучили за годы учебы. Так, как невозможно узнать ни в какую другую пору, ни в одном ином коллективе, потому что были друг у друга как на ладони. Я видела, с каким блеском Энтони, бывало, сдавал экзамены, наблюдала, как он участвовал в соревнованиях по гребле, с каким выражением лица принимал призы. Или играл Кассио, Малькольма! Если бы вы знали, сколько неподдельной ненависти и жажды отомстить горело в его глазах, когда он, например, говорил с Макдуфом! Казалось, перед тобой настоящий сын Дункана, который за спасение Шотландии не пожалеет собственной жизни.
– Энтони любит Шекспира? – недоуменно спросил Стейнер.
В глазах Джулианы вдруг погас вспыхнувший было огонь.
– Когда-то очень любил. – Она вздохнула. – С другой же стороны, я видела его и совсем другим. В минуты небывалой откровенности. Друзья почему-то считали, что я на редкость справедливая и могу дать ценный совет… – Она смущенно потупилась. – Поэтому открывали мне такие тайны, о которых не знал больше никто… У Энтони была огромная душа. Я все удивлялась: зачем человеку с такой светлой головой, прекрасными внешними данными и остальным, благодаря чему можно жить без забот, задумываться столь глубоко о чужих проблемах. О судьбах голодающих детей в Африке; об исследовательских работах в Антарктике; о том, как в восемьдесят девятом году – казалось бы, Энтони был тогда несознательным подростком! – танкер «Эксон Вальдес» отравил побережье Аляски. У него на все хватало и сердца, и времени. А теперь…
– С годами меняется любой нормальный человек, – спокойно сказал Стейнер. – В юности у всякого и энергии больше, и любознательности. С возрастом приходят заботы и обязательства. Раздумывать обо всем на свете становится некогда. И от иных увлечений приходится отказываться – рано или поздно наступает пора, когда надо сосредоточиться на главном деле в жизни. Ну и, естественно, на семье.
Джулиана кивнула.
– Согласна. Но если из-за этого человеку приходится ломать себя, если главным в жизни становится то, от чего в необыкновенно достойном парне погибает все лучшее, это ненормально, страшно. В Энтони будто угас огонь жизни, понимаете?
Стейнер повел бровями, уклоняясь от ответа.
– Я закурю. Не возражаете?
– Нет. – Джулиана сглотнула. – В Гарварде, особенно на последних курсах, я была уверена, что Энтони добьется в жизни чего-то невообразимого.
Стейнер достал из коробки сигару и взял ее в рот.
– Он и так добился. Стал прекрасным агентом по недвижимости, теперь вот занял весьма высокий пост. То ли еще будет!
Джулиана покачала головой.
– Да нет же, я о другом. Мне казалось, он сумеет добиться того, что дано немногим: реализовать свои многочисленные таланты в некоем важном, безгранично интересном для него деле… Получать от этого удовольствие и приносить большую пользу. Кроме того… я думала, он сумеет передать все, что есть в нем самом, кому-то еще. Ученикам, детям…
Стейнер взглянул на нее как-то странно, о чем-то напряженно размышляя. Джулиана поерзала на стуле и пожалела, что не согласилась на чашку кофе – тогда было бы чем занять руки, на что отвлечься.
– Какие его годы, – медленно произнес Стейнер, сделав затяжку и выпустив дым. – Будут у него еще и ученики, и дети.
– Если у него появятся дети теперь… при нынешних обстоятельствах, он ничегошеньки им не передаст! Неужели вы не понимаете? – Джулиана вскинула руки и посмотрела прямо в глаза собеседнику.
– Почему вы так считаете? – настороженно спросил тот.
– Потому что все внутреннее богатство в нем заморожено и оттает лишь в том случае, если обстоятельства эти изменятся! – сказала Джулиана одним духом и не поверила, что ей хватило на это мужества.
Стейнер, как ни удивительно, не ударил по столу кулаком и не раздул ноздри. Продолжал курить и внимательно смотреть на гостью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
