– Квартирка ничего, – заметил Эдвард, осматриваясь в невообразимых размеров прихожей.
– Да, но… Признаться честно, я ее терпеть не могу, – неожиданно для себя сказал Энтони. – Пойдем на кухню, – прибавил он, не желая, чтобы Эдвард задавал вопросы.
Тот молча проследовал за хозяином.
– Говоришь, взял ключ у Эрни? – спросил Энтони. Обсуждать последнюю выходку Эрнестин с ее отцом не было ни малейшего желания, однако, раз он приехал сам и уже виделся с ней, не оставалось иного выхода.
– Да, – спокойно сказал Эдвард, садясь на табурет у стола. – Когда я позвонил, она от души веселилась на празднике. С хорошими друзьями, как она выразилась. – Он взял сигару в рот, достал зажигалку и пошевелил губами, отчего кончик сигары указал прямо на Энтони. – Угостить?
– Нет, спасибо. С курением я завязал.
Эдвард вопросительно взглянул на него, о чем-то задумался, кивнул, будто понял, благодаря кому Энтони истребил в себе гадкую привычку, и зажег сигару.
– Молодец. А я вот никак не могу. – Какое-то время он курил, с умиротворенным видом рассматривая кухню.
Энтони стоял, прислонившись спиной к холодильнику и ожидая, что последует дальше. Эдвард явно что-то задумал.
– Я и не подозревал, что у моей дочери в Нью-Йорке столько хороших друзей, – усмехаясь и особенно выделяя «хороших», произнес вдруг он. – Когда я приехал на эту вечеринку и взглянул на них, от души порадовался за нее.
Энтони, ясно услышав в голосе Эдварда иронию, задумался: неужели он впервые в жизни рассмотрел, среди каких людей обожает бывать его дочь?
– Все в дорогих нарядах, богатых украшениях, – продолжал Эдвард тем же насмешливым тоном, но с серьезным видом. – Шампанское льется рекой. До Шекспира и несчастных африканцев им нет никакого дела! Благодать!
Энтони настороженно нахмурил брови. При чем здесь африканцы?
– Я приехал очень вовремя, – с наигранной радостью сказал Эдвард. – Если бы моя дочь выпила еще бокальчик-другой шампанского, то уже не держалась бы на ногах.
– Где она? – не выражая ни особой тревоги, ни интереса, спросил Энтони.
– В гостинице. Утащил ее с чудесного праздника чуть ли не силой. По дороге она рассказала мне, что ты напропалую веселишься с другими женщинами, что ей даже пришлось выдумать историю о таблетках.
Энтони ничего не ответил, но не опустил глаз – стыдиться ему было нечего. Несколько мгновений они смотрели друг на друга молча, потом Эдвард, очевидно сделав какие-то выводы, спросил:
– Стало быть, ты думал, что Эрни в больнице?
Энтони покачал головой.
– Я сразу понял, что это ложь. – Он взял с буфета пепельницу и поставил ее перед гостем.
Тот кивнул в знак благодарности.
– Если бы ты видел, как она сегодня выглядела! – сказал он с той же насмешкой в голосе. – Спина голая ниже некуда, руки все в драгоценных камнях – загляденье! Видимо, все эти дни ездила по ювелирным и покупала себе подарки. Какой там Шекспир!
Энтони никак не мог понять, при чем здесь Шекспир. Эрнестин наверняка не прочла ни единой шекспировской строчки, разве что из-под палки в школе, ничего не поняв. Эдвард вел себя престранно.
– Она у нас раскрасавица, – протянул он. – Согласен?
Энтони не ответил. Эдвард затушил сигару и вдруг пристально посмотрел ему в глаза.
– Послушай, а если бы ее вдруг не стало, тебе лучше бы зажилось или хуже?
– То есть как «не стало»? – Энтони непонимающе покачал головой.
– Нет-нет! – Эдвард поднял руки. – Я не о смерти говорю, не о психбольнице и не о тюрьме. Просто представь, что у тебя появляется возможность жить без Эрни. Ты бы ею воспользовался?
Энтони ответил бы не задумываясь, но не желал причинять Эдварду боль.
– С чего ты вдруг завел об этом речь?
– Говори, не виляй! – потребовал Эдвард.
– Не могу.
– Затрудняешься? – Эдвард прищурил внимательные глаза. – Или боишься обидеть меня? Если боишься, забудь, что я ее отец. Всего на минуту.
Энтони мрачно усмехнулся.
– Легко сказать.
– Я слов на ветер не бросаю, – строго прибавил Эдвард.
– Знаю. – Энтони смотрел на него, все силясь понять, что случилось.
– Отвечай же, – требовательнее произнес Эдвард. – Хотел ли бы ты жить без Эрни?
Энтони опустил глаза.
– Да, – негромко произнес он. – Но это не имеет значения. Мало ли чего мы хотим, мало ли, какие…
– Пусть этот день станет днем, когда возможно все, – проговорил Эдвард так спокойно, будто готовился к этой минуте долгие месяцы.
Энтони посмотрел на него в полной растерянности и покачал головой.
– Не понимаю…
– Мы посоветовались с Роуз и решили, что Эрни стоит отправить в санаторий, – сказал Эдвард. – Пусть походит на лечебные процедуры, укрепит здоровье, отдохнет от этой бессмысленной суеты. Хорошо, если она согласится пробыть там месяца полтора-два. Может, и Роуз с ней съездит.
Энтони постарался, чтобы огромное разочарование не отразилось на его лице. Он уже было подумал, Эрнестин заберут навсегда, а речь шла самое большее о двух месяцах. Два месяца свободы не могут ничего изменить. Общаться в это время с Синтией было нельзя – чтобы не дарить ей несбыточных надежд, не морочить голову. Да и не обрекать на страдания самого себя.
– Все это время я буду осторожно готовить Эрни к мысли, что вы больше не будете жить вместе, – беззаботным тоном произнес Эдвард. – Потом выберу подходящую минуту и скажу об этом прямо. Дай ей бог в ближайшее время увлечься кем-нибудь другим. Одним из «хороших друзей». Хотя бы будут понимать друг дружку.
– Что? – Энтони зажмурился и снова покачал головой. – Больше не будем жить вместе? О чем ты?
– Я не ясно выразился? – невозмутимо спросил Эдвард.
– Гм… – На какое-то время Энтони утратил способность говорить и мыслить.
– Или же ты брякнул не подумав? – более строго спросил Эдвард. – Такими вещами не шутят. Надеюсь, понимаешь?
– Разумеется. Я… подумал. Подумал давно, – сказал Энтони. – А как же…
– Наш уговор отменяется, – сказал Эдвард, тотчас угадав, о чем толкует Энтони. – Просто забудем о том разговоре – и все. Ну или сделаем вид, что ничего такого не было.
Энтони долго смотрел на него, не веря, что свершилось чудо. Внезапно ему на ум пришла догадка, и все вдруг стало понятным.
– Ты что, разговаривал с Фемидой? С Джулианой Стиллер… гм… Уоррен? – спросил он, ощущая, как по груди пьянящим теплом разливается благодарность, жажда скорее начать иную жизнь, любовь к Синтии и море прочих окрыляющих чувств.
Эдвард озадаченно взглянул на него, потом вдруг усмехнулся.
– С Фемидой по долгу прежней службы мне приходилось сталкиваться не раз. Но чтобы разговаривать… – Он покачал головой. – Да, кстати… – Его лицо вдруг стало сосредоточенным, каким делалось всегда, если речь заходила о работе. – Как твои дела? Нашел общий язык с подчиненными?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
