Тут уже не до победы, тут выжили бы все!
По правилам, организаторы не имеют права вмешиваться даже в случае угрозы смертельных исходов, поэтому решать резко возросшую концентрацию тестостерона на площадке снова пришлось бедной мне.
Уводя в сторону заклинание за заклинанием, уже не разбирая, друг это или враг, я напрочь забыла о том, что не только кубок хотели заполучить сегодня на этом внезапном ринге.
Хитрое, полубоевое заклятие из старого арсенала змей внезапно вылетело в мою сторону словно из ниоткуда и мои, занятые чужими плетениями пальцы, запутались в ответном пасе и… пропустили удар.
Словно яркий огненный вихрь пронесся по моему телу, напрочь выжигая сознание. Уже падая в темноту, я думала только об одном.
Андриан. Меня. Убьёт.
…
Если я уже.
Не того.
Глава 12
Шипение.
Тихое шипение неподалёку стало первым, что я услышала, как только вялое сознание решило, что оно уже достаточно полежало в сторонке и готово к перезапуску.
Ох…
Голова моя голова.
Надеюсь, у меня ещё есть голова.
Хотя чем-то же я думаю… с другой стороны, папа всегда говорил, что думаю я отнюдь не головой, поэтому вопрос пока остаётся открытым.
Но вопрос закроется, если откроются глаза.
Вот глаза у меня точно на голове… с другой стороны, когда я в очередной раз теряю орешки, Мила тоже говорит, что глаза у меня совсем на другом месте расположены.
Но шипение же я слышу… с другой стороны, когда меня вызывают к доске преподаватели, у них регулярно возникает вопрос, чем я их слушала. Следовательно, тут тоже возможны варианты.
Как страшно жить.
Я даже не знаю, зачем мне нужна голова.
Но глаза всё-таки открылись.
— Ну здравствуй, Аршадаш, — звучит немного ироничное на истинном змеином, и я рефлекторно поворачиваюсь на звук.
Всё!
Вопрос закрыт!
Голова у меня точно есть, иначе что ещё может так раскалываться?!
— Драсте, — вяло выдыхаю, пытаясь найти в себе силы сосредоточиться на чем-то кроме обнаружившейся головы. Но голова не позволяла, мстя мне за собственную почти потерю жестко и не по-детски.
— Хочешь узнать, зачем ты здесь? — таинственно спрашивают меня, не дождавшись продолжения.
— Да фиг с ним, — искренне отвечаю, — а у вас есть что-нибудь обезболивающее?
Тишина.
— Ты очень странная змея, — звучит уже знакомое, и я… нет, не закатываю глаза. А то это станет последним закатом в моей жизни. Вместо это дрыгаю пальцем. Не то чтобы это приносит моральное удовлетворение, но выразить свое к происходящему отношение надо, а палец зато не болит, да.
— Так что по обезболивающему? — спрашиваю.
— Понимаю, ты тянешь время, — звучит задумчивое, — но это тебе не поможет, мы уже в безопасном месте.
— Ты уверена, что меня понимаешь? Я, конечно, люблю разговаривать загадками, но что такого загадочного в обезболивающем?!
Пауза.
— Наша раса, Шэрон, давно должна получить то, что заслуживает по справедливости.
— Это казни что ли? — ужасаюсь.
Еще одна пауза.
— Пойдём, Шэрон, я покажу тебе кое-что.
— А ты уверена, что тебе нужен собеседник в этом интересном диалоге? — зрение немного проясняется, и у меня получается сосредоточить взгляд на стоящей рядом знакомой знойной змеюке. Надо было всё-таки её докусать в прошлый раз.
— Шэрон, я понимаю, заклинание ударило тебе в голову, — ну прямо как эхо в пустые пространства, — но прошу тебя сосредоточиться. Наш разговор очень важен для всей нашей расы.
Разговаривать с ней мне не то чтобы хочется, но стало интересно чего она там такое мне хочет показать. Любопытство — главный врожденный инстинкт змей после инстинкта тянуть в рот что ни попадя.
— Ну пошли, — обреченно соглашаюсь и делаю первую попытку встать с чего-то каменного.
Потом вторую попытку.
Потом третью…
Ничего-ничего.
Сегодня же не понедельник, значит, должно получиться рано или поздно. По понедельникам оно конечно лучше, чтобы поздно, но раз сегодня не понедельник…
Встала.
— И куда? — слегка покачиваясь, спрашиваю, коротко оглядывая помещение, больше похожее на оборудованную для нетребовательной жизни пещеру.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Как много камня.
И змеюк.
— Сюда, — указывает мне главная змеюка на одно из ответвлений, и я послушно семеню в ту сторону.
Так, правее, еще правее… перебор!
— Ты в порядке? — спрашивают меня, кидая взгляд куда-то в сторону одной из змей, отвечавшей то ли за моё исцеление, то ли за мое убивание. В любом случае обе накосячили.
— Да-да, немного не рассчитала курс, — сдавленно шиплю, пытаясь отлепиться от стены.
Со второй попытки в дырку я все-таки попала. Затем меня мягко подхватили под руки с обеих сторон и до очередного каменного кармана я ехала по тарифу «комфорт».
А вот если бы меня взяли на ручки…
— Смотри, Наследница, — пафосно говорят мне, подводя к каменному входу, я послушно заглядываю внутрь и… шутить больше не хочется.
Всё большое каменное пространство было заполнено магическими изображениями мёртвых змей, погибших явно насильственной смертью. В разных локациях, позах, с разными способами убийства. И большая часть из погибших — дети.
— Это что? — жестко, требовательно выдыхаю.
— Это — последствия вашего невмешательства, Аршадаш, — тихо отвечают мне, — вашей политики мира с другими расами, вашего негласного согласия на определение нашей расы как расы второго сорта. Посмотри на лица этих детей! Как ты думаешь, кто их убил?
Я же вижу эти раны.
— Драконы, — выдыхаю.
— Думаешь, эти дети были виновны в своей смерти? Заслуживали её?
Я не слушаю.
Мы не следили за жизнью тех наших подданых, что выбрали жить в других королевствах, бок о бок с другими расами. К нам не было обращений о защите, разве что поток тех, кто возвращался, даже если его ждала нищета, всегда был велик.
Мы никогда не задумывались почему… это казалось очевидным.
— И как часто такое происходит? — не в силах удержаться, провожу кончиками пальцев по магическим слепкам. Словно ненастоящую кровь можно стереть одним прикосновением.
— Часто, Аршадаш. Нас презирают, боятся, убивают исподтишка. Особенно детей, пока они не стали взрослыми и ядовитыми.
Маленькая девочка смотрит на меня с картинки мертвыми глазами.
— Не может быть, чтобы мы не знали… — шепчу.
— А вы не знали, в самом деле? — жестко усмехается главная змеюка.
Не знали ли мы?.. О том, что к змеям часто относятся плохо — конечно, знали. Но мы всегда считали, что способны постоять за себя. Но дети…
Мне срочно нужно увидеть бабушку.
— Конечно, вы всё знали! Или хочешь сказать, что не знаешь, что делали с теми нашими змеями, что попали в руки твоего объекта охоты?
Они умирали — всё, что я об этом знаю.
— Это те то, что приходили убивать? — усмехаюсь.
— Знаешь, на чью дочь ты смотришь, Аршадаш?
Молчу.
— На мою дочь, Шэрон. Мою.
Вот тут-то я и ощутила подвох. Сцены убийств идеальны, тут не поспоришь, но такая душещипательная история… не то чтобы не возможна, но является, пожалуй, единственным, что по-настоящему способно меня задеть. Смерть невинных змеек от рук тех, кого именно мы приказываем не называть врагами, змеек, которые погибли в результате нашей халатности. Всё это максимально давит на мои больные места. А мы, змеи, привыкли как бить, так и защищать самое незащищенное.
— Это ужасно, — показательно тяну, незаметно вглядываясь в изображения якобы мёртвых.
— Я хочу лишь одного — чтобы эти крылатые твари признали моё право стоять с ними на одном уровне. — Продолжает вещать главная змеюка. — Чтобы ни один ребенок больше не пострадал от рук прирожденных чудовищ.
Смотрю на нее даже с некоторым удивлением. Серьезно? Что-то у них какие-то устаревшие сведения о моей личности, я могла бы проникнуться этим разве что лет так десять назад. Любила тогда перед сном читать сказки о вселенской несправедливости и обидчиво негодовать, что в роли коварной несправедливости почему-то выступает всегда именно моя раса.