— О да, — тяну серьезно, — эту девочку весьма жаль. Работает бедная, где может, вот буквально недавно в гастролирующем театре её видела… вместе с теми еще двумя, — указываю на две соседние фотографии.
Ноздри змеючки внезапно сужаются в порыве гнева, а затем на лице явственно проступает растерянность. И это было чистое туше. Не удивление, не сомнение, не неверие, не печаль. Гнев и растерянность.
На самом деле ни в каком театре я этих змей, конечно, не видела, как минимум, потому что в принципе никаких театров не видела, я туда живой ещё никогда не давалась. Но учитывая, что такое количество змеиных детей еще надо умудриться найти, попытка пойти в ва-банк и выдвинуть самое простое предположение вполне удалась.
— Честно говоря, это было близко, — говорю даже с некоторым уважением, чувствуя, как всё сильнее нагревается скрытый на руке браслет, — я даже почти поверила.
— Кто же знал, что ты могла встречаться с этими циркачами? — змеючка, усмехнувшись, тоже сбросила маску. Хотя скорее сменила её на новую.
— Да я и не встречалась, — истинно по-змеиному улыбаюсь, и женщина снова белеет от гнева.
— Я недооценила тебя, Аршадаш, — признаёт, — не думала, что за внешне взбалмошным детским поведением скрывается отнюдь не ребенок.
— На мне так часто ошибаются, что рано или поздно чисто статистически должны сделать правильные выводы, — развожу руками, — так что можем просто подождать.
— Госпожа! — в комнату несостоявшегося спектакля влетает молодая змея, — контур нарушен!
— Какой из? — спрашивает личность явно из рода перестраховщиц.
— Вторая внутренняя, — выдыхает девушка, и змеючка стремительно взбледнула.
Ой, как я её понимаю! Даже не знаю, кто из нас двоих больше не готов сейчас ко встрече с Андрианом.
— Слушайте, я готова договориться, — быстро проговариваю, — вы меня сейчас берете с собой, а я…
БУХ!
Мои стремительные переговоры прерывает падение одной из боковых стен.
Пыль, шум, гам, змеюки разбегаются россыпью!
Да стойте же, девочки, я же с вами!
Пытаюсь проследовать за хотя бы одной из своих похитительниц, но те скользят меж камней столь быстро, что я попросту не успеваю уследить, куда там надо нырять, чтобы спастись.
А-а-а-а!
Ну мне же тоже страшно!
Когтистая лапа внезапно обхватывает меня за талию, перехватывая прямо в прыжке, и закидывает на что-то твердое, большое, гладкое и очень синее.
Спина!
Я на драконьей спине!
А-а-а-а!
Это ж как я Андриана раздраконила, что он прямо настоящим драконом стал!
А-а-а-а!
Он ещё и огнедышащий!
Судорожно пытаюсь слезть со спины, но лапой меня снова грубо поправляют обратно.
Нет-нет-нет, я хочу к папе!
Вокруг нас начинают сновать другие безопасники, и Андриан, покрыв всё матом… то есть огнём, начинает сноровисто пятиться обратно в сделанный им же проём.
Соскальзываю, но меня опять возвращают и снова возвращают, а потом рычат так, что меня аж приморозило, и я больше не соскальзываю.
Двигаемся!
Двигаемся по проложенным массированной бомбёжкой злого тела тоннелям и не обращаем внимание ни на кого вокруг!
— Андриан, ну я не виновата, они сами пришли, — ною, ища как бы так изловчиться и соскользнуть на стремительно проносящийся перед глазами каменный пол так, чтобы потом при дальнейшем соскребании на том полу от меня осталось не слишком много.
Мне не отвечают, только продолжают стремительно нестись, и я волей-неволей прихожу к страшному выводу:
— Ты же не собираешься со мной вот так лететь?!
Злое рычание стало мне ответом.
Да ну нет, да он же не настолько сошёл с ума, чтобы… тоннель внезапно резко заканчивается и перед глазами предстает красивый горный пейзаж с близким обрывом прямо по курсу.
— Андриан, нет-нет-нет, пожалуйста, не надо, — тараторю, но меня категорически не слышат.
Увеличившаяся скорость не оставляет и шанса приземлиться на землю в какой-то другой форме кроме лепешки, и я просто верезжу!
Десять метров до обрыва… пять… три… два…
— АААА! НУ Я ЖЕ ПРЕСМЫКАЮЩЕЕСЯ!! — раздается на много миль вокруг горное эхо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Высота!
Высота!
Повсюду высота!
Там высота! Тут высота!
А!
А!
ААААА!
— АНДРИАН Я ТАК БОЛЬШЕ НЕ БУДУ, КЛЯНУУУУСЬ! Я БУДУ СИДЕТЬ ДОМА И ВЫШИВАТЬ КРЕСТИКОМ! Я НЕ УМЕЮ, НО Я НАУЧУСЬ, АНДРИААААН!!!
Крутой вираж едва не сносит меня со спины, и я захлёбываюсь словами, вцепляясь в редкие шипы на шее взбесившегося дракона так, что отодрать меня можно будет только вместе с теми шипами.
Да он даже воздушную заслонку не поставил! И мои щёки с набором скорости начинают бодро трепетать, видимо, тоже от страха.
— А-н-н-н-д-др-р-р-р-ри-а-а-н-н-н! — с трудом выговариваю, экстренно вспоминая что-то из заклинаний физических щитов, но быстро прихожу к выводу, что к полетам на драконах меня жизнь не готовила.
Ещё один вираж!
Да когда он определится с направлением?!
— А-а-а-а! — верезжу, когда мы пролетаем почти вплотную к заснеженной вершине.
Снежная вершина, забери меня отсюда, я готова тебя любить!!
Но вместо того, чтобы уступить меня горной вершине, Андриан начинает набирать высоту, чтобы облететь возникшее препятствие, и я снова ору:
— НЕТ-НЕТ-НЕТ, ТОЛЬКО НЕ ВВЕРХ, ТОЛЬКО НЕ… АААААА!
Гора проносится прямо под нами, а я снова чувствую себя рыбкой, которая сейчас всплывёт кверху брюшком от недостатка кислорода, как вдруг… гора кончается.
— БОЖЕ КАК ВЫСОКО, БАБУШКА МОЯ ХВОСТАТАЯЯЯЯЯЯ!!!! — ору, обозревая красивый вид красивой долины, которая ТАК ВЫСОКО, ЧТО ААААА! Андриан, видимо, тоже решил, что ему высоко и: — НЕТ-НЕТ-НЕТ, НЕ НАДО ПАДАТЬ НЕ НАДО! КЛЯНУСЬ, Я ОСВОЮ КРЕСТИК ЗА НЕДЕЛЮ, АНРИАААН!
Сложив крылья, дракон несется к земле на бешеной скорости, а моя попа как никогда стремится окончательно занять место пустующей головы.
— ПАДАЮ! ПАДАЮ! ПАДАЕМ! ПАДАЕМ! АНДРИАН, ЕСЛИ ТЕБЕ НЕ НРАВИТСЯ КРЕСТИК, Я ГЛАДЬЮ НАУЧУСЬ, АНДРИААААН! ПЛАТОЧКИ ВЫШИВАТЬ БУДУУУУУУ! БУДЕШЬ В НИХ СМОРКАЦАААААА!
Но дракон меня не слышит, или просто не часто болеет насморком, или сейчас способен исключительно огнём сморкаться, в общем, к земле мы несёмся с такой скоростью, что желание жить обретает как никогда четкие очертания.
— УИОУИ! — выдаю, когда падение всё же замедляется, и мы выходим из головокружительного пике, тут же довольно жестко приземляясь на травку.
Соскальзываю с негостеприимной спины и падаю мордой в землю.
— Ну… я же… пресмыкающееся… — жалобно выдыхаю сорванным от криков голосом, так сильно в этот момент любя травку, что с трудом удерживаюсь от того, чтобы не вцепиться в нее зубами и жевать.
Земля моя, земля.
Никогда тебя больше не покину.
— Гладью, — вдруг жестко говорит Андриан, вернувшийся обратно в человеческую ипостась.
— Что?
— Платочек ты мне вышьешь гладью. И только попробуй через неделю не подарить, выпорю.
— Я против абьюза в отношениях, — жалостливо шебуршу.
— Я всё сказал.
С этими словами меня поднимают за шкирку и жестко фиксируют в вертикальном положении. После чего Андриан быстро выдёргивает откуда-то из карманов почтовую бумажку и маленькую магическую ручку, тут же выводя что-то резким, злым почерком.
Надеюсь, не приказ о моей немедленной казни.
А, да, он же платочек ждет.
Почтовая бумажка сворачивается в самолётик и исчезает в портале, а меня вдруг резко, без предупреждения, заключают в до боли крепкие объятия и начинают зло сопеть в макушку.
Стою.
Говорят, чтобы не злить хищника, надо замереть и не двигаться.
Замираю и не двигаюсь.
— Дура хвостатая. Чудовище чешуйчатое. Зараза ползучая! — ворчливо зачитывают мне список моих определений, но главное, чтобы не перед казнью.
Мирюсь и не двигаюсь.
— Как можно было такое простое заклинание пропустить, как? А сколько гонору то было, гонору! Я всё могу! Да я лучше вас разбираюсь! Отпустите, я со всем справлюсь! Отпустил! Поверил! — меня сжимают сильнее, но главное, чтобы не задушить. — Да проще самому прибить, чтобы не мучаться, гадая, не удавили ли её там ещё, не пытают ли.
