Он смотрел на лица всех цветов кожи, глаза всех оттенков, тела всех форм, высокие и низкорослые, коренастые и стройные, с аугметикой и без. Внешность людей могла иметь множество вариантов, хотя человеческая натура всегда была одинакова.
К счастью, наконец представление приглашенных закончилось.
Искандриан произнес речь, с похвалой отозвавшись о последних успехах имперских войск, отбросивших орков, и о закреплении Имперской Гвардии на территориях, еще недавно бывших в глубоком тылу противника.
— Еще три недели, господа, — сказал капитан-генерал, — и улей Мерадон снова будет в наших руках, а там недалеко и до полного изгнания орков с Калидара.
Его слова были встречены громкими аплодисментами.
Кортейн, сидевший за столом недалеко от Банника, не аплодировал. Взглядом человека, привыкшего к придворным интригам, Банник видел, что Кортейн не верит ни единому слову из того, что было сказано. Банник и сам не был настолько наивен, чтобы верить всему сказанному, но и не настолько высокомерен, чтобы думать, что знает о войне достаточно, чтобы составить собственное мнение. Он решил позже спросить мнение Кортейна о ситуации на фронте.
Потом начался банкет. Банник уже два года не видел столько еды. Блюда приносили и уносили, сопровождаемые большим разнообразием вин, ликеров, наливок и других алкогольных напитков, от которых голова шла кругом. Даже в центре Хелуот-сити на Парагоне Банник не видел такого многообразия.
Напитки лились рекой, и так же лилась беседа, и то и другое было восхитительно. Банник решил строго ограничить свою норму алкоголя. Вместо этого он внимательно прислушивался к разговорам других, автоматически вникая в беседы за столом — еще один аспект столь презираемого им привилегированного воспитания. По крайней мере, здесь, в отличие от поля боя, он не чувствовал себя столь наивным.
— Савларцам нужна твердая рука, — говорил один из комиссаров. Как заметил Банник, этот комиссар тоже почти ничего не пил. — Вот почему все их старшие офицеры набраны из Схолы Прогениум.
— Как вы и Дамартес, — кивнул флотский офицер. Судя по медалям и знакам различия на плечах, у него было звание коммандера. Он держался с подчеркнутой беззаботностью, что явно раздражало комиссара.
— Именно так, — сказал комиссар. Он попытался разломить панцирь лежавшего на блюде перед ним песчаного ракообразного, обитавшего на Калидаре, и, не сумев, нетерпеливо отмахнулся от блюда. — О, мы в Комиссариате высоко оцениваем дисциплину на кораблях Флота, коммандер Спадусский, но савларцам требуется нечто более… жесткое, скажем так. Их родная планета — мир грешников, тюремное поселение, охваченное войнами банд и богохульными делами. То немногое количество продукции, что удается с нее получить, производится под угрозой оружия. Изнасилования там столь часты, что, как говорят, лишь один из четырех рожденных на Савларе знает своего отца. Планета постоянно покрыта токсичным смогом, это ядовитый ад. И воистину тамошние обитатели его заслужили! Ибо правосудие Императора повелевает, чтобы преступники были наказаны. Они воры, убийцы, богохульники, еретики, лжецы и просто мразь, худшее из того, что есть в Империуме, и Савлар самое подходящее место для их наказания и покаяния. Но с милостью Императора мы превратим даже этот бесполезный инструмент в сильное оружие.
— Я думаю, — сказал флотский офицер, сделав большой глоток из богато разукрашенного кубка с редким золасианским вином, — сколько поколений должны страдать, чтобы искупить вину предка? Раньше я полагал, что их больше всего мотивирует сражаться угроза возвращения на Савлар. Но я рад слышать, что их вдохновляет и вера в Императора.
— На войне всегда нужны ресурсы, сэр, — ответил комиссар. — Если правильно мотивировать савларцев, они будут сражаться хорошо. Это все, что имеет значение.
— Я считаю такую веру весьма обнадеживающей, — сказал еще один из гостей, широкоплечий гигант. Когда этот человек вошел в зал, Банник сначала решил, что это священник из какого-то нищенствующего ордена, потому что он был одет очень скромно и вел себя как аскет, а что касается его огромного роста, то Банник подумал, что просто еще одна из бесконечного множества разновидностей человека. Так было, пока сержант не представил новоприбывшего как брата Арнегиса, лорда-сенешаля кастеляна Тайема из ордена Черных Храмовников, и Банник понял, что это на самом деле один из генетически усовершенствованных Адептус Астартес, присутствие которых на другой стороне Калидара было источником множества слухов среди гвардейцев. Его щеки были резко очерчены, лицо было удлиненным, суровым и скучающим, но глаза сияли, словно он находил в этом пиру на борту «Левиафана» что-то веселое. А еще эти глаза все время оглядывали зал, словно в поисках угрозы, и время от времени сосредотачивали пронзительный оценивающий взгляд то на одном, то на другом человеке из присутствующих за столом. Все были объектами его оценки, и старшие и младшие офицеры, и никто не мог выдержать его взгляда. Казалось, особенно привлекали его внимание псайкеры.
Банник следил за ним краем глаза, совсем не желая стать объектом его внимания. Арнегис ел очень много, методично поглощая одну за другой четыре порции, но говорил мало. Сейчас он, однако, вмешался в разговор.
— Конечно, вера — самая важная часть нашей жизни в ордене, хвала Императору, но меня преисполняет великая радость, что не только славные Адептус Астартес, но и простые смертные все еще тверды в должном почитании нашего благословенного владыки. Иногда видишь так мало истинной веры, и когда ереси все множатся, чистым духом предстоит много тяжкого труда.
— Слава Императору и за это! — воскликнул экклезиарх, высоко подняв свой кубок. Лорд-сенешаль кивнул головой.
— Это бремя Черные Храмовники несут с радостью.
— А вы, лейтенант? — спросил адъютант, имени которого Банник не знал. — Мне известно, что Парагон — настоящая драгоценность среди миров Императора, и некоторые считают, что тамошние жители довольно изнежены, но ваши люди сражались прекрасно. Похоже, что Калидар отлично закалил вас.
Адъютант рассмеялся, но никто не присоединился к его смеху.
— Здешние условия — не тема для веселья, — проворчал мрачный капитан, сидевший на три места выше, и адъютант покраснел. — Я потерял два десятка человек в один день от одного только пневмокониоза.
— Да, мы сражались хорошо, — сказал Банник. — Но особенно я уважаю савларцев. Один Император знает, через что им пришлось пройти в туннелях, чтобы заложить ту бомбу, но они это сделали и взорвали ее минута в минуту.
Коммандер Спадусский кивнул, разламывая панцирь песчаного клеща. Отведав мяса членистоногого, флотский офицер скривился. Банник доедал свою порцию с равнодушным лицом — вкус у клеща был просто мерзкий, но у Банника были лучшие манеры, или, возможно, просто больше здравого смысла, чем у флотского.
— Справедливое замечание. И наш коллега комиссар сказал абсолютно верно, тут я согласен. Нам здесь не хватает ресурсов. Завоевательные походы отвлекают ресурсы со всех конфликтов в этом сегментуме и в половине сегментума Пацификус. Огромная армия на западных границах, — говорил Спадусский, — сейчас ведет войну в мирах, никогда прежде не видевших света Императора. Они завоевали уже сотню миров — но какой ценой? С ними две трети флота сегментума Пацификус, сотни полков Гвардии, пять орденов Адептус Астартес, и даже все эти хапуги — вольные торговцы — устремились за ними.
— Могучая армия, — сказал комиссар, — несущая свет во тьму!
— Да, — кивнул Спадусский. — Но сколько миров, подобных Калидару, мы можем потерять ради этого… освещения тьмы? Посмотрите на Искандриана, у него уже глаза ввалились от усталости за всей этой работой. Он хороший командующий, насколько я слышал, но эта война слишком трудна, а он ведет ее излишне догматично. Эти Кровавые Топоры — не обычные орки, они умеют отступать и способны на хитрости не хуже любого человеческого противника.
— Сэр! Командующий следует священным текстам Тактики Империалис!
— Со всем уважением, комиссар Ван Баст, Тактика Империалис — гигантский труд, ни один человек не может изучить ее всю, а мы, воины Императора, изучаем лишь самые ее начала. И основные уроки Тактики, касающиеся зеленокожих, очень… просты. Тактика не проясняет нам всю сложность поведения орков и их разделения на кланы, — сказал Спадусский. — И недостаточное знание наших благословенных текстов — ошибка, которую, увы, я слишком часто замечаю у моих коллег офицеров.
Смущенный адъютант с энтузиазмом закивал и попытался вмешаться в разговор. Спадусский отвернулся, подчеркнуто игнорируя его.
Банник внимательно слушал, но не вмешивался. Критика Спадусским капитан-генерала была уже достаточно опасной, но это почти еретическое утверждение насчет священной Тактики Империалис, главного источника знаний имперских воинов — это уже слишком. Лицо комиссара помрачнело. Банник не знал, как работает Комиссариат во Флоте, но он точно никогда не посмел бы говорить нечто подобное в присутствии политического офицера. Спадусский, однако, был или слишком смелым, или слишком пьяным, или слишком глупым. Последнее, впрочем, вряд ли.
