сексуальные контакты с женщинами более низкого общественного положения. Эта договоренность, по-видимому, удовлетворяла обоих супругов. Марфа Петровна давала выход эмоциям, сплетничая об изменах мужа, а Свидригайлов – с заводя интрижки с сенными девушками. Марфа Петровна сохраняла при себе мужа, а Свидригайлов сохранял свой дом и значительное финансовое состояние. С точки зрения Свидригайлова, его жене даже доставляло извращенное, вуайеристское удовольствие узнавать о его похождениях. Возможно, они возбуждали в ней похоть? Если бы верность мужа действительно имела для нее значение, спрашивает Свидригайлов, зачем ей брать такую красавицу, как Дуня, к себе в дом, где они имели возможность постоянно близко общаться [Достоевский 19726: 364]? Возможно, эта напряженность в отношениях, ревность и конфликты были необходимой частью их брака? Этот ряд предположений, пусть и голословных, вполне соответствует характерной как для Марфы Петровны, так и для Лужина (недаром они родственники) расчетливости. Можно также добавить, что некоторые типы сексуальности подпитываются конфликтами или, иначе говоря, взаимным раздражением. Что касается других обвинений, у Свидригайлова также есть свой вариант правды.
Таким образом, в истории Свидригайлова присутствуют две стороны, а то и много больше. Детали этой истории являются отзвуками истории Раскольникова и подкрепляют их двойничество. В обоих случаях главным поступком персонажа становится нанесенный женщине старшего возраста физический удар, который приводит к ее смерти. Вопрос маленького Раскольникова: «За что он так ее избил?» [Достоевский 19726: 91], заданный при виде жестокого избиения лошади во сне, можно отнести не только к взрослому убийце; его могли задать и относительно Свидригайлова те, до кого дошли слухи о его грубом обращении с женой. Разумеется, в обоих случаях ключевым моментом является само жестокое убийство. Согласно данным медицинской экспертизы, Марфа Петровна умерла от геморрагического инсульта, но по-русски это также называется словом «удар» [Достоевский 19726:175]. А было ли избиение? Свидригайлов сам признает, что дважды бил жену хлыстом – но почему? В первый раз это случилось вскоре после их вступления в брак при обстоятельствах, которые остаются невыясненными; во второй раз удар хлыстом якобы явился причиной ее смерти. Свидригайлов говорит Раскольникову, что поводом для их ссоры послужили попытки Марфы Петровны сосватать Дуню за Лужина: «Через него [Лужина], однако, и вышла эта ссора моя с Марфой Петровной, когда я узнал, что она эту свадьбу состряпала» [Достоевский 19726: 222–223]. Независимо от нашего отношения к битью жен и от фактических обстоятельств дела, поступки Свидригайлова, при всей их двусмысленности, несомненно имеют в своей основе моральное возмущение. Если вспомнить, что Лужин является одним из наиболее недвусмысленных злодеев во всем творческом наследии Достоевского, трудно дать несогласию с его действиями однозначно отрицательную оценку. Брак Дуни с Лужиным стал бы аналогом лишенного любви брака самого Свидригайлова и превратил бы ее в сексуальный объект, находящийся на содержании богатого, влиятельного и, вероятно, порочного супруга старшего возраста. Раскольников с сестрой разделяют это мнение Свидригайлова, хотя поначалу в скрытой форме, а Лужин со временем проявит свою истинную натуру. Разумеется, Свидригайлов не мог не ревновать Дуню к Лужину. С обеих сторон, безусловно, должен был присутствовать эротический элемент, а внимательный читатель может вспомнить знаменитый эпизод с хлыстом, удар которого послужил сигналом сексуального желания, в «Первой любви» Тургенева (1860 год) [Тургенев 1965: 70]. Свидригайлов предполагает, что его удар хлыстом был довольно приятным стимулятором для его жены, которая заскучала после того, как скандал с Дуней разрешился: «И вдруг эти два хлыста как с неба падают! <…> человек вообще очень и очень даже любит быть оскорбленным, замечали вы это? Но у женщин это в особенности. Даже можно сказать, что тем только и пробавляются» [Достоевский 19726: 216]. Если вспомнить неизменный интерес Достоевского к религиозным сектам, вероятно, будет уместно добавить к этим сложным и вызывающим сексуальные ассоциации факторам возможную отсылку к русской секте хлыстов, для которых взаимное бичевание служило путем к религиозному экстазу[69]. В этом случае мы обнаруживаем здесь сразу три известных нам элемента: тайну, святыню и сексуальность. Но что бы там ни случилось в реальности, вскрытие подтвердило, что причиной смерти Марфы Петровны стал апоплексический удар, вызванный злоупотреблением физическими удовольствиями: слишком обильный обед, сразу же после которого покойная приняла холодную ванну. Какова в этом роль Свидригайлова? Никто не знает, поскольку это тайна. Как говорит Раскольникову Свидригайлов, «никогда не ручайтесь в делах, бывших между мужем и женой или любовником и любовницей. Тут есть всегда один уголок, который всегда всему свету остается неизвестен и который известен только им двум» [Достоевский 19726: 368].
Достоевский противопоставляет тайну сексуальности Свидригайлова тайне аскетизма Раскольникова. Факты вынуждают признать, что как минимум одной из причин проблем Раскольникова является сексуальное воздержание. Его преступление – следствие его изоляции от других людей и ухода в мир собственных фантазий и мечтаний. Как мы видели, в произведениях Достоевского фантазия заменяет физический контакт. Макар Девушкин, мечтатель из «Белых ночей», Ордынов в «Хозяйке», Человек из подполья и другие персонажи подобных произведений больше всего страдают от одиночества, в частности от отсутствия подходящей пары. В этих произведениях Достоевский связывает злоупотребление чтением книг с уходом от осмысленного взаимодействия с другими людьми. Жизнь в мире фантазий сублимирует сексуальное желание и поддерживает изоляцию человека. Обратившись внутрь себя, отвернувшись от других, он становится уязвим для сил зла. В «Преступлении и наказании» Достоевский рассматривает последствия этой изоляции и фрустрации, находящей выход в насилии. Мартин Бубер пишет:
Но в нездоровые времена случается так, что мир Оно, более не пронизанный и не оплодотворенный как живыми потоками приливами мира Ты, – изолированный и застаивающийся, словно гигантский болотный призрак, – подавляет человека. Довольствуясь миром объектов, которые более не превращаются для него в Настоящее, человек перестает сопротивляться этому миру. И тогда обычная причинность вырастает в гнетущий. подавляющий рок [Бубер 1995: 46] (курсив мой. – К. А.).
В истории Раскольникова Достоевский доводит одиночество Человека из подполья до логического и неизбежного конца. Свидригайлов, чье желание направлено вовне, представляет альтернативу – ориентацию на физический контакт, осязаемую связь с другим человеческим существом. Сексуальность – самая близкая и самая таинственная форма связи.
Повторюсь: моя задача не состоит в том, чтобы читать с позиции программиста и использовать литературу как источник алгоритмов поведения или легких путей исцеления страданий и фрустраций, связанных с существованием в человеческом теле. Раскольников и Свидригайлов – не наши знакомые, не люди. Они даже не отдельные сущности в мире романа: для этого они знают слишком много тайн друг друга. Они – парные произведения творческого гения Достоевского, творения слова, получившие человеческую форму
