Это не та Виктория, которую я знаю. С недоверчивым взглядом я попятился назад.
— Мы играем в эту игру в кошки-мышки, но реальность такова, что ты любишь Шарлотту. Лекс Эдвардс действительно любит другого человека, — она смеется, прижимаясь к моей груди, — Лекс, иди и исправь это. Это не ты. Это не тот сильный, уверенный в себе Лекс, который доводит меня до неузнаваемости, который также является гением в мире бизнеса.
— Она не хочет меня, — бормочу я, склонив голову, моя уверенность растворяется в мгновение ока.
— Это невозможно. Никто не может устоять перед Лексом Эдвардсом. Посмотри на меня, — я смотрю в ее глаза, не понимая, что я должен искать, — Ты построил эту империю из ничего. Ты сражался в залах заседаний с самыми влиятельными людьми в мире бизнеса. Моему отцу угрожает твоя власть, и никто, я имею в виду никто, никогда не бросал ему такой вызов, как ты. Ты не можешь проиграть эту битву, потому что эта битва будет самой трудной, но в конце она принесет величайшую награду. Ты понял меня?
Я киваю, наполовину слушая ее, потому что реальность кажется совершенно другой.
— Теперь давайте вернемся туда и попытаемся убедить Hanson Group продать нам свои акции в Wilson Division, — уверенно заявляет она, — Говорят, что Джон Хэнсон отчаянно хочет избавиться от акций, потому что у него неудачное слияние в Гонконге, и это стоило группе больших денег.
— Виктория… Я сожалею о том, что произошло в Нью-Йорке.
Она пожимает плечами: — Считайте, что это забыто. Кроме того, я положила глаз на другого, если смогу заставить его жену-золотоискательницу на пару секунд оторваться от его руки.
Виктория, стерва, найдет способ.
— Вы настойчивы, надо отдать вам должное.
— Да, и представьте меня с принцем Люксембурга. Какая могущественная пара получилась бы из нас.
— Теперь ты претендуешь на королевскую власть? — я качаю головой со знающей ухмылкой, — Ты не перестаешь меня удивлять.
Мы возвращаемся в комнату, не обращая внимания на любопытные взгляды помощников, которым больше нечем заняться, кроме как строить догадки. Мне все равно, что они думают, и даже ложные новости, которые будут распространяться, мне больше нечего терять, и с учетом этого я делаю все, что, черт возьми, хочу.
Париж на самом деле оказался большим достижением. Нам удалось подписать новый бизнес, и я нахожусь в своей стихии в течение недели, проведенной там. Оказалось, что встречи с новыми инвесторами и деловые выставки, проводимые один за другим, обеспечили мне уединение, которого я так отчаянно жаждал.
Но всему хорошему приходит конец, и я снова оказываюсь в одиночестве, не зная, что делать.
Я все еще не готово вернуться домой, поэтому я листаю свой телефон и ищу места, которые хотел бы посетить. По какой-то причине мне приглянулась Бразилия. Я был там много лет назад в командировке, но что-то тянет меня туда вернуться. Я не знаю, что это, но это похоже на тягу.
Я бронирую билеты и на следующий день приземляюсь в Рио-де-Жанейро, все еще задаваясь вопросом, почему я решил приехать сюда.
Бродя по улицам Бразилии, я чувствую себя кочевником, одиноким и без цели. Бутылка текилы становится постоянным атрибутом моей руки. Этот город оживает ночью, толпы людей свободно танцуют на улицах, ритмы самбы эхом разносятся по ночам. Легко потеряться в этом многообразии, когда я пробираюсь по улицам, не зная, куда идти.
Женщины тянутся ко мне, красивые женщины, предлагая мне свое тело на ночь, как будто это то, что мне нужно. Трудно сопротивляться, но когда я смотрю в их пустые лица, мне кажется, что это неправильно. Я хочу видеть только ее лицо, поэтому я ухожу, пока шум не стихает, оказываясь в более тихой части города.
Здания выглядят более изношенными, даже обветшалыми. Толпа выглядит по-другому — более грубой. Они больше не дружелюбны и смотрят на меня с опаской, почти настороженно, как будто я представляю какую-то угрозу.
Я вижу мигающий неоновый свет и захожу в бар — текила в моей бутылке на исходе.
Внутри музыка более мрачная, бар не слишком заполнен, просто кучка пьяниц, которые пьют, отгоняя свои заботы. Я присаживаюсь и прошу рюмку. Мужчина рядом со мной похлопывает меня по спине, как будто он мой давно потерянный друг. Я говорю бармену, что все напитки за мой счет, и бросаю пачку денег на барную стойку. Страх больше не проявляется, толпа приветствует меня, салютуя, а затем идет по своим делам. Напитки продолжают прибывать, и мое зрение становится все более размытым. Мужчина, мой новый лучший друг, говорит со мной по-португальски, рассказывая о всех кисках, которых он трахнул на этой неделе. Его рассказ немного развлекает меня и дает мне возможность отвлечься, в чем я отчаянно нуждаюсь.
Но потом он замолкает.
И мой разум позволяет себе думать.
Я хочу выбить из него все дерьмо за то, что он прикасался к ней, за то, что вживил в нее своего ребенка.
Я не хочу, чтобы он был рядом с ней.
Я хочу, чтобы он умер.
Я нащупываю свой телефон, экран перекошен. Кажется, пришло сообщение, но я не уверена. Где номер Брайса? Мне нужно, чтобы он прикончил Джулиана. Избавиться от него раз и навсегда.
Мой друг подносит еще одну бутылку текилы. Этот червяк, черт, я никогда не думал, что смогу выпить червяка, но, черт возьми, смог.
Что я опять делаю?
Бутылка пуста.
Я понимаю, что у меня закончились деньги, или наличные больше не лежат в кармане. Я нащупываю еще, но замечаю, что все пропало. Меня ограбили. В панике я кладу руку на потайной карман в пиджаке, и меня охватывает облегчение: пластиковая карта все еще на месте. Слава Богу, что у меня есть Amex.
Пора уходить, и я, спотыкаясь, выхожу из бара со своим другом на буксире. Когда дверь открывается, я щурюсь от яркого света. Я проверяю свои часы, но они пропали с моего запястья. Черт!
Должно быть, сейчас раннее утро или уже за полночь, я не знаю. Когда мои глаза привыкают к свету, я сразу узнаю статую Христа-Искупителя, возвышающуюся над Рио-де-Жанейро, но свет, исходящий от нее, такой яркий, что мне становится больно, почти жжет глаза. Я спрашиваю своего друга, почему он такой яркий, но он смеется и говорит, что он всегда горит ночью, и рассказывает о том, что Иисус — его спаситель, но это не маленький огонек — он светит прямо на меня. Я спрашиваю его снова, он снова смеется и говорит, что
