class="p1">– Нишкни, – приказала ему бабка.
Прохожий подошел и остановился.
– Здравствуй, мамаша, – сказал он. – А можно ли тут на постой встать?
– Зачем? – спросила Марфа Ипполитовна.
– Места тут у вас красивые. Хочу пожить немного. Не за просто так, ты не думай, я заплачу.
– Места как места, – равнодушно ответила бабка. – А тебе зачем?
– Рисовать буду, – ответил Федя. – Я, мамаша, обучаюсь рисованию. Вот, решил выбраться на… – он вспомнил слово, которому его учил отец, – на пленэр.
– На что?
– На природу.
Полкан утратил интерес к пришельцу и ушел на двор. В свинарнике недовольно захрюкали ожидавшие корма чушки.
– Природы тут полно, – кивнула Марфа Ипполитовна. – А уж что ты с ней делать будешь, это твое, милок, дело.
– Так возьмешь на постой?
– А чего и не взять? Живу одна, как мужик мой помер.
Федя снял с плеча мольберт.
– Я тут по дороге дом видел, – сказал он как можно спокойней. – Старый такой. Красивый. Чей он?
– Какой? Красивый? – усмехнулась бабка. – Развалюха эта? Это Агаты Карловны-то дом? Только она тебя к себе не пустит. Строгая. Наша деревня-то к ее усадьбе отписана, да только сын ейный, покойник, нам вольную дал, прежде чем на флот податься. Волю дал, а сам утонул. Ну, пойдем, что ли, покажу тебе сени. Ты не бойся, они у меня теплые.
Федя пошел вслед за бабой. Старушка явно не обратила внимания, что и одежда, и все снаряжение было у юноши новое – только из лавки. Еще в доме у Прохора Федор подумал, что проще всего прикинуться молодым художником – занятие, которое не должно показаться молодой барышне неприличным или недостойным. А там как пойдет. В любом случае как художник он мог выбирать любые ракурсы для наблюдения за домом и его обитателями. А дальше… Федя надеялся, что придумает, как поступить.
Обитель
Вероятно, поворот круга открыл в подземелье клапан, который позволил колодцу наполниться холодной и чистой водой подземной реки. Галер быстро вылил прямо в пыль остатки из фляги и наполнил ее из колодца. А потом без всякого стеснения наклонился и стал пить сам.
– Пейте, – сказал он, выпрямляясь, – свежая!
Вода стекала по его подбородку, капала на грудь. Луиза зачерпнула воду ладонями и быстро выпила, но глаза ее не отрывались от стены за статуей Деметры.
– Дверь не открылась, – заметила она, напившись. – Мы где-то ошиблись?
Доктор пожал плечами.
– Значит, придется ждать тех, кто ломает стены. Конечно, это провал предприятия, но мы хотя бы останемся живы.
– Не думаю, – мрачно ответила девушка, – посмотрите на воду.
Галер взглянул на колодец – вода начала постепенно уходить вниз – мокрый след в колодце сначала был тонким обручем, но заметно расширялся.
– Черт! – сказал он. – Надо срочно набрать ее во что-нибудь!
Он принялся лихорадочно рыться в своем мешке, стараясь отыскать способ запастись водой.
– Вы тоже ищите, быстрее! – бросил он Луизе. – Надо намочить одежду…
– Нет, – сказала девушка, не двигаясь. – Ничего не надо. Смотрите!
Вода уходила все быстрее, но за ее шумом можно было уловить рокот механизма, открывавшего дверь в стене.
– Ага! – воскликнул радостно Галер. – Все-таки сработало!
– Деметра напоила нас и открыла дверь, – тихо произнесла Луиза. Она подошла к статуе, погладила мраморное бедро и, прислонившись, прошептала так, чтобы доктор не услышал: – Спасибо, мама!
И, подхватив сумку, побежала за Галером в новый коридор.
Квартира Крылова
Крылов лежал на кровати. Толстое ватное одеяло едва прикрывало объемный живот. Ночной колпак сбился, из-под него торчали лохмы седых волос. Желтые бакенбарды висели по обвислым щекам как старые щетки. Несмотря на распахнутое окно, в воздухе явственно ощущалась вонь сигар. Дубельт сидел на стуле у стола и проглядывал бумаги. Доверенные жандармы методично обыскивали комнату, перелистывая книги в шкафу, переворачивая белье и простукивая стены.
– Ваше благородие! – В комнату заглянул один из людей Дубельта. – Прислуга тут, как приказали. И дворник.
Тот кивнул и взял новый лист с мелким неразборчивым почерком баснописца. Целые строфы были зачеркнуты и переписаны заново.
– Надо же, – пробормотал Леонтий Васильевич, – а ведь кажется, что он писал так легко, сразу! Ан нет, кропотливая работенка! Что это? «Рыбья пляска»?
– Прислугу сюда звать? – спросил жандарм от двери.
– С ума сошел? – раздраженно откликнулся Дубельт. – Неужели я буду при покойнике ее опрашивать? Сам сейчас приду.
Он поднялся и снова кинул взгляд на мертвеца. Тот и при жизни не был красавцем, но смерть сделала его настоящим страшилищем.
– В какие игры ты играл, Иван Андреевич? – спросил Дубельт.
Это действительно беспокоило Леонтия Васильевича. Крылов казался всем неопрятным, но забавным поэтом, своеобычным, с редким, ныне забытым искусством настоящего французского острословия, родившимся еще при дворе Людовика Четырнадцатого и дошедшим до России только к середине царствования Екатерины. Но Дубельт знал и о другой стороне Крылова – ловкий агент с математическим складом ума. До смерти Архарова он не раз участвовал в самых головокружительных интригах. И если под конец жизни Крылов решил затеять очередную… да еще с его, Дубельта, участием… Это страшно нервировало.
Он встал и прошел на кухню – просторную, с большой плитой и разделочным столом, выскобленным и вымытым. По стенам на крюках висела кухонная утварь, на подоконнике громоздились горшки. Посуда была аккуратно расставлена в горке. На табуретке сидела с заплаканным лицом полнощекая девушка Саша, удивительно похожая на покойника. Дубельт из рапортов знал, что Саша – дочь кухарки Крылова, которая умерла пять лет тому назад, – Иван Андреевич оставил девушку при себе, заботился как родной отец, кем, вероятно, и являлся. Леонтий Васильевич долго рассматривал девушку, отметил и белую кожу, и крупную грудь под платьем. Он прищурился и огладил усы… Может, стоит отвезти ее в особую квартиру на Васильевском и допросить тет-а-тет? Не в таком она положении сейчас, чтобы привередничать…
– Итак, Александра…
– Петрова, – подсказала девушка.
– Ну да, ну да, – кивнул Дубельт, усаживаясь на стул напротив нее. – Ты ничего не бойся. Сейчас мои молодцы кое-что поищут, да только тебя это не касается, поняла?
Девушка всхлипнула и кивнула. Большие слезы покатились по ее полным щекам. Дубельт поморщился. Нет, пожалуй, не стоит тет-а-тет. Простушка – будет реветь…
– И никому ничего потом не рассказывай, – продолжил Дубельт. – Ни про мой визит, ни про наш разговор. Хорошо?
Саша снова кивнула.
– Скажи, милая, давно ли хворал Иван Андреевич?
– С месяц, – робко ответила девушка.
– Кто его посещал все это время?
– Никто.
– Вот как? – удивился Дубельт.
– Иван Андреевич запретили. – Саша, не зная куда деть руки, взяла кончик фартука и начала мять его в пальцах. Пальцы у нее были короткие, некрасивые. – Только доктор приходил.
