— Пройдемте ко мне или к вам? — ответила Крапилина, старавшаяся изо всех сил сдержать волнение.
— Собственно, можно никуда и не ходить, — решился Николай. — Я хотел пригласить вас, Танечка, в ресторан.
Голова закружилась, и она на мгновение прикрыла глаза: «Неужели я не ослышалась и он пригласил меня»? Четыре года она ждала подобных слов и не собиралась отказываться или кокетничать. Ей хотелось сказать, крикнуть: «Да, Коленька, да, милый мой, наконец-то ты решился, и ответ для тебя всегда — да, да, да»! Мысли вихрем пронеслись в голове. Когда нашли Корнея с головами трех заказчиков, она поняла, что Николай стал свободен только теперь, Лена отомщена и он может вздохнуть свободно. Настало ее время, так распорядилась судьба.
— Когда? — переспросила Таня.
— Сейчас, — ответил волнующийся Николай.
— Хорошо, я только возьму сумочку в кабинете.
Она упорхнула, стуча каблучками по мраморной плитке, Михась дождался ее и протянул руку, Таня взяла ее и они удалились…
Цех заработал снова…
Михась позвонил из машины Александру Аркадьевичу, чтобы накрыли для него столик — ресторан открывался еще через два часа — и они с Татьяной были одни в большом зале. Минут через десять подъехали музыканты, их «по тревоге» поднял директор, и начали тихо играть плавные мелодии. «Хорошо все-таки быть богатым, — подумал Михась. — Можно заказывать музыку в любое время».
Николай не хотел откладывать разговор на конец встречи, лучше все сделать сразу, и потом или радоваться, или огорчаться.
— Таня, — начал он, — я думаю, что ты понимаешь, мне нелегко говорить с тобой на эту тему, тем более, что я не ухаживал за тобой, мы никогда не бывали вместе нигде, кроме работы. Я никогда не говорил тебе теплых и ласковых слов, я старше тебя намного и по возрасту гожусь в отцы, но последнее время что-то перевернулось во мне, словно кто-то сдернул пелену с моих глаз.
Крапилиной очень захотелось остановить его, сказать, что не нужно слов, броситься на шею и не отпускать долго-долго. За четыре года она изучила его и знала, что Николай не может соврать ей, скажет то, что чувствует. Но она молчала, — неприлично перебивать и договаривать за человека, — хотя и знала наперед все его слова.
— Я постоянно думаю о тебе, Танечка, — продолжал он. — Чувства мои равны любви, я говорю равны потому, что слишком маленький срок они теплятся во мне. А может быть, я не прав, именно так и возникает любовь, не знаю. Но я хочу быть всегда с тобой и не отпускать тебя никуда. Могу ли я рассчитывать, Танечка, что ты полюбишь и согласишься стать моей женой?
Его умные карие глаза говорили не хуже голоса, светясь любовью, они ждали ответа.
Татьяна встала из-за столика, подошла к поднявшемуся Михасю и обняла его.
— Я очень давно люблю тебя, Коленька, полюбила сразу, как только увидела четыре года назад, нет, наверное, раньше, когда ты несколько раз читал лекции в университете. Поэтому я и стремилась попасть к тебе на работу. Нет, тогда, скорее всего, ты мне просто нравился, а влюбилась я позже, когда стала работать у тебя. Я очень и очень люблю тебя, милый мой, и не надо говорить о возрасте. Если ты не против, я выйду за тебя замуж, разве ты не сможешь поухаживать за женой?
Она еще крепче прижалась к нему и заплакала беззвучно, слезы сами капали из ее глаз на плечо любимого. Разве тогда, три года назад, в этом же ресторане, когда отмечали первые успехи фирмы, она могла мечтать, что Николай сделает ей предложение именно здесь? Что она дождется и получит его всего?
Михась вытер платком ее глаза, крепко поцеловал в губы.
— Танечка, ты сегодня же переедешь жить ко мне, но сначала мы зарегистрируемся в ЗАГСе и обвенчаемся в церкви, мои люди все устроят. Твои родители живы?
— Да, — не поняла его вначале Таня.
— Едем сейчас к ним, я прошу твоей руки, потом в ЗАГС и церковь, или наоборот, как уж получится. Заедем еще в магазин, купим подвенечное платье. Ты согласна, милая?
— Конечно согласна, я столько времени об этом мечтала, — она опустила глаза и покраснела.
— Едем.
Михась взял ее на руки и словно пушинку понес по залу и вниз по лестнице. Татьяна, обнимая его за шею, все еще, наверное, не верила в свое счастье.
Крапилины жили в однокомнатной квартире, стояли на очереди на расширение, но перестройка перепутала все планы и квартиру получить не удалось, купить — не хватало денег. Так и жили втроем в одной комнате. Татьяна зарабатывала неплохо и почти уже накопила денег, оставалась малая толика.
Она провела Николая в комнату и стала знакомить с родителями.
— Мама, папа, это Николай Владимирович Михась. Наталья Петровна, — представила она маму. — Иван Сергеевич, мой папа.
— Очень приятно познакомиться, — начал Михась. — Вы уж извините, Наталья Петровна и Иван Сергеевич, что говорю без предисловий и пришел не только ради знакомства. Я полюбил Татьяну и пришел просить руки вашей дочери.
— Как же так, Танечка, — всплеснула руками мать. — Так сразу… Вы простите, Николай Владимирович, но Танечка взрослая, пусть решает сама. Если любит…
— Любит, не любит, — перебил ее отец. — Ты мне одно скажи, — обратился он к дочери. — Только не ври — по нему ты сохла все эти годы? Если так — мы с матерью будем рады, если нет, то и разговора нет, — отрубил он.
Татьяна подошла к Николаю, обняла его за плечо и, покрасневши, ответила:
— По нему, папочка, нет для меня лучше него на свете и не будет никогда. Его любила все эти годы, сказать боялась и не надеялась на свое счастье. А сегодня вот Коленька сделал мне предложение, и я согласилась, но он решил попросить вашего благославления.
— Ну, что мать, — закряхтел Иван Сергеевич. — Вот и мы дожили до свадьбы дочери. Собирай на стол, праздновать будем, не каждый день дочь в дом будущего зятя приводит. Ты извини нас, Николай Владимирович, если что не так, мы люди простые, не обучены по-ученому.
Михась засмеялся.
— А я тоже, Иван Сергеевич, по-ученому не умею, по-ученому я только физикой занимаюсь. Выходит, что и я простой человек.
— Вот ты едрёна корень, смотри куда вывел, — заулыбался Иван Сергеевич. — Варит, значит, башка. Моя Татьяна тоже в науку лезет, пишет чего-то там, глянул один раз — буквы русские, а слова иностранные, не наши слова.
Татьяна не выдержала и рассмеялась. Наталья Петровна тем временем накрывала на стол, и Татьяна решила сообщить еще одну новость:
— Мама, ты что-нибудь на скорую руку сделай — отметить знакомство. Чуть позже отметим по-настоящему. Мы с Колей решили сегодня зарегистрироваться, и венчание в церкви сегодня же. А еще платье нужно купить, Коленька хочет, чтобы я в подвенечном платье была в церкви. Вы лучше сами оденьтесь, выпьем по бокалу шампанского и поедем.
Мать так и присела на табурет от неожиданности, соскочила вскоре и засуетилась еще больше. Татьяна отвела Николая на кухню — матери нужно было одеться — и стала сама готовить нехитрую снедь.
Через полчаса Наталья Петровна и Иван Сергеевич приоделись, выпили вчетвером шампанское и укатили.
К полднику завершили все дела и с приподнятым настроением, уставшие, но радостные, поехали домой. Наталья Петровна и Иван Сергеевич с интересом разглядывали коттедж Михася, где теперь станет жить их дочка. Они никогда не бывали в таких больших домах, все казалось роскошным, крупным и великолепным — залы, комнаты, ванна… Из окна хорошо просматривалась сосновая роща, по которой «прогуливались» вооруженные охранники. «Неужели доченька станет жить в этом шикарном доме, где даже прислуга имеется, и зачем столько комнат?» — рассуждала про себя Наталья Петровна.
Ноги ее гудели от усталости, но она боялась присесть — вдруг что-нибудь не так сделает, высматривала по сторонам какую-нибудь табуреточку, но так и не нашла ничего подходящего. Вся жизнь ее прошла в общежитиях, коммуналках, и под старость лет заслужила она однокомнатную благоустроенную квартиру, которой нарадоваться не могла. Конечно, тесновато втроем, но зато тепло, горячая и холодная вода, своя кухня. Таня родилась поздним и единственным ребенком, в ней была вся жизнь и счастье родителей, перебивавшихся с горем пополам, пока Таня училась. Отец и мать так и не смогли понять, почему ее потянуло на физико-математический факультет, правда, в школе она училась очень хорошо, особенно по точным наукам.
Когда подошел пенсионный возраст, Наталью Петровну и Ивана Сергеевича торжественно проводили, — не хотели держать пенсионеров, молодых брали на работу. Но Танины родители подрабатывали вахтерами, не хотели сидеть на шее дочери, хотя денег хватало, она неплохо зарабатывала у Михася. И сейчас, находясь у него дома, они не знали, что он и есть тот профессор, доктор наук, о котором часто и всегда уважительно рассказывала дочь, она никогда не называла его по имени, отчеству или фамилии. Профессор — и все. Родители представляли себе пожилого доброго старичка с седой бородкой, который благоволит дочери, ценит ее ум и отношение к работе. Мать всегда говорила, что не перевелись еще на свете добрые люди, пусть Бог отблагодарит его сторицей за все благие дела. Татьяна улыбалась загадочно при этих словах и чаще всего старалась отвернуться по какой-нибудь надобности.
