— Что ж вы так и будете ходить по одному? Организовались бы как-то…
И подтвердил: да, меня оставляют в институте, а повестку я должен сдать в такой-то кабинет.
— Ну уж нет! — взбеленился я осипшим надолго голосом. — Вы уж выдайте мне взамен другую бумажку!
— Какую? — удивился дежурный.
— Что вы меня в армию не берете!
Не поверите, но я такую бумажку получил. И с этим мандатом свободы вывалился на свободу. На волю. На улицу.
Ей-богу, в тот момент я ощутил кровное родство с зэком, выходящим из ворот тюрьмы после многолетней отсидки.
Хотя, по рассказам, некоторые призывники-маевцы в подобном случае реагировали совершенно по-иному: да че там! — ногами и руками упирались:
— Заберите меня в армию! Не хочу обратно в институт!
— Да почему? — нервно спрашивали военкоматские офицеры.
— Да потому что мне жить не на что! Я все пропил! Все деньги на проводы истратил, понимаете?!
И, как ни странно, аргумент этот действовал. Правда, потом, забрившись и переодевшись, незадачливый гуляка прозревал — но было поздно. Бери зубную щетку — и иди чисти гальюн.
Мама, неуверенно покачиваясь на московском ветру, обреченно маячила у ближайшего столба, не замечая, что на нее медленно, но неуклонно надвигается жизнерадостно активная поливальная машина.
Увидев меня, она тяжелой походкой неспешно пошла мне навстречу, вместе с сумкой неся свои мрачные заботы.
— Мама! — заорал я на все свежевымытое утро. — Мамочка, армия отменяется!!!
Мамуля остолбенело остановилась — и так и стояла, не замечая, как ее радостно обливает проходящая мимо поливальная машина.
Сделав свое гнусное дело, машина остановилась. Из нее выскочил смущенный водитель.
— Извините, — буркнул он, уныло оглядев мокрую с ног до головы женщину.
— Ничего, — каменным эхом отозвалась мамуля, слизывая теплые капли, текущие по губам. — Оно того стоило.
Единственным минусом во всей это ситуации оказалось то, что из-за пропущенных трех недель я упустил основы обеих ипостасей математики — и алгебры линейной и анализа математического. Так что получил в первую сессию по ним унылые тройки…
Но оно того стоило.
Ясная Поляна Димы Подобедова
Жил-был Дима Иванов. Который хотел стать писателем.
Но поскольку Ивановых пруд пруди, даже среди писателей, решил Дима выпендриться и взял фамилию мамину — Подобедов.
Фамилия, конечно, смешная, зато редкая.
И вот же насмешка судьбы: в первый же день, когда он шел из ЗАГСа с новеньким паспортом, любуясь своим обновленным отражением в витринах магазинов и киосков, он застоялся у газетного ларька и в глубине его, в самом темном углу увидел свое проклятие — пятитомник никому не известного писателя с известной Диме (я бы сказал печально известной) фамилией — Подобедов.
Что творилось в его голове? — не знаю, не лазил.
«Двух Подобедовых быть не может!» — возможно, кричало оскорбленное самолюбие.
«А как же два — и даже три Толстых? А то и четыре… А если еще и Татьяну посчитать?»
В общем, Дмитрий немного поуспокоился, хотя и попенял слегка себе, что по известной логике можно было остаться и Ивановым, ну да ладно уж, чего уж. И потом — что ни говори, Ивановых все-таки было на два порядка больше.
С Димой я поначалу познакомился заочно, в качестве «бригантинской» легенды о том, что заплывал (точнее, залетал) сюда еще один товарищ из МАИ, и когда прилетел, был, мол, сущим фашистом. А потом слегка приобмяк и понежнел в младоженском окружении нью-ахматовых и пост-цветаевых.
Не помню, как я столкнулся с Димкой живьем, помню только, что он привел меня в редакцию Маевской многотиражки, где тамошняя редакторша лихо разбомбила мою робкую статейку.
Димка курил в углу и мрачно кивал. А когда мы возвращались вместе из мест моей экзекуции, хрипло посоветовал мне выбросить из башки весь детский бред, больше читать настоящей литературы — ну и так далее. Нормальный сеанс культпросвета.
Потом, настигнув меня на очередном собрании «Бригантины», Димыч быстро просек всю глубину моего падения. Я тогда находился под сильным влиянием нашей беспрекословнейшей лидерши Маринки Рыжей.
Подобедов вытащил меня чуть не за шиворот из дамьей компании, вывел на лестничную площадку и, затянувшись, забубнил:
— Старик, неужели ты не понимаешь, что это малинник, в смысле Марин-ник, это полностью феминизированная кучка отщепенок, что ты здесь делаешь? Ты прокиснешь тут и как юноша и как поэт! Беги, на фиг, отсюда!
Я нахохлился: бежать было, в сущности, некуда. Позади была только Дубосековская общага с ее хамоватым населением и фатально, на всю жизнь грязными сортирами. Поэтому я остался среди лю’бых душе и сердцу филологинь петь им свои первые песни и читать по ночам в Ленькиной-Маринкиной квартире перепечатки Блеза Паскаля и Кастанеды.
А с Подобедовым мы регулярно пересекались, перебрасывались фразами, он даже заходил ко мне в комнату и, побеседовав с моим жадным соседом, заключил, что сосед не только жадный — он еще и умный. За что его зауважал тот самый сосед — да и я взглянул на опостылевшего за три года сожителя под другим углом.
А потом вдруг Димка бросил институт и пошел работать в профессиональные журналисты. Или он не бросил институт, а перешел на вечернее — не помню. Но так или иначе, он оказался в штате популярнейшего журнала «Собеседник».
«Бригантину» он игнорировал. Со мной продолжал встречаться.
Как ни странно, помимо всего прочего, он занимался бальными танцами, он даже в них преуспел и стал вести кружок оных в ДК возле своего дома где-то глубоко в Тушине.
Я тогда изо всех сил пытался сделать из себя комильфо: записался на ипподром с подачи одной моей хорошей знакомой тетеньки, ну и после беседы с Подобедовым стал вечерами ходить к нему на занятия.
Когда я самбовал и румбовал под чутким руководством Подобедова, я зачем-то привел туда одну свою подругу, Лену В., студентку журфака, обожавшую мои песни и пропагандировавшую их в старом здании МГУ.
Лена по какой-то причине решила подождать меня, пока я позанимаюсь этими выгибонистыми упражнениями под ритмичную музыку.
Она скромно присела в низенькое креслице в холле, отчего ее длинные симпатичные ноги стали еще длинней и симпатичней.
Тут же, словно по сигналу, появился старик Подобедов и сей момент тщательно прощупал Лену с головы до пят профессиональным взглядом. Потом, чуть медленней, он прошелся взглядом по ногам.
— А вы… вы занимались бальными танцами… — рассеянно и глубокомысленно заметил он, остановив свое визуальное путешествие по телу Лены на изящно выгнутой стопе.
— Да, был грех классе в пятом, — улыбнулась Лена. — А что, заметно?
— Заметно! — не улыбнулся Подобедов.
Лена под его взглядом несколько сникла.
Вот пока, собственно, и все происшествие — назовем его их мимолетным знакомством без всякого намека на продолжение.
Но оно (продолжение) все же стряслось.
Когда я скрывался в костромских лесах от неотступной депрессии, Лена пыталась искать меня в местах более знакомых, московских — и в своих тщетных поисках набрела на студию Подобедова.
Поскольку исчез я внезапно и никому ничего не сказав, Дима не смог просветить ее по данному вопросу. Но при этом самым непостижимым образом как-то умудрился ее соблазнить.
И трахнул прямо в своем маленьком закутке-кабинете.
Вернувшись к мирной жизни, я восстановил отношения и с Леной, и с Димой.
Дима немного смущенно поинтересовался у меня, не имел ли я виды на Лену.
Я ответил, что мы просто дружим.
Подобедов облегченно вздохнул: тогда, мол, он предо мною чист — и сознался, что трахнул.
От Лены я этого телодвижения, прямо скажем, не ожидал, и вольноневольно отпечаток на мое к ней отношение сие происшествие оставило.
Ленка же искренне верила, что я ничего об этом не знаю, только как-то поинтересовалась о Подобедове: как, мол, он там, все там же? И все тот же?
Я ответил, что он еще и кооперацией занялся. В духе времени.
— Не связывай себя с этим человеком. Он, если ему будет надо, пойдет по головам, — убежденно сказала Ленка.
Это меня также озадачило. Просто циркач какой-то получается, а не Дима: и самбу с румбой он танцует, и девушек походя трахает, да еще и ходит по головам, если надо.
Ну да ладно. На мою голову он не пытался наступить.
Я продолжал изредка с ним видеться. Даже ночевал у него пару раз — на кухне, на раскладушке.
Но начинающий кооператор Дмитрий Подобедов все чаще оказывался занят: то какие-то левые детали ему на заводе токарь точит в рабочее время за приличные бабки, то еще какими-то махинациями.
А когда он все же вырвался из своего капиталистического угара, предложил мне скрасить досуг посещением тупейшей штатовской кинокомедии «Полицейская академия».
