Николас откинулся на спинку стула.
— Нам, кажется, брошен вызов? Не позволим девушке подозревать нас в трусости, Тавви. По крайней мере, у каждого из нас есть шанс выжить — один из трех. Прямо шекспировская трагедия!
— Уж поверь, у меня пропало желание умереть только ради того, чтобы вознаградить тебя по заслугам, — проворчала Жаклин.
Николас распечатал бутылку вина и щедро плеснул из нее в кружку кофе Жаклин.
— Нам мучеников не надо, — язвительно усмехнулся он. — Мученичество чудовищно скучно.
— Исходишь из своего опыта? — парировала Жаклин.
— По обстоятельствам. Святые утомительны. Я предпочитаю грешников.
— Не сомневаюсь.
Омлет был великолепен, хотя в нем не хватало кое-каких трав: Жаклин боялась, что Блэкторн примет запах чабреца за запах ядовитого снадобья и швырнет омлет в камин. Ей еще не довелось видеть, чтобы он ел с таким удовольствием. В его глазах появилось какое-то странное выражение, которое насторожило ее. Он, казалось, все время ждал чего-то с тех пор, как они уехали из Эйнслей-Холла, и вот теперь ожиданию приходил конец. Жаклин и сама не понимала, что она испытывает: страх или облегчение.
Когда Блэкторн заговорил, его слова подтвердили ее опасения.
— Отправляйся-ка ты в город, Тавви, — небрежно сказал он, держа в руке кружку с бренди. Он уже выпил свой кофе, запил его неразбавленным бренди и выглядел спокойным, расслабленным и очень опасным. — Мы по дороге проехали таверну, миль пять отсюда. Снимешь там комнату. Расспроси, нет ли каких новостей из Лондона. Надеюсь, что Джейсон Харгроув поправляется: до нас бы уже дошло, если бы он умер. Поищи рабочих — крышу в порядок привести. Да, и посмотри, нет ли там молодых дам размера Жаклин. Ей, должно быть, надоели эти гигантские платья.
— Эллен — совсем не гигант! — негодующе воскликнула она.
— Значит, ты все-таки хоть кого-то любишь, Жаклин, — заметил Николас. — А я уж думал, что тебе это чувство недоступно. Однако не рассчитывай, что Эллен может как-то помочь. Она к тебе, наверное, тоже очень хорошо относится, но вряд ли помчится за нами вдогонку через всю страну. Ты больше не увидишь ее, моя дорогая. Смирись с этим.
— Уже три дня как смирилась. С тех пор, как ты уволок меня из Эйнслей-Холла.
— Четыре, четыре дня, милочка! Рад, что время пролетело для тебя незаметно. Я знаю, что был жесток с тобой — и из-за чего?! Всего-то из-за того, что ты хотела убить меня! Я иногда выхожу из себя из-за чепухи — это один из моих пороков. — Он вновь отхлебнул из кружки.
Тавернер встал и направился к двери.
— Когда мне возвращаться? — спросил он, и Жаклин впервые заметила, что, обращаясь к своему хозяину, он никогда не произносит ни его имени, ни титула.
Николас даже не посмотрел в его сторону, его мечтательная улыбка относилась исключительно Жаклин.
— Завтра, — сказал он. — Развлекайся.
«Теперь ясно, как они решили вопрос, кому где спать», — поняла Жаклин. Она встала и начала убирать со стола, призывая себя к спокойствию. Она выходила из ситуаций и похуже. Она пережила многое и многих. Переживет и Николаса Блэкторна.
Те несколько недель, которые они с Луи прожили в Париже, когда добрались туда, были ужасны. Днем им приходилось прятаться — даже в грубой крестьянской одежде разъяренная толпа узнавала в них ненавистных дворян, — а ночь они проводили в поисках пищи и в борьбе с хозяевами ночного Парижа.
Жаклин хорошо помнила день, когда это случилось. Слишком хорошо. Двадцать третье января по новому французскому календарю. Они не ели вот уже два дня, и Луи плакал не переставая. Поток слез смывал с его лица грязь. Она оставила его в безопасном месте — в аллее за винным магазином, — а сама отправилась раздобыть хоть какую-то пищу. Она нашла больше, чем ожидала…
Жан-Люк Мальвивр! Он и сейчас стоит у нее перед глазами. Лицо цвета ржавчины, сломанный нос, тонкие губы, темные порченые зубы. Он был, как она позднее поняла, достаточно молод, но тогда показался ей почти стариком. Наверное, ему было лет тридцать. Человек без возраста, с печатью порока на лице. Но тогда она и этого не понимала.
Жаклин попалась ему на глаза в тот самый момент, когда впервые в жизни решилась совершить преступление. Она брела по улице и увидела мужчину, только что вышедшего из винной лавки. Он был настолько пьян, что смог сделать лишь несколько шагов, а потом плюхнулся навзничь и отключился. Жаклин следила за ним из-за угла и, когда он упал, быстро подбежала к нему. Опустившись на колени, она попыталась освободить этого упитанного буржуа от его кошелька. Но неожиданно на ее плечо опустилась крепкая рука и, схватив за ворот платья, поставила ее на ноги.
Рассмотрев ее, незнакомец чертыхнулся.
— Есть способы получше зарабатывать на жизнь, моя красавица, — сказал он, откинув ей с лица волосы. — Как тебя зовут? Ты, видать, недавно в городе. Я могу отвести тебя в одно место. У тебя будут отличные наряды, ванна, если захочешь, хорошая еда. Много, очень много еды!
Жаклин молча уставилась на него. Она, хоть и провела несколько недель в Париже, все еще была слишком невинна, чтобы понять, о чем это он, но боялась заговорить. Произношение могло выдать ее, а ей слишком часто пришлось видеть, как расправлялись с теми, в ком угадали благородное происхождение. Она попыталась вырваться, но безрезультатно. Позвать на помощь? Однако это значило поменять одного дьявола на другого. Ей ничего не оставалось, как пойти за ним.
— Тебе понравится у мадам Клод, — сказал незнакомец. — Ты просто должна быть послушной. Будешь жить лучше, чем многие другие. Тебе просто повезло, что родилась с таким хорошеньким личиком. Вот увидишь: там лучше, чем на улице.
В доме было слишком жарко. Он был полон девушек с молодыми лицами и старыми глазами, чистыми руками — и замаранными телами. Мадам Клод оглядела Жаклин и с довольным видом протянула ее спутнику горсть монет. Ее радость возросла после того, как мужеподобная женщина, вымыв, переодев и грубо осмотрев Жаклин, объявила, что она последняя и единственная девственница Парижа.
— Да она стоит целое состояние, — с жадностью заявила мадам Клод. — Наверное, мне надо было дать Мальвивру еще су за это сокровище.
Так Жаклин впервые услышала его имя. Имя человека, который продал ее в публичный дом за горсть монет. Она в конце концов убила его за то, что он сделал с ней. Убьет она и Николаса Блэкторна!
Тавернер перед тем, как уйти, принес ей воды. Хотя она и не собиралась стать посудомойкой при Блэкторне, но все же стала мыть посуду, чтобы оттянуть время расплаты. А это время — она знала — приближалось. Темные, судьбоносные глаза Блэкторна не отрывались от нее, и Жаклин вдруг стало так страшно, как не было страшно уже многие годы. Она все терла и терла этот убогий стол на трех ножках, на нем уже не было ни пятнышка. «Может быть, удастся еще потянуть время, если помыть полы?» — лихорадочно соображала Жаклин.
