не так ли?
Фотоаппарат мистера Руби представлял собой очень сложную и дорогую версию камер с мгновенной проявкой снимка. Он пользовался ею утром, когда все гости выстроились на фоне дома. «Картинка», как он назвал фотографию, была при нем, и он показал ее Аллейну. На снимке Трой стояла между мистером Реесом, лицо которого как обычно ничего не выражало, и игриво таращившимся на нее синьором Латтьенцо. В центре, конечно, была Соммита, чья рука властно лежала на плечах испуганного Руперта, а стоявшая с другой стороны от него Сильвия Пэрри смотрела прямо перед собой. При ближайшем рассмотрении оказалось, что она держала его за руку.
Сам Аллейн был на полторы головы выше всех остальных, и сейчас он со стоической неприязнью заметил, что на него весело смотрит вездесущий Хэнли, стоявший на три человека дальше в заднем ряду.
После опроса владельцев фотоаппаратов в конечном итоге получалось, что мистер Реес, Бен Руби, Хэнли и синьор Латтьенцо (если он знал, как им пользоваться) все владели фотоаппаратами, с помощью которых можно было получить снимок, который сейчас был приколот под грудью убитой Соммиты.
Мария слушала все эти вопросы и ответы с каким-то затаенным негодованием. В какой-то момент она вспылила и напомнила Марко на бранном итальянском, что у него есть фотоаппарат, но он об этом умолчал. Он столь же враждебно ответил ей, что его фотоаппарат исчез во время австралийского турне, и мрачно намекнул на то, что сама Мария знает в этой связи больше, чем она готова сообщить. Поскольку ни один из них не вспомнил марку камеры, их диалог не принес никаких результатов.
Аллейн спросил, есть ли фотоаппарат у Руперта Бартоломью. Хэнли сказал, что есть, и что он фотографировал остров с берега озера и берег озера с острова. Никто совершенно ничего не знал о его камере.
Аллейн закончил опрос, который занял меньше времени, чем его описание. Он сказал, что, будь это полицейский допрос, их всех попросили бы показать руки и закатать рукава, так что, если они не возражают, он был бы очень признателен, если бы…
Возражала только Мария, но мистер Реес в недвусмысленных выражениях призвал ее к порядку, и она вытянула вперед свои конечности с таким видом, словно ждала, что ее разденут догола.
Покончив с этой пугающей, но бесплодной формальностью, Аллейн сказал, что все могут идти спать, и посоветовал им запереть двери. Затем он вернулся на лестничную площадку, где нес вахту Берт, сидевший за большой ширмой, на которой оживленно резвились нарисованные в ультрасовременной манере обнаженные фигуры. Он имел возможность наблюдать за дверью в спальню Соммиты через щели между панелями ширмы. Эту часть дома осматривали Бен Руби и доктор Кармайкл. Они не пытались открыть дверь в спальню, но постояли около нее пару минут, перешептываясь, словно боялись, что Соммита может их услышать.
Аллейн велел Берту сидеть на месте тихо и незаметно. Затем он отпер дверь, и они с доктором Кармайклом вернулись в спальню.
В случае убийства, когда тело оставляют нетронутым и особенно когда в его позе есть элемент гротеска или крайней формы насилия, перед тем как вернуться к нему, у человека могут возникать странные мысли: может, оно изменило положение? Есть что-то шокирующее в том, что тело выглядит точно так же, как и раньше; так лежала и Соммита — все еще с разинутым ртом и высунутым языком как у горгульи, пристально глядя куда-то и указывая на что-то застывшей рукой. Аллейн сфотографировал ее, стоя у двери.
Вскоре в комнате повис ужасающий запах фиалок: Аллейн воспользовался тальком. После этого он сфотографировал рукоять ножа — тонкую, с рифлеными вертикальными полосками и богато украшенным серебряным шариком на конце. Доктор Кармайкл держал поближе к нему прикроватную лампу.
— Вы, наверное, не знаете, откуда он? — спросил он.
— Думаю, знаю. Это один из тех двух, что висели на стене позади беременной женщины.
— Какой беременной женщины? — испуганно воскликнул доктор.
— В холле.
— А, этой…
— Два таких кинжала висели там скрещенными на скобах. Теперь там только один.
Последовала пауза, во время которой Аллейн сделал еще три снимка.
— Но вы не знаете, когда его оттуда взяли? — спросил доктор Кармайкл.
— Только то, что он был там до массового отъезда сегодня вечером.
— У вас, конечно, натренированный глаз, вы умеете замечать детали.
При помощи верблюжьей кисти Трой Аллейн нанес фиалковую пудру вокруг рта Соммиты, превратив ее лицо в гримасу загримированного клоуна.
— Ну у вас и хладнокровие, — заметил доктор.
Аллейн поднял на него взгляд, и в этом взгляде было что-то такое, что заставило доктора Кармайкла торопливо сказать:
— Простите, я не то имел в виду…
— Уверен, что нет. Видите вот это? Над уголками рта? Под скулами?
Кармайкл нагнулся.
— Синяки, — пробормотал он.
— Не гипостаз?[40]
— Не думаю. Но я не патологоанатом, Аллейн.
— Нет. Но есть четко выраженные различия, так ведь?
— Именно.
— Она была очень сильно накрашена. Сильнее обычного, конечно — для представления. И она не сняла макияж. Тут какая-то основа, а поверх нее — слой крема. Тонального. А потом еще слой пудры. Эти синяки, если это действительно синяки, выглядят так, как будто макияж под скулами испорчен, вам не кажется? Он как будто сдвинут вверх.
После довольно долгой паузы доктор Кармайкл сказал:
— Возможно. Очень даже возможно.
— И взгляните на область под нижней губой. Она не очень выражена, но вам не кажется, что она может проявиться сильнее? Какие мысли у вас возникают?
— Опять же синяки.
— Давление на нижние зубы?
— Да. Это возможно.
Аллейн подошел к туалетному столику Соммиты, где стояла позолоченная коробочка с маникюрными принадлежностями. Он выбрал тонкую длинную пилку, вернулся к кровати, просунул ее между языком и нижней губой Соммиты.
— Прикушена, — заключил он.
Не касаясь кожи и держа левую руку в полудюйме от мертвого лица, он расположил большой палец под одной скулой, остальные пальцы под другой, а ребро ладони над подбородком и ртом.
— Похоже, у этого человека руки были больше моих. Но не намного. Я почти накрыл своей рукой следы.
— Вы ведь говорите об удушении?
— Думаю об этом. Да. Здесь есть эти мелкие пятнышки.
— Асфиктические кровоизлияния. На глазных яблоках.
— Да, — сказал Аллейн и на секунду сам прикрыл глаза. — Можно ли с большей точностью это подтвердить?
— Будет понятно после вскрытия.
— Разумеется, — согласился Аллейн.
Он снова склонился над трупом и уже собирался сделать очередной снимок, как вдруг замер, наклонился еще ниже, принюхался и выпрямился.
— Понюхайте, — сказал он. — Запах очень слабый.
Доктор Кармайкл наклонился.
— Хлороформ, — подтвердил он. — Вы