свой ветхозаветный костюм?
— Разумеется.
— Когда они — Реес и Латтьенцо — уговорили ее пойти наверх, она взяла с собой золотистую сумочку? Или ее взял Реес?
— Я не помню. Не думаю.
— Она выглядела бы довольно по-дурацки. Она не гармонировала бы с белым парчовым нарядом. Я думаю, вы бы ее заметили.
Он открыл ящик и показал доктору Кармайклу сумочку.
— Она довольно сильно размахивала руками, — вспомнил доктор. — Нет, я уверен, что у нее в руках не было этой штуки. А что?
Аллейн объяснил.
Доктор Кармайкл на несколько секунд закрыл глаза.
— Нет, — наконец сказал он, — я не могу увязать имеющиеся данные ни с одной правдоподобной теорией. Если только…
— Что?
— Ну, это крайне неприятная мысль, но если только этот молодой человек не…
— Да, конечно, этот вариант существует.
— Мария уже делает серьезные намеки в этом духе.
— Да уж, — согласился Аллейн и после паузы продолжил: — Но в картину не вписываются именно Соммита и ее чертов ключ. Вы видели внизу хозяина дома?
— Из-под двери его кабинета виден свет и слышны голоса.
— Тогда пойдемте. Самое время мне отчитаться. Может быть, он что-нибудь прояснит.
— Полагаю, что так.
— И либо подтвердит, либо опровергнет теорию с прекрасной Марией. Не хотите лечь спать?
Доктор Кармайкл взглянул на часы.
— Боже мой, — воскликнул он, — уже без четверти двенадцать!
— Как говорил Яго, «В утехах и делах часы так кратки»[44].
— Кто? Ах да. Нет, ложиться я не хочу.
— Тогда пойдемте.
Они снова погасили свет и вышли из комнаты. Аллейн запер дверь ключом Марии. Берт все еще был на площадке.
— Вам еще нужен здесь наблюдатель? — спросил он. — Я могу продолжить, если хотите. Просто предлагаю.
— Вы очень добры, — сказал Аллейн, — но…
— Я понимаю, вы должны проявлять осторожность. При таких-то делах. Но раз вы сами предложили это раньше и поскольку я ни разу не видел ни одного человека из этой компании, пока не согласился на эту работу, то я не очень-то похож на подозреваемого. Так что делайте как вам нравится.
— Принимаю ваше предложение с большой благодарностью. Но…
— Если думаете, что я могу задремать, то я тоже об этом подумал. Могу. Можно поставить перед дверью пару кресел, и я устроюсь на них на ночь. Такая вот идея.
— Вот и решение, — тепло сказал Аллейн. — Спасибо, Берт.
И они с доктором Кармайклом спустились в кабинет мистера Рееса.
Там они нашли не только хозяина, но также синьора Латтьенцо, Бена Руби и секретаря Хэнли.
Мистер Реес выглядел чуть бледнее обычного, но вид у него итак всегда был усталый; он сидел за своим ультрасовременным письменным столом на вращающемся стуле, повернутом в сторону комнаты, словно только что прервал работу, чтобы дать интервью. Хэнли уныло стоял у окна — наверное, глядел в ночь. Двое других сидели у камина и как будто испытали облегчение при появлении Аллейна. Синьор Латтьенцо даже воскликнул: «Ecco![45] Наконец-то!» Хэнли, вернувшись к привычной внимательности, пододвинул им стулья.
— Очень рад вас видеть, мистер Аллейн, — сказал мистер Реес своим невыразительным голосом. — Доктор, — поприветствовал он, склонив голову в сторону доктора Кармайкла.
— Боюсь, мы мало что можем сообщить. Доктор Кармайкл любезно мне помогает, но пока что мы так и остались на предварительной стадии. Надеюсь, что вы, сэр, сможете поправить нас по некоторым пунктам, в частности в отношении порядка событий с момента обморока Руперта Бартоломью и до того, как Мария подняла шум.
Он надеялся услышать какие-то отличия — что-то, что дало бы ему намек на схему действий, или объяснило бы кажущиеся противоречия в рассказе Марии. Особенно что-нибудь про ключи. Но нет, рассказ по всем пунктам совпадал с рассказом Марии.
Аллейн спросил, часто ли Соммита пользовалась ключом от спальни.
— Да; думаю, да. Я ей это порекомендовал. У нее есть… было… всегда было довольно много драгоценностей в спальне. Можно сказать, что это очень ценные вещи. Я пытался убедить ее хранить их в моем сейфе в этой комнате, но она отказывалась. То же самое и в отелях. В конце концов, у нас довольно много прислуги здесь, и это было бы искушением.
— Ее шкатулка с драгоценностями стоит в секретере, и она не заперта.
Мистер Реес цокнул языком.
— Она неисправима. Была. Артистический темперамент, как мне говорили, хотя, боюсь, я никогда не понимал, что именно это означает.
— В его проявлениях никогда нельзя быть до конца уверенным, — сказал Аллейн, удивленный неожиданным поворотом разговора. Ему даже показалось, что мистер Реес печально ему подмигнул.
— Что ж, вы, без сомнения, знаете об этом из собственного опыта. — И тут же вернулся к своей намеренно неуклюжей манере общения. — Спешу добавить, что в вашем случае это восхитительный опыт.
— Благодарю вас. Пока не забыл, вы случайно не помните, была ли у мадам Соммиты в руках сумочка из золотистой сетчатой ткани, когда вы провожали ее в ее комнату?
— Нет, — сказал мистер Реес после некоторого раздумья. — Нет, я уверен, что не было.
— Понятно. По поводу украшений. Полиция, несомненно, позже попросит вас проверить содержимое шкатулки.
— Разумеется. Но я знаю не все ее украшения.
Полагаю, только те, подумал Аллейн, которые сам ей дарил.
— Они застрахованы, — уточнил мистер Реес, — а Мария могла бы их проверить.
— Марии можно полностью доверять?
— О, разумеется. Полностью. Как многие представители ее класса и происхождения, она обладает неустойчивым темпераментом и может быть довольно неприятной, но она была предана своей хозяйке, можно сказать, фанатично. Она сейчас расстроена, — добавил мистер Реес, в очередной раз употребив преуменьшение в качестве стилистического приема.
— Ох, дорогой мой Монти, — тихо проговорил синьор Латтьенцо. — Расстроена! Тогда мы все тоже расстроены. Правильней было бы сказать — раздавлены.
Он сделал неопределенный жест и вынул портсигар.
Он и в самом деле был сам на себя не похож — очень бледен и, как заметил Аллейн, дрожал.
— Монти, дорогой, — протянул он, — я бы выпил еще твоего превосходного коньяка. Ты позволишь?
— Конечно, Беппо. Мистер Аллейн? Доктор? Бен?
Секретарь с привычной готовностью, а вернее, с ее призрачными остатками, поспешно бросился к ним. Доктор Кармайкл попросил большую порцию виски с содовой, Аллейн отказался.
Бен Руби с опухшим, покрытым пятнами лицом и налитыми кровью глазами, торопливо залил в горло коньяк и снова пододвинул свой стакан.
— А что, если это кто-то из этой толпы? — неуверенно спросил он. — А? Что, если один из этих жуликов не уехал?
— Чушь, — сказал мистер Реес.
— Хорошо тебе говорить «чушь».
— Это были тщательно отобранные гости, известные и уважаемые люди.
— Все это хорошо. Но что,