— Я не знаю, что такое форштевень.
Лисин куснул губу.
— Там два баркаса, у каждого по форштевню. Один из них сломан. Ты это увидишь и сразу поймешь, что такое форштевень.
— Что я должен сделать?
— Съездить и понять, зачем какой-то парень решил позвонить мне и сообщить, что у одного из баркасов сломан — как его?.. тьфу! — форштевень!
Оставив трубку в покое, Лисин подумал и подтянул к себе телефонный справочник, лежащий на столе. Некоторое время он листал страницы, а потом позвонил.
— Психиатрическая больница, слушаю вас.
— Мне нужен главврач Чибисов.
— Слушаю вас, — повторил мягкий спокойный голос.
— Я Лисин, следователь по особо важным делам. Приехал из Москвы в связи с событиями, о которых вы, наверное, наслышаны.
— Да, конечно. Слышал.
— Я могу получить у вас одну справочку?
— Я по телефону не могу дать вам справки.
— Это правильно, — согласился Лисин. — Я сам по телефону осмотр трупа не делаю. Если в течение получаса подъеду, застану вас на месте?
— Подъезжайте.
Вернувшись из больницы в прокуратуру, Лисин опустился в кресло и посмотрел на часы, висевшие на стене. Стрелки подсказывали, что Гасилов не выходил на связь уже более часа. В этот момент прозвучал звонок.
Их следующий разговор состоялся через час.
— Слушаю, Лисин. — Следователь пододвинулся к столу вместе с креслом.
— Я был на берегу и видел два баркаса, — доложил Гасилов.
— Продолжай.
— Форштевень — это такая штука, которая при движении судна рассекает воду.
— Ты посмотри!.. А я всегда считал, что это делает нос судна. Оказывается, форштевень. Один, говорят, должен быть сломан.
— Точно так, — согласился сотрудник прокуратуры и снова замолчал.
— Гасилов, я разговариваю с тобой и чувствую, что правильно сделал, не поехав в такую даль.
— Матвеевские бани в пяти минутах ходьбы от прокуратуры, вообще-то. Но это не главное. Под баркасом со сломанным форштевнем лежит Андрей Леонидович Ляписов.
Лисин набрал в легкие воздух, покачал головой, бесшумно выдохнул и только после этого поинтересовался:
— А зачем он там лежит?
— Я не знаю, — объяснил Гасилов и щелкнул зажигалкой. — Наверное, потому и лежит, что мертвый.
— А он мертвый?
— Сто процентов.
Глава 14
Лисин даже не стал захлопывать дверцу машины, вышел на берег, освещенный фарами «Жигулей» местного уголовного розыска.
С сигаретой во рту он приблизился к баркасу, уже перевернутому в нормальное положение, глубоко затянулся, показал пальцем на бездыханное тело и спросил:
— Кто сказал, что это Ляписов-младший?
— Я сказал, — ответил Гасилов, еще минуту назад бывший здесь за главного. — Лично знаком, хотя и не близко.
— Причина смерти?
Покойник был одет в окровавленную легкую, соответствующую погоде зеленую куртку хорошей зарубежной фирмы, голубые джинсы, кроссовки. Крови хватало. Голова убитого была буквально залита ею от подбородка до затылка. Светлыми островками на ней оставались лишь глаза, полуприкрытые в момент смерти. Было понятно, что Андрея Леонидовича Ляписова не удушили — следов асфиксии на шее видно не было. Его лишили жизни совершенно другим способом.
— Три пулевых ранения. Одно в грудную клетку, второе в живот, третье — в лоб. Думается мне, что в упор. Вокруг входных отверстий видны следы пороховой гари.
— Ты не трогал тело? — на всякий случай поинтересовался Лисин.
— Мы всего лишь перевернули баркас.
Лисин знал, что Ляписов-старший уже мчится к Матвеевским баням. Гасилов после звонка Лисину связался с ГУВД и сообщил о находке старшему оперативному дежурному. Не нужно быть провидцем, чтобы понять — через пять минут один из первых людей Старооскольска уже знал о кончине своего сына.
Корить Гасилова за излишнюю инициативу было глупо. Тот выполнял свой долг. Более того, Лисин уедет, а ему здесь жить и работать.
— Спасибо, хоть район обозначили, — с сарказмом поблагодарил следователь, наблюдая, как бриз колышет тонкие длинные ленты, опоясывающие оба баркаса. — А теперь упали на песок — все! — и в радиусе пяти метров от трупа просеяли песок. Меня интересуют любые мелочи. Даже прошлогодние презервативы.
До прибытия джипа с председателем старооскольского суда оставалось семь минут. Они истекли очень быстро.
Он так же, как и Лисин, даже не захлопнул дверцу машины. Леонид Павлович Ляписов побежал по дорожке, освещенной фарами, как по Млечному Пути. У баркаса он упал на колени, тяжело подышал, словно корова, приведенная на убой, растер лицо руками и с трудом поднялся.
Некоторое время судья хватался то за сердце, то за селезенку, потом, переведя дыхание и продышавшись, подошел к Лисину и заявил:
— Я предупреждал вас!
— О чем? — тихо, стараясь выглядеть очень учтиво в присутствии человека, переживающего смерть сына, уточнил следователь.
— Я говорил вам, что Варравин не остановится! Я просил вас искать его, но вам, кажется, все равно! — Ляписов выглядел на удивление бойко, и даже лицо его не было бледным.
— Вы мне этого не говорили, — еще тише и спокойнее возразил Лисин. — Но даже если бы и сказали, то я вряд ли прислушался бы к вашим словам. Я понимаю ваше горе…
— Какое горе, идиоты?! Это не мой сын!..
— То есть как это не ваш? — С лицом человека, точно знающего, кто здесь кому приходится сыном, Гасилов выступил вперед и упер в председателя суда тяжелый взгляд.
— Ты расскажешь мне, кто мой сын и как он выглядит?! — бушевал тот.
— Подождите!.. — Лисин нахмурился, пожевал губами, выбрался из-за спины Гасилова, заслонявшего его собой, и приблизился к Ляписову-старшему. — А к чему тогда эти ваши восклицания о Варравине? Откуда вы знаете, что здесь был Варравин?
— Ищите и обрящете, — уклонился от ответа старооскольский служитель Фемиды.
Иммунитет судьи давал ему право не отвечать на вопросы представителя Следственного комитета.
Он развернулся и направился обратно к джипу. По пути Ляписов вынул из кармана мобильный телефон и начал бормотать что-то о крови, в которой скоро захлебнется город благодаря таким вот следователям.
— Кто-нибудь что-нибудь понимает? — ударился в риторику Лисин. — Гасилов, иди сюда!..
— Я вам клянусь!.. — потрясая перед собой руками, затараторил сотрудник прокуратуры. — Месяц назад к нам приехали двое из облсуда. Они обычно доставляют почту по инстанциям. Этот сидел за рулем. — Гасилов указал на труп. — Мне известно, что «газелью» управляет сын председателя суда, потому я и решил…
— Гасилов, если у тебя в руках вдруг окажется сумочка Галины Брежневой, будет ли это означать, что тебя трахал Чурбанов?
— Пересели ребята за рулем, вот и все… — пробормотал прокурорский работник.
«Милое дело, — думал Лисин, наблюдая, как люди, временно подчиненные ему, просеивали меж пальцев прибрежный песок. — Кажется, я понял. В том, что это не сын Ляписова, сомневаться уже не стоит. Убит…»
— Один из троих.
— Что? — отозвался кто-то из темноты и откуда-то снизу.
Оперов действительно было трое, а потому часть мысли следователя, невольно вырывавшуюся наружу, они восприняли как команду.
— Ничего. Гасилов! — Лисин дождался, когда тот попадет в свет фар, и, как штык, выставил в него указательный палец. — Быстро!.. Очень быстро узнай адрес обоих спутников Ляписова-младшего в день убийства Чеховской. Позвони Сидельникову! Сейчас!
Он хотел сделать это сам, но увидел одного из старооскольских сыщиков, усевшегося на песке в позе обедающего китайца. Опер, почти касаясь пятой точки земли, вертел что-то перед своими глазами, силясь в полной темноте понять, какой трофей ему достался.
— Покажи, — приказал Лисин, и в руку его легла крохотная запонка.
Изготовленная не из драгметаллов, она была между тем хороша собой. Желтый сплав охватывал черный глянец, имитирующий камень. На нем была хорошо заметна аббревиатура в виде вензеля: «ЕК».
— Константин Есенин, — тут же предложил в качестве рабочей версии удачливый сыщик, чем заставил взволноваться следователя.
Однако он тут же опроверг ее самым невероятным образом:
— Но поэт повесился в гостинице «Англетер» в двадцать пятом году.
Лисин досадливо пожевал губами, сплюнул в песок и предложил свой вариант:
— Тогда, быть может, Емельян Киркоров? Гасилов, находку в пакет. Прокуратуру известил?
Сотрудник прокуратуры, закончивший разговаривать с муровцем, спрятал телефон и поспешил к следователю.
— Конечно. Я разговаривал с Сидельниковым. Один из тех двоих, с кем в день убийства был Ляписов-младший, проживает в двух шагах отсюда. Второй — на другом конце города.
Труп по-прежнему оставался неустановленным. Если председатель суда и знал имя убитого, то не пожелал назвать его.
