Я осторожно вошел в прихожую. В квартире стояла нехорошая тишина.
Я старый опер, и по спине у меня побежали мурашки. Мне хорошо известно, что может означать такая тишина. И, к своему ужасу, я не ошибся. В одной из дальних комнат на шатком стуле сидел, свесив голову на грудь, старенький Зяма. Его чистая белая рубаха была разорвана, на груди виднелись следы ожогов, порезы. Руки связаны за спиной. На лице кровоподтеки. Очевидно, сильно его били, пытаясь что-то узнать. Судя по разгрому в комнате, не узнали, и пришлось им искать самим. А с правой стороны шеи старого Зямы торчал широкий нож, безжалостно вогнутый по самую рукоять.
Я осторожно обошел тело, стараясь ни к чему не прикасаться. Аккуратно переступая через разбросанные в ярости предметы, я подошел к этажерке, отодвинул её в сторону, присел на корточки и ножом подцепил паркет. Тут же поднялась целая плитка, открыв небольшое отверстие. Я запустил туда руку, пошарил и вытащил пакет, аккуратно перевязанный и довольно емкий. Под шнурок, стягивающий этот пакет, было подсунуто письмо. Я подошел к окну и сел на табуретку читать письмо, может быть, самое последнее в жизни старого еврея Зямы, который имел четверых детей в заграницах и которого все четверо звали туда жить. Да он и сам мог уехать, слава Богу, было на что спокойно стареть и растить внуков. Но он остался на своей не всегда любившей его родине, не на исторической, а на той, где родился. Остался для того, чтобы помогать попадавшим в беду странным, взбалмошным, шальным русским и без которых очень скучал бы в уютных заграницах.
Почему-то я вспомнил и Серегу, лежащего на леднике. Мишаня рассказал мне, что Серега распродал все свое имущество, даже квартиру, пытаясь спасти израненного в Афгане друга. Друг все-таки умер, а Серега с тех пор перебивался Бог знает где, пока ему не позволили жить в котельной, где он и работал.
Мы просто обязаны остаться живыми! За это заплатили уже своими неповторимыми и единственными жизнями Серега и Зиновий Шпильман, о котором забывали, когда все было в порядке, и вспоминали, когда требовалась помощь.
Сидел я недолго. Встал, подошел к серванту, где стояла начатая бутылка коньяка — слабость Зямы, налил, поглядел на свет и выпил. Потом набрал номер по телефону и сказал:
— Дежурный? Труп мужчины пожилого возраста, следы насилия, смерть наступила около суток назад. Кто говорит? — на мгновение я задумался, потом произнес: — Прохожий.
И повесил трубку. Я знал, что поверят и приедут. Не мог я оставить его так, одного, в пустой огромной квартире, привязанного к стулу. Я дождался в машине в конце переулка, пока не прибыла оперативная машина, потом отправился по своим делам.
Дождь, словно отплакав по Сереге и Зяме, внезапно прекратился. Я вызвал по рации дачу. Голос Семена ответил сразу.
— Приезжайте, — резко сказал я. — Жду вас через два часа на том месте, где встречали Нину. Со всем снаряжением. Через три часа операция.
— Ты с ума сошел? А как же приготовиться?
— Мы давно уже все обсудили. Собраться и приехать как раз два часа. Ну, два десять, два пятнадцать.
— И где ты наметил операцию?
— А это уж, извини, скажу на месте, не раньше.
— Хорошо, — после долгого размышления отозвался Семен. — Мы выезжаем. Прибудем вовремя, если машина не подведет.
— Не должна подвести, — жестко сказал я. — Не имеет права.
— Очень её интересует твое мнение, — буркнул Семен.
— Зато тебя интересует судьба твоей жены и детей. Поэтому я на тебя надеюсь.
— Я постараюсь, — отозвался он уже более собранно и решительно.
Я выключил рацию и поехал к своему дому. Я понимал, никак мне нельзя там показываться, но мне позарез нужно было домой. Просто очень. И я рискнул. Бог меня миловал. Засады не оказалось, хотя на квартире явно побывали. Но все необходимое осталось на своих местах.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Мои «соучастники» прибыли вовремя. Через два часа пять минут. У нас осталось достаточно времени, чтобы ещё раз все обговорить. Мы выехали на двух машинах. Я — впереди, показывал дорогу. На развилке Каширского и Варшавского шоссе я посигналил, останавливаясь на обочине. Подозвал к себе Семена, сказал, чтобы они пока подождали меня, а сам свернул на Каширское, проехал мимо одного двора и заглянул.
Броневик грузили под присмотром охранников в синей форме, вооруженных автоматами. Охранников двое. Водитель в кабине. Мешки носили ребята из охраны банка, с пистолетами на боку. Вели все себя спокойно, как люди, привыкшие делать повседневную работу.
Вернувшись, я оставил машину на другой стороне шоссе, перебежал дорогу и, подсев к нашим, велел Семену:
— Давай прямо, там я скажу, и поскорее, уже грузятся. На обратном пути здесь поменяем машину.
Семен вышел, немного не доезжая, я сменил его за рулем, высадил Мишаню у самых ворот нужного нам двора. Машину отвел чуть дальше, приказав Нине, как только раздастся первый выстрел, сдать назад и остановиться точно напротив ворот, чтобы мы могли либо отойти под её прикрытием, либо уйти на ней, не теряя драгоценных секунд. Все остальные роли распределили заранее.
Первым пошел Мишаня. Как самому приметному, ему надлежало отвлечь внимание от нас.
Начали мы вовремя. Погрузка как раз закончилась, что-то ещё оформляли в сопроводительных документах. Водитель уже потихоньку запустил мотор своей чудовищной черепахи, охрана сидела внутри, снаружи оставался только старший охранник и служащий банка, они разговаривали.
Мишаня направился к ним не очень трезвой походкой.
— Мужики! — понизив голос и оглядываясь, спросил он у двинувшегося навстречу ему охранника. — Где тут сортир есть, а? Напился, понимаешь, пивка, а куда слить, ну никак не найду. Прямо сил нет никаких!
Он мялся, жался, при этом так естественно и с такой простодушной и виноватой физиономией, что видавшие виды охранник и служащий прониклись к нему сочувствием, покровительственно пояснив:
— Ты, мужик, вообще-то лучше топай отсюда побыстрее, здесь банк, деньги перевозят.
— Да как топать-то?! — чуть не заплакал Мишаня. — У меня уже в горле плещется! Сейчас через уши польется!
— Да черт с ним! — проникся служащий. — Пускай бежит в угол двора, там за дерево встанет, не видно будет.
— Только мухой, мужик, мухой! — подогнал вслед охранник.
— Я сейчас! Я мигом! — радостно отозвался Мишаня.
А тут и мы подоспели. Тут уже другое кино началось. Мишаня за шиворот схватил шофера и выбросил из кабины, тот даже за дверцу не успел уцепится. Семен наставил на охранника и служащего автомат, уложил лицом вниз, быстро и ловко разоружил всех троих, включая шофера. Мишаня подскочил к банку, подхватил играючи здоровенную бочку с краской, стоявшую рядом с подъездом и приготовленную, как видно, для ремонта, и подпер ею двери. То же самое он проделал ещё с двумя бочками.
Надо отдать должное охранникам, сидевшим внутри, в машине. Они точно следовали инструкциям: не выскочили, а, наоборот, стали блокировать двери и опускать щитки на смотровые щели. Но я оказался немного быстрее их и успел вставить в щель отрезок толстого стального прута. Нажав на него как на рычаг, я задержал шторку, не давая ей закрыться, и бросил в отверстие гранату с дымовухой, тут же выдернул прут и отскочил. Щель захлопнулась. Нам осталось только подождать.
Мы стояли наготове у задней дверцы, когда она распахнулась. Оттуда вывалился, хватаясь за горло и кашляя, охранник, за ним второй. Семен встретил его ударом ноги, что, на мой взгляд, было лишним, но я не видел охранника четко, а он мог угрожать. Из кузова валили клубы черного дыма, но мы уже заскакивали внутрь, надев кислородные маски, выбрасывали мешки быстро, быстро, быстро, счет на мгновения.
Мы успевали. Я выскочил с последним мешком, за мной выпрыгнул Мишаня, держа ещё два, Семен махнул нам рукой, чтобы мы хватали добычу и рвали к машине. Сам он стоял над охранниками с автоматом.
Мы подхватили мешки. Я взял три, четыре сгреб Мишаня, оставался ещё один.
— Спешите! Этот я прихвачу! — крикнул нам Семен.
Мы бросились к машине. Побросали мешки в открытый багажник и на пол, замахали Семену. Он схватил последний мешок и побежал к нам, стараясь не терять из виду охрану. Мы схватили его и втащили в уже тронувшуюся машину. Охранники забегали, кто-то бросился следом за нами, кто-то — оттаскивать бочки. Но мы уже набрали скорость. За руль прямо на ходу пересел Семен, резко развернул машину чуть ли не поперек движения, и мы ломанулись в обратном направлении, боясь словом перекинуться, чтобы не спугнуть удачу.
Мы успели поравняться со второй машиной, когда услышали отдаленные вопли сирен. Быстро перекинули мешки и пересели, оставив первую на виду, чтобы она сразу бросалась в глаза. Эти драгоценные лишние минуты легли в нашу копилку.
