— Эти? — спросила она у стражника.
Тот кивнул.
— Ступайте за мной.
Коротким коридором они прошли в круглую комнатку, где управительница повернулась и принялась рассматривать обеих женщин.
— Пока не взгляну на вас хорошенько, дальше вы не попадете, — сказала она. — Снимите паранджи.
Ситт-хатун открыла лицо, и управительница охнула.
— Госпожа? Что вы здесь делаете?
— Тише! — приказала Ситт-хатун, снова закрывая лицо. — Я не желаю, чтобы о моем присутствии знал кто-либо помимо султана Мехмеда. Ты сама скажешь ему, что я прибыла. Но сперва приготовь ванну для меня и служанки в отдельной комнате. И принеси свежую одежду — я желаю предстать красивой перед господином.
Управительница исчезла, вскоре вернулась и отвела женщин в большую комнату с бассейном, заполненным парящей водой. Ситт-хатун разделась и погрузилась в воду, Анна принялась осторожно смывать грязь и пот долгого путешествия. После султанша оделась в тончайший халат из золотистого шелка, готовый, казалось, упасть от одной мысли его коснуться, и шелковое же покрывало для сокрытия лица. Но когда управительница привела Ситт-хатун в кабинет Мехмеда, тот даже не взглянул на жену, не оторвался от книги.
— Жена, зачем ты сюда явилась? — спросил он сухо. — По приказу отца?
Она покачала головой.
— Мурад не знает, что я здесь.
Мехмед отложил книгу, посмотрел удивленно. Султанша обрадовалась: значит, ей удалось застигнуть его врасплох, и теперь она имела преимущество.
— Я пришла по своей воле. Я принесла известия о вашем отце.
— В самом деле? Надеюсь, это действительно важные известия. Ты ведь знаешь, каково наказание для покинувших гарем без соизволения султана?
— Я знаю, мой господин. — Наказанием для самовольно покинувших гарем была смерть, равно как и для вошедших в гарем без позволения. — Но, мой господин, султан ведь — вы. Вам и решать мою судьбу. А когда вы услышите мое известие, поймете: я исполнила долг жены, явившись сюда и предупредив моего господина.
— Предупредив? Мой отец никогда не поднимет руку на сына. Я — наследник трона.
— На сына не поднимет, — согласилась Ситт-хатун. — Но вполне может приложить руку к любимой сыновней жене.
— Осторожнее, женщина. — Мехмед сощурился, а голос его сделался холодным и злым. — Оболжешь Гульбехар — и я велю отрезать твой язык!
Султанша побледнела от страха, но решимость ее не оставила.
— Муж мой, я не лгу! Я видела вашего отца в спальне Гульбехар своими собственными глазами! Но я и не ожидаю, что вы поверите мне на слово, хотя бы я четырежды поклялась именем Аллаха. Я принесла доказательство.
Ситт-хатун извлекла кумру кальп и положила на столик перед Мехмедом. Тот стиснул зубы, схватил камень и сжал так сильно, что побелели костяшки. Вскочил, и Ситт-хатун испугалась: а вдруг ударит? Но султан подошел к письменному столу, положил камень. Когда обернулся, лицо его вновь было бесстрастным и отрешенным.
— Подумай хорошо, не может ли знать отец о твоем пребывании здесь? Не догадывается ли он, что ты привезла кумру кальп сюда?
— О том, что я здесь, никто не знает, кроме управительницы гарема.
— Замечательно. Значит, продолжай скрываться. Пока ты здесь, видеться будешь лишь со служанкой и управительницей.
Ситт-хатун кивнула.
— Ты оказала мне большую услугу. Благодарю тебя, Ситт-хатун. Как мне вознаградить твою верность?
— Господин, я исполнила долг жены. И хочу получить причитающееся жене.
Мехмед долго и молча смотрел на нее. А Ситт-хатун сидела, боясь дохнуть. Наконец он кивнул.
— Будь по-твоему, — сказал он, взял ее за руку и повел в спальню.
* * *
Лунный свет сочился сквозь занавески, падал на лицо жены — безмятежной, довольной, чуть улыбавшейся во сне. Мехмед даже пожалел ее, отвергнутую и нелюбимую. Но хотя заниматься с ней любовью доставило ему удовольствие, султан уже пожалел о своем поступке. Он лег с женой не ради награды, но из гнева и мести, от злобы на отца и Гульбехар. Позволил страсти взять верх над рассудком, и за это придется расплачиваться. Но к чему об этом думать сейчас? Ему хватает других забот.
Мехмед встал и, неслышно ступая по ковру, прошел в кабинет. Взял со стола кумру кальп, повесил на шею. Он решил не расставаться с ним, с памятью о предательстве Гульбехар и напоминанием никогда не доверять порывам сердца.
В словах Ситт-хатун он не сомневался. Мурад был неразлучен с «сердцем голубя», величайшим своим сокровищем, принадлежавшим когда-то, по слухам, императрице римлян Анне Комниной. Мурад захватил камень, когда покорил Эдирне, и всегда носил его в память о великой победе. Он никогда бы не отдал его Ситт-хатун, а уж тем более простой гедикли. Только Гульбехар могла заставить его расстаться с камнем. Мехмед знал, какую страсть способна разжечь Гульбехар. К тому же Ситт-хатун подтвердила множество разрозненных подозрений. Вот почему отец поторопился отослать сына, вот почему так возражал против его связи с Гульбехар и упрямо хотел оставить ее в Эдирне. Гнев снова вспыхнул в душе Мехмеда, и он стиснул камень так сильно, что грани впились в кожу. Старый дурак! Думал безнаказанно украсть у сына кадин? Пора преподать стареющему султану урок. Пришло время занять законное место на троне Оттоманской империи.
Мехмед подошел к шкафчику, вделанному в стену, вынул Коран. Тот раскрылся в руках, и Мехмед прочитал: «Верующие, вам предписывается месть за убийство: свободный за свободного, раб за раба, женщина за женщину»[7]. Вне всяких сомнений, Господь, предписывающий месть свободного за свободного, одобрит месть султана за жену.
Мехмед отложил Коран и нажал скрытую защелку, открывавшую потайное отделение. Надел пару тесных кожаных перчаток, вынул принесенную Исой шкатулку, достал флакон с ядом. Вязковатая жидкость внутри казалась в лунном свете бледно-желтой. Мехмед еще не выяснил, кто послал яд, но с этим можно разобраться и позже. Пока важно лишь то, на что яд способен. Мехмед отомстит.
ГЛАВА 10
Май — июнь 1450 г.
Константинополь
Когда издалека донесся перезвон церковных колоколов, София шла по коридорам Влахернского дворца в покои императора Константина. Скорбный перезвон означал конец траура по императрице-матери Елене. Как же хотелось видеть ее рядом и говорить с Константином в ее присутствии. Вчера София вернулась в Константинополь и с тех пор ожидала в ужасе: когда же призовет император? К чему понудит? Заставит выйти замуж или позволит остаться свободной?
Она вошла в комнату для частных аудиенций и обнаружила Константина сидевшим на троне. Видно было, что тот старался сдерживаться, а в руке сжимал скомканное письмо от Папы. София сделала реверанс.
— Добро пожаловать домой, — сказал император. — Я призвал тебя обсудить результаты посольства. Леонтарсис сказал мне, что ты весьма деятельно участвовала в переговорах с Папой. Это правда?
— Господин, простите меня, но Леонтарсис не очень способный политик. Я надеялась, что у меня получится лучше.
Константин повысил голос:
— Я назначил послом Леонтарсиса, не тебя.
— Даже если так, я почти добилась успеха. И я думаю, что мы еще можем извлечь выгоду из нынешнего положения, если только…
Константин жестом приказал ей молчать.
— Твое вмешательство уже привело вот к этому! — крикнул он, показывая папское письмо. — Я пообещал матери на ее смертном одре, что заключу унию, но как мне теперь ее заключать? Скажи, как?
Затем, совладав с собой, он заговорил уже спокойнее:
— Тебя послали в Италию, чтобы тебя было хорошо видно, а не слышно. Я надеялся, что Леонтарсис сможет отыскать тебе мужа, способного привести войско, но теперь и эта надежда потеряна.
София возмутилась, но сдержала гнев. Подумать только, он еще упрекает ее за провал посольства после всего, чего добились в Италии?
— Господин, я сделала все возможное, чтобы наилучшим образом услужить вам.
— Лучше всего ты мне служишь, играя роль царевны, а не политика. Тебе повезло: мегадука Нотар все еще согласен жениться на тебе. Я поговорил с ним насчет этого лета. А до свадьбы ты будешь делать то, что я скажу. Ты — знатная дама и должна вести себя подобающим образом. Никакой политики, никакого фехтования. Если уж хочешь учиться, учись полезному: пению или игре на каком-нибудь инструменте.
— Да, господин, — ответила София.
В голосе ее звучало отчаяние. Константин нахмурился.
— Насколько я понимаю, ты хотела видеть отца Неофита, духовника императрицы-матери. Я дозволяю тебе посетить его, он в соборе Агия София. Я вышлю стражу проводить тебя.
— Спасибо, господин. — Слова ее прозвучали горьким упреком.
