В пустом купе ей наконец удалось уснуть. И какое же это было счастье! Не потому что она отдохнула, нет. А потому что всю ночь видела Винсента. Если бы знать наверняка, что он будет сниться ей каждую ночь, то она спала бы и спала, как Мертвая царевна в хрустальном гробу, и никакие блага мира живых не оказались бы для нее дороже благ этого сонного царства мертвых.
Но кто же мог наверняка это знать?
Этой ночью в поезде Винсент приснился ей точно таким, каким был в жизни. В той жизни, которую они провели вдвоем. Странно – Рената думала, что та их общая жизнь была совсем короткой, а оказалось, что ее хватает на целую ночь воспоминаний. Видно, счастье по природе своей все-таки длиннее, чем горе, только вот наяву этого не поймешь.
Эта догадка о длине счастья показалась ей такой необыкновенной и значительной, что Рената засмеялась – там, во сне.
Там, во сне, они с Винсентом долго стояли на мосту над каналом Грибоедова, и он обнимал ее, а потом – сразу же – по его лицу уже скользил солнечный луч, пробиваясь из-за занавески, и капельки пота у него на лбу блестели в этом луче, но это совсем не пугало Ренату, ведь она еще ничего не знала… Потом ей снилось, что она прикасается к его плечу под одеялом, а плечо прохладное, как река. И это ведь тоже было в действительности, и совсем недавно! Как странны были эти сны – не сны, а сплошные счастливые воспоминания, которые почему-то не давались ей наяву…
Рената думала, что, стоит ей покинуть Москву, как она сразу же почувствует себя спокойнее. Но чувство, охватившее ее, когда утром она вышла из поезда в Петербурге, если и отличалось от того, с которым она вчера вечером уезжала из Москвы, то не в лучшую сторону.
Теперь, утром, она чувствовала лишь глубокую тоску.
Но, правда, голова у нее все-таки встала на место. И сразу же Рената обнаружила, что приехала без чемодана, с одной только дамской сумочкой. И вспомнила: да, ведь в самом деле не собирала свои вещи – просто вышла из Винсентовой квартиры, даже не обведя ее взглядом на прощание. Хорошо еще, что замок там защелкивался сам собой, иначе в том своем сомнамбулическом состоянии она, пожалуй, оставила бы квартиру и незапертой.
«Все, хватит, – приостановившись у входа в метро, сказала себе Рената. – Что поделать, если ты жива? Нравится тебе это или нет, но это данность. Ее не переменишь. С ней придется смириться. Придется жить».
Она с юности умела держать себя в руках. И с годами эта ее способность не изменилась.
Поднимаясь у себя в парадной по лестнице, Рената боялась той минуты, когда откроет дверь в пустую квартиру. За час с небольшим, проведенный в родном городе, она уже не обольщалась насчет того, что дома и стены помогают. Ей не могли помочь стены, это было очевидно. Она должна была помочь себе сама.
Сверху, из-за чьей-то двери, доносился звонкий плач.
«Младенец кричит… Кто это у нас здесь родил? – подумала Рената. – Да, и надо ведь на работу позвонить. Узнать, когда мы точно открываемся».
Теперь, когда она заставила свое сознание проясниться, то стала понимать, что клиника, по всей видимости, открывается после дезинфекции где-то через неделю. Но, конечно, это следовало выяснить точно. Только завтра, завтра!
Она открыла входную дверь. И сразу младенческий крик сделался оглушительным – он заполнял всю ее квартиру. Ошеломленная, Рената шагнула вперед и наткнулась на детскую коляску. Почему-то коляска была такая огромная, что не только занимала всю тесную прихожую, но даже дверь в комнату загораживала.
Не успела она сообразить, что все это значит, как сквозь младенческий вопль – громкий, словно эхом усиленный, – пробился еще более звонкий вопль:
– Мама!
И Ирка собственной персоной предстала перед нею, точнее, за коляской, на пороге комнаты. На обеих руках у нее сидели младенцы и орали хоровым благим матом.
– Мама! – повторила Ирка. – Ты откуда взялась?!
– О господи! – Рената остолбенела и ахнула одновременно. – Ирка! Это ты откуда взялась?! Иришка! Да откуда же вы?..
– Как нетрудно догадаться, Рената Кирилловна, мы прилетели из Нью-Йорка, – сказал Антон. – Вчера.
А Ирка расхохоталась. Тут, конечно, Рената всплеснула руками, ее дочка радостно взвизгнула, обе они одновременно бросились друг к другу, обе с разных сторон наткнулись на коляску…
– Осторожно! – воскликнула Рената. – Детей уронишь!
– Ира! – воскликнул Антон. – Дай их сюда сейчас же!
– Они у тебя все-таки сидят! – воскликнула Рената. – Сами!
– Не сами, а у меня на руках, – уже совершенно спокойным голосом ответила Ирка. Впрочем, она наверняка с самого начала была спокойна. Просто обрадовалась маминому приезду, оттого и орала. – Мам, ты на месте стой, не ломись. Я коляску в комнату вкачу, и ты за ней войдешь.
Она совершенно не изменилась, ее великолепная дочка! Одним ловким движением передала детей мужу, вкатила коляску в комнату и обняла, и звонко чмокнула маму раньше, чем та успела не то что с места сойти, но хотя бы слово сказать.
– Это Сашка, а это Дашка, – гордо объявила Ирка. – Эффектные внуки, правда?
Эффектные внуки уже не плакали, а с интересом разглядывали бабушку. Дашка была похожа на Антона, а Сашка являл собою точную Иркину копию.
– Замечательные, – сказала Рената. – Дай же я их хоть поцелую. – Но, потянувшись было к внукам, с опаской уточнила: – Не испугаются они меня?
– Не-а, – покачала головой Ирка. – Их фиг чем испугаешь, особенно Дашку. Мам, а правду говорят, что все кесарята бесстрашные, потому что через родовые пути не проходят и у них от этого центр смелости в голове не угнетается?
– Глупости говорят. Ира, но как же так можно! Почему ты не предупредила, что вы приезжаете? Я ведь могла и не…
Рената хотела сказать, что могла ведь и не приехать в Петербург. Стоило ей об этом подумать, как тоска мгновенно дохнула на нее знакомым ледяным дыханием. Но теперь ей уже нельзя было поддаваться тоске и унынию. Во всяком случае, нельзя было этого показывать.
– А мы за один день собрались. Чес-слово, ма! – сказала Ирка. – Антошку с работы уволили, ну, мы и приехали.
– Как уволили? – ахнула Рената. – И вы так спокойно к этому относитесь?
– А о чем, собственно, убиваться? – пожал плечами зять.
– Ага! – подхватила Ирка. – Что он, здесь работу не найдет? Найдет еще лучшую, чем у Билла.
В Нью-Йорке Антон работал в IBM, то есть в самом деле у Билла Гейтса. И почему его вдруг уволили, с его-то мозгами, с его блестящей диссертацией, со множеством статей, которые он постоянно публиковал в самых солидных изданиях, – это было Ренате совершенно непонятно.
Но, конечно, не стоило расспрашивать об этом детей прямо на пороге. Тем более что и эффектные внуки снова принялись плакать – оказывается, им пора было есть.
