— Я смотрю, ты тут за считаные дни уже, — Новик обвёл руками с небрежной щедростью рассыпанные на столике скумбрию в маслянистой меди шкуры, жестянку американской «chatka», горку нефритового «дамского пальчика», сгущёнку… — развёл взяточничество, хищения и прочий волюнтаризм. А хозяйственное мыло поди смылось?.. — прозорливо прищурился Новик.
— А ты здешний контингент видел? — с пугающей серьёзностью нахмурился Войткевич. — Ладно, когда ИТР по лысине обмылком мазнёт, а местные? Ты их видел? У них же шерсть сплошняком, от бровей до жопы, как у неандертальцев. Мыло как тёркой сдирает. Чтоб я так жил. Жри давай. Что там наш подопечный? Не денется куда, пока мы тут сибаритствуем?..
— Не, — закряхтел Саша, увлечённо скрежеща сапёрным ножом в банке. — Его в дирекцию вызвали.
— Кто? — слегка насторожился Войткевич.
— Да никто, можно сказать. Секретарша в окно аукнула, — отмахнулся Новик, облизывая маслянистое лезвие. — Наверное, двинуть чего-нибудь вроде мебели. Нашла тоже Геракла.
— И давно он уже там… авгиевы конюшни чистит? — вроде как расслабился Войткевич.
— Минут двадцать всего, не паникуй. Выйдет, увидим, — махнул ножом в сторону открытых дверей Новик.
Там действительно через анфиладу последующих раздевалок и предбанников виднелось крыльцо дирекции, или теперь, понятно, штаба «в/ч 67087» с его единственным входом. Как и все постройки бывшей межколхозной СРБ, штаб был архитектуры блокгаузной, вот только тылом упирался в контрфорсную стену оврага. Так что, если не через двери, то только в окна сигать.
«Но не средь бела ж дня такие шпионские страсти…»
Пока Войткевич лениво брёл к этому выводу, посасывая сгущёнку из банки, к сомнительно парадному подъезду дирекции подкатила чёрная эмка. Из неё выскочил поджарый офицер в иссиня-чёрном морской кителе и, на ходу отряхивая полы белым носовым платком, взбежал по ступеням к дверям. Складского происхождения дверям, но окультуренным незатейливыми филёнками. И — исчез за ними, взмахом платка оставив на крыльце то ли адъютанта, то ли денщика, верзилу при погонах старшего матроса.
— Саша, а вы уверены, что Бреннера туда двигать мебель позвали? — опустил Яков банку с сине-белой дореволюционной этикеткой сгущёнки.
— Уже нет… — вставая с фанерного ящика, нахмурился и Новик.
Эмка была узнаваемая.
Тихомиров нарочно показывал им заранее почти весь штабной автопарк.
Хроники «осиного гнезда»
Март 1943 г. База торпедных катеров «Иван-Баба»
То, что ситуация на море становится с каждым месяцем сложнее, с весны 1943 года почувствовали все моряки, вплоть до штаба кригсмарине. Самым показательным оказался рейд советской «малютки» [26], которой удалось прокрасться в саму Якорную бухту, где собралось шесть шнельботов, два сторожевых катера и морской буксир. Он-то и принял на себя торпедный удар, хотя это был не героизм и не самопожертвование, а обычная на войне случайность. «Малютка» выпустила прямоидущую парогазовую торпеду с восьми кабельтов, но небольшое искривление горизонтального руля превратило прямую траекторию в плавную дугу, заканчивающуюся на буксире.
Вторую торпеду русские не выпустили, не успели: на сторожевиках заметили пенный след и, не дожидаясь команды, обрубили швартовы и рванулись к подлодке. На каждом из них было по шесть малых глубинных бомб; возможный путь отхода проутюжили как следует, но, похоже, подлодку так и не накрыли. А значит, возможны были повторения.
Решили поставить у входа в бухту минное поле; но не исключено, что это действо засекла русская разведка, потому что на этих минах так никто и не подорвался.
Впрочем, подводные гости базу «Иван-Баба» больше не посещали [27].
Нагрузка на моряков всё возрастала — значительная часть боевого обеспечения германской армии, прорывающейся сквозь Северный Кавказ, производилась морем. Но навигацию, поначалу доступную транспортным судам и баржам с небольшим эскортом, из-за противодействия ЧФ вскоре пришлось превратить в отправку полноценно защищённых транспортных караванов; и шнельботы, самые боеспособные и подходящие для сопровождения, уже просто не справлялись, даже в ущерб своим ночным «поискам».
Удачный ход с крымского берега
Керчь. Лето 1943 г. 1‑я Митридатская ул.
— Ну вот! Что я вам говорил? — с неоправданным, с точки зрения гауптштурмфюрера Бреннера, оптимизмом, воскликнул капитан-лейтенант Нойман, торопливо проглядев бумаги, принесённые из шифровального отдела. — Ваш агент «Еретик» сообщает об обнаружении «кузена» на Кавказском берегу! — потряс командир айнзатцкоманды весьма скромной папкой.
— Это действительно интересно, — проворчал Карл-Йозеф.
Отсутствие чрезмерного оптимизма в его реплике было связано с тем, что разведчик подумал о своём: «Зачем, интересно, русским понадобилось ставить нас в известность о том, где отыскался братец?»
— А ваш? — спросил он вслух. — Ваш человек в штабе подтверждает эту информацию?
Нойман пригладил ладонью непослушную встопорщенную седину надо лбом, покосился на коллегу из «сухопутного» абвера и решился:
— Не напрямую, конечно. Им категорически запрещено сообщаться. Но в городе у него есть люди из грузинской оппозиции, вот через них.
— «Тамара?» — уточнил гауптштурмфюрер, разглядывая в окно затейливый каменный орнамент на уцелевшей стене гимназии, руины которой громоздились внизу, между провалами красно-ржавых крыш.
— Прекрасная «девушка», — хмыкнул капитан-лейтенант, — эта «Тамара».
— Только молодая и глупая, — мрачно буркнул Карл-Йозеф. — И пока далеко не царица. Кстати, о девушках, — он отошёл от окна. — Этот русский предатель, комиссар «Den Grasigen». Злаковый, как его…
— Овсянников? — слегка удивился капитан-лейтенант морской разведки и переспросил ревниво: — А что это вы о нём вспомнили? Да ещё «кстати, о девушках»?
Но гауптштурмфюрер будто бы его не услышал.
— Он указал точное место проведения последних испытаний интересующей вас торпеды?
— Указал, — пожал плечами Мартин Нойман. — Но что это нам даёт? Торпеда, — капитан-лейтенант выразительно свистнул куда-то в сторону солнечно-блещущей синевы залива, видной в соседнее окно, — как говорится, как в воду канула. Электрическую торпеду, — вы, возможно, не знаете, — никак нельзя запустить заправленной наполовину или ещё как, чтобы недалеко. В момент пуска происходит заливка кислоты и… Это, знаете ли, не бак заполнить на четверть. Так что, ушла с концами, тем более, что траектория этого «угря» была весьма причудливая. Путь до мишени Овсянников видел, а после — нет.
— Ну и бог с ней, — с неожиданным равнодушием прикрыл зевок чёрной перчаткой протеза Карл-Йозеф. — Русские-то об этом не знают. Не знают, что мы её не нашли. А насчёт девушек… — он задумчиво потёр подбородок и вскинул на Ноймана внимательный взгляд. — А что, если «Еретик» получит от нас информацию, что мы эту сказочную торпеду как раз таки нашли ? И сдаст эту информацию русским?
— Действительно, «что»? — недоуменно пожал плечами капитан-лейтенант.
— А то, — подошёл к нему Карл-Йозеф поближе, словно боясь, чтобы их не подслушали. — Я имел дело с флотской разведкой полковника Гурджавы. Поверьте мне, они не усидят на месте, узнав. Они будут здесь.
Мартин нахмурил белесые брови.
— Ну, во-первых, зачем им это надо?.. Тащиться, можно сказать, в пасть дьяволу? Отбивать у нас «находку», что ли? Чистой воды самоубийство. И во-вторых, такая провокация — рискованное дело и для нас. Вы ведь знаете, какое значение имеет сейчас для кригсмарине Якорная бухта? Там же основная база шнельботов. Смею напомнить, русские туда даже линкор с эсминцами посылали.
— И убедились, что это бесперспективно, — добавил Карл-Йозеф. — Поэтому, тем более, пошлют флотских разведчиков. Не мне вам объяснять, что один профессионал в нужное время и в нужном месте стоит самого меткого залпа линкора. Кстати, там был не линкор, а лёгкий крейсер вкупе с одним-единственным только лидером эсминцев. А насчёт вашего первого вопроса, — морщась, потёр чёрную кожу протеза Карл-Йозеф. — Зачем им это нужно…
«Гораздо проще объяснить, зачем это нужно ему самому. Ему нужен был русский лейтенант Войткевич. Бывший подопечный в резидентуре на Западной Украине и, как оказалось. — Карл-Йозеф болезненно поморщился, словно вновь разыгрались фантомные боли в пустой перчатке протеза. — И, как оказалось, его же, Карла-Йозефа Бреннера, куратор по линии ИНО [28] НКВД. Нужен здесь и желательно живой, по крайней мере, до тех пор, пока не выяснится точно, провален или нет агент “Еретик”? Можно ли на неё полагаться? Ведь от этого зависит, как долго ещё можно будет полагаться и на всю информацию, исходящую от их резидентуры в штабе русского флота. Кто знает, может, уже и предмет гордости “Марине Абвер”, их глубоко законспирированный агент, не стоит выеденного яйца. Может, он уже под диктовку полковника русской морской контрразведки, как его… Das Schaf… Овца… Овцевода… Овчарова пишет свои донесения?.. — покачал головой Бреннер в такт своих невесёлых раздумий. — Провал тогда будет не просто громкий, а расстрельный… По крайней мере, я бы так поступил».
