…— Я понимаю, что это прозвучит не слишком убедительно, — устало снял Павел Григорьевич круглые очки и принялся протирать их краем деревенской выбивной скатерти. — Но я и в самом деле не знаю, какие в точности… и даже какого рода изменения в систему распознавания внёс этот доморощенный Кулибин. Хотя бы потому, что внёс он их, как выяснилось, в последние минуты перед испытаниями «изделия».
— И даже не поставил вас в известность? — иронически хмыкнул Овчаров, глядя на инженера с добродушием председателя колхоза, который только что счастливо избежал расстрела, свалив порчу колхозного имущества на тракториста МТС.
Приговорённый ещё в Крыму, переименованный в степи под Мелитополем и опознанный на Кавказе, Павел Григорьевич Бреннер промолчал, уставившись на край скатерти.
— Значит, он скрыл от вас эти свои новаторства, — снисходительно кивнул Овчаров. — Почему?
Бреннер выразительно пожал плечами. Как-то не хотелось ему признаваться, что если перед смекалкой «Кулибина», как механика, он готов был снять шляпу, то к его потугам инженерный гений относился с известной ревностью, — а следовательно, весьма долго и тщательно проверял бы все выкладки, прежде чем допустить изменения в «мозгах» торпеды. Тем не менее, будучи воспитанным в европейском духе рациональной справедливости, на следующий вопрос полковника: «Мне кажется, вы не считаете, что это он сделал, — Овчаров неопределённо помахал пухлой ладошкой, — …из каких-то вредительских соображений?» — Павел Григорьевич ответил твердо: «Не считаю».
Бреннер нацепил дужки очков, хоть и дрожащими руками, но аккуратно, и даже приосанился, запахнув полы видавшего виды пиджака.
— Совершенно не считаю. Я даже уверен, что Лёвка Хмур, — он скрипуче прочистил горло. — То есть, воентехник Хмуров, конечно, вполне порядочный человек и гражданин, и предан… — Павел Григорьевич, разгорячившись, как-то даже подзабыл, чему там быть преданным поучал комиссар Овсянников на нудных своих политзанятиях, так что сказал только растерянно: — Всему, чему надо.
— Тогда что же? — усмехнулся начальник флотского Смерша в ладонь, по обыкновению, подпиравшую подбородок. — Что им, по-вашему, двигало?
— Это трудно объяснить без привлечения специальных технических понятий, — начал Павел Григорьевич извиняющимся тоном, но, заметив нетерпеливую гримасу полковника, продолжил, почти сердясь: — Я думаю, Хмуров пытался усовершенствовать систему распознавания искусственных и естественных помех, отвлекающих торпеду от цели. Но получилось так, — раздражённо развёл он руками, — что не столько усовершенствовал, сколько усложнил систему, ввёл какие-то излишние блокировки, вот она и не сработала.
— Значит, Хмуров не планировал сорвать испытания? — равнодушно, словно для протокола, уточнил Овчаров.
— Совершенно уверен, — решительно подтвердил Павел Григорьевич. — Ни сорвать приёмку «изделия», ни как-либо его испортить.
— Почему же тогда сбежал? — закономерно спросил полковник.
— Когда увидел, что меня тут же арестовали? — негромко, но с горькой иронией уточнил, в свою очередь, инженер и подслеповато прищурился на Овчарова поверх круглой оправки очков. — А вы мне сейчас поверили?..
Пришла очередь подполковника красноречиво промолчать.
Снятся нам покой и воля…
Туапсе. Лето 1943 г. Судоремонтный завод в/ч 67087
— Ну вот, а я уже надеялся дослужить сытым и мытым до ветеранского аттестата, — хрипел Яша Войткевич, сигая через скамейки и распахивая на бегу двери предбанников. — С березовым веничком на полатях.
— С намыленной задницей! — звеня цинковыми шайками и чертыхаясь, опередил его Новик. — И поперёк лавки! Будешь ты своей пенсии дожидаться. Что здесь делать Задоеву?!
— Всё, что не хотите, — пнул ногой подвернувшийся тазик Войткевич.
Действительно, что удивительного в появлении на довоенной межколхозной, а теперь военной малотоннажной судоремонтной базе старшего офицера радиотехнической службы флота? Ничего. Кроме решимости к действию двух разведчиков, ожидавших появления «кого угодно из штабных», — как довольно туманно пояснил их задачу майор Тихомиров, командир 2-го разведотряда. Как это он сказал? А вот так:
— И вообще, кого угодно, кто приблизится к объекту, хватайте за шкварник! Потом, если что, покаемся, а не поможет, так примерно вас расстреляем, но с сохранением наградных и посмертных семьям.
Собственно поэтому, в первую очередь, и привлекли к традиционно шпионскому сценарию не офицеров контрразведки, а фронтовых разведчиков, не примелькавшихся в штабе флота.
— Альбина!.. — зажевав отчество солидной дамы, с порога рявкнул Александр Новик, разнеся плечом двери директорской приёмной. — Где Задоев?
Альбина Эдуардовна, женщина рептильного хладнокровия, не поднимая головы, как если бы не вихрь ворвался, а сквозняком потянуло, посмотрела на него поверх очков:
— Кто?
— Каперанг, который сюда заходил! — рванул к обитым дерматином директорским дверям старший лейтенант.
Впрочем, с точки зрения Альбины Эдуардовны, — всего лишь Саша-кладовщик, поэтому: «Назад!» — вполголоса, но так внушительно скомандовала она, по-прежнему не поднимая головы от гроссбухов, что Новик невольно отдёрнул руку от фигурной медной скобы.
— Никто сюда не заходил. Тем более, эта ваша «абракадабра».
В секретарши Альбина Эдуардовна попала с вполне сухопутной должности директора пионерского лагеря. Поэтому ни удивить, ни взять напором её не представлялось возможным. А уж оспорить решение… На подчиненных своего мужа она смотрела с материнской готовностью выпороть их, в случае чего, для их же блага.
Новик слегка сдал на попятную.
— А уборщик где? Дядя Паша?
— Ты разберись сначала, кто тебе нужен, — философски заметила дама. — Впрочем, они вместе, я думаю. Морской офицер, которого ты первым искал, попросил его в машину коробку отнести с радиостанцией, списанной с «Карла Либкнехта».
«Слава богу…» — невольно перевёл дух Новик, поскольку знал, что возле штабной эмки остался Войткевич, забалтывая не то денщика, не то адъютанта расспросами о трудностях штабного довольствия. «Рация. Вот тебе, хоть и непристойно надуманный, но для чужого глаза вполне приличный повод появиться старшему военспецу радиотехнической службы…» — додумал Саша уже в коридоре.
На днях был разукомплектован крепко поклёванный «мессерами» каботажный теплоходик, спущенный перед самой войной со стапелей Данцига. Рация на нём была хоть и не диковинная, но немецкая всё-таки.
Именно этот нюанс, с рацией, более всего убеждал в том, что появление тут капитана 1-го ранга Задоева, начальника «трофейного» отдела РТС — неспроста. Кому, при вдумчивом взгляде, мог понадобиться гражданский «Телефункен»? И за такой мелочью ехать самому начальнику отдела? И то, что, словно на блюдце с синей каёмочкой, случайно подвернулся ему Бреннер, означало либо «не случайно таки подвернулся», либо «на редкость повезло», и моментально среагировал матёрый шпион. Либо же всё это — такое жестокое стечение таких невинных обстоятельств, что в конечном итоге их с Войткевичем и впрямь примерно-показательно расстреляют перед строем: «за перебдёжь!»
Но не успел старший лейтенант добежать до входных дверей дирекции-штаба, как окончательно развеяли его сомнения звучные хлопки «ТТ».
…Широко расставив ноги, Войткевич палил в чёрный приземистый задок эмки, вихляющий в клубах пыли по направлению к въездным воротам. Злодейская эмка, не оставаясь в долгу, отвечала беспрерывным, но явно для острастки, тявканьем вальтера. «В белый свет как в копейку». Саша даже не задумался: пригнуться ли? Оглянулся с гримасой досады.
По-штабному отутюженный верзила — старший матрос, не то денщик, не то адъютант каперанга Задоева, сконфуженно скулил на ступенях дирекции, утирая локтем разбитые «вареники с вишней» и шаря, как заведённый, по расстегнутой кобуре реквизированного «ТТ». А вот и «подопечный» разведчиков Бреннер, и подозреваемый каперанг, надо понимать, с грохотом проломили дощатые ворота базы…
— Что ты?! — в сердцах выматерился на Войткевича Новик.
— А что вы хотите?! — мимоходом огрызнулся тот, заталкивая в рукоятку «ТТ» новую обойму. — Что я, Цербер о трёх головах? Пока я этих на мушке держал, меня сзади водитель приласкал, куда он уходил, и мама его не знает. Стой! — Яша бросился наперерез полуторке, вырулившей из-за угла одного из цеховых пакгаузов.
— Ты что?! Что, Яков Осипович? — ошалело уставился пожилой водитель на пистолет в руке мирного «банщика», вскочившего на подножку «фанерного форда». — Тебе что, директор машину не даёт? Так ты скажи по-людски, захватим твоё бельишко, или что там, — молитвенно забормотал он, невольно пятясь на дерматиновом сиденье.
