В 1684 г. на главу Ивана Великого царевна Софья водрузила большой позолоченный крест. С ним и была связана легендарная история, случившаяся во время пребывания Наполеона в Москве. Французский император, услышав древнее предание о том, что крест на центральном куполе Благовещенского собора отлит из чистого золота, приказал немедленно снять его и забрать в Париж в знак победы над русскими. Но он перепутал Благовещенский собор с колокольней Ивана Великого, где находился железный крест с позолотой. Ошибка императора понятна – Иван Великий был самым высоким сооружением в Кремле и тем более главной русской колокольней. Ни французские техники, ни инженеры не могли снять крест с колокольни, пока не вызвался какой-то русский мужик, который залез на купол, и по веревке спустил крест на землю. В это время над колокольней стали кружить черные птицы, беспрерывно каркая. Наполеон нахмурился – это предвещало большую беду. Когда крест сняли, и исполнитель дела подошел к Наполеону за наградой, тот приказал немедленно расстрелять предателя Отечества… Завоеватель получил только железо, покрытое медными позолоченными листами.
После победы над французами на колокольне установили новый крест. В 1815 г. архитекторы И. Жилярди и О. Бове отреставрировали колокольню, сильно пострадавшую от взрыва, хотя сам столп устоял. В праздники по удару колокола Ивана Великого начинали звон колокола всех московских церквей. Звон колоколов на Руси неизменно сопровождал все великие торжества, знаменовал печальные и радостные события. Колокольный звон созывал православный народ на церковную службу, а тех, кто не мог прийти в храм, побуждал к внутренней молитве. В середине XIX в. для кремлевской звонницы мастер А. Завьялов отлил Большой Успенский колокол – самый большой из всех кремлевских колоколов, и ныне находящийся там.
Ранее этого события, в первой половине XVIII столетия, именно для Успенской звонницы Ивана Великого отлили знаменитый Царь-колокол – самый большой из всех русских колоколов. Однако Москва никогда не слышала его могучего голоса. В исторической литературе встречается несколько как научных версий, так и сказочных легенд о судьбе Царь-колокола. В народе даже говорили, что чудо-колокол разбила тяжелая рука Петра Великого. Будто бы, возвращаясь в Москву после Полтавской битвы, царь приказал в честь славной победы звонить во все московские колокола. Единственным из всех не зазвонил Царь-колокол, как ни старались звонари раскачать его язык. Разгневанный Петр дал им в помощь целую роту гвардейцев – язык колокола оборвался, но он так и не зазвонил, «упрямее царя был». В руках Петра была дубинка, которую он отбил у шведского короля Карла XII под Полта-вой, в ярости царь ударил по колоколу: «Вот тебе за то, что ты не хотел народу о моей победе оповестить!» Тогда от удара откололся кусок Царь-колокола, а сам он загудел и ушел в землю. В действительности Царь-колокол отлили московские литейщики Иван и Михаил Моторины для Успенской звонницы в 1734 – 1735 гг., уже после смерти Петра I. Колокол еще остывал в литейной яме, когда в мае 1737 г. в Москве начался пожар. Холодная вода, которой заливали пламя, попала в яму: тогда колокол треснул, и от него откололся кусок весом 12 т. Другая, менее известная версия гласит, что на остывавший в яме колокол упали сверху колокола звонницы, сорвавшиеся от пожара, и повредили его при ударе.
После революции церковь Иоанна Лествичника в кремлевской колокольне была закрыта, ее помещение использовалось под различные хозяйственные и административные нужды. После смерти И. В. Сталина Кремль открыли для посещения и в первом этаже звонницы стали проводить выставки. В наше время, хотя церковь, по-прежнему, закрыта, звон Ивана Великого вновь раздается над Москвой на большие праздники.
Спасский собор Андроникова монастыря. Согласно преданию, в 1354 г. Алексей ездил в Царьград (Константинополь) к Вселенскому православному патриарху для рукоположения в сан митрополита Московского. По возвращении на Родину его корабль попал на Черном море в сильный шторм. Митрополит истово молился иконе Нерукотворного образа Спасителя, но шторм не утихал. Тогда митрополит дал клятву Всевышнему, что при благополучном исходе шторма он поставит в Москве храм во имя Нерукотворного образа Спасителя. Шторм утих и случилось так, что день возвращения на Родину совпал с днем церковного праздника Спаса Нерукотворного.
Место для постройки храма выбрали примерно там, где сын великого владимиро-суздальского князя Георгия (Юрия II) Владимир Георгиевич в 1238 г. встретил войска Батыя во время его похода на Москву. На этом же месте митрополит Киприан позднее, по преданию, встретил Дмитрия Донского, возвращавшегося с Куликова поля.
О датировке собора мнения специалистов не совпадают. Есть предположения о постройке первого каменного храма в 1360 или 1390 г. Сведения о существовании более раннего деревянного храма, позже перестроенного, основываются, в частности, на находках в позднейших перекладках стен собора белокаменных блоков вторичного использования с фрагментами зооморфных и растительных композиций, архаичных по своей стилистике и исполнению. Наиболее вероятной датой сооружения собора называют период между 1410 и 1427 гг., в бытность игумена Александра.
Источники («Книга степенная царского родословия», Пахомий Логофет) позволяют утверждать, что в росписи собора в начале XV в. принимал участие Андрей Рублёв. Житие преподобного Никона сообщает, что Андрей Рублёв и Даниил Чёрный с иконописной артелью отправились в Москву рас-писывать новый каменный собор Спас-Андроникова монастыря после того, как закончили в 1424 г. иконописные труды в соборе Троицкого монастыря. Предположительно это произошло в 1425 г., расписывать Андроников монастырь они закончили в 1427 г. В этом году Андрей Рублёв скончался, его похоронили в Андрониевском монастыре – росписи Спасского собора, по всей видимости, последняя работа великого мастера. Росписи были уничтожены в конце XVIII в. при реставрации, за исключением фрагментов растительного орнамента на откосах окон.
Во время реставрации 1763 – 1779 гг. к собору пристроили крытую паперть. В 1812 г. от сильного пожара сгорел иконостас и обрушился барабан с главой. В 1846 – 1850 гг. собор значительно переделали по проекту П. А. Герасимова: на южной стороне к собору пристроили придел Успения Божией Матери, на северной стороне – святого Андроника. Закомары и кокошники убрали под четырехскатную крышу, а над ним подняли восьмигранный барабан с шатровой крышей.
После революции здания Андрониевского монастыря передали в ведение Чрезвычайной комиссии. До 1922 г. здесь содержались заключенные, в 1922 – 1928 гг. в монастыре располагалась колония для беспризорников. Затем территория монастыря находилась в ведении рабочего коллектива завода «Серп и Молот», в монастырских зданиях, в том числе и храмах, устроили 200 комнат для рабочих. В 30 – 40-х гг. там также располагались учреждения Наркомата обороны. С 1959 г. в монастыре располагается Музей древнерусского искусства имени Андрея Рублёва. В 50 – 60 гг. собор отреставрировали архитекторы Л. А. Давид, Б. Л. Альтшуллер, С. С. Подъяпольский и М. Д. Циперович.
Зимой 1989 г. собор Образа Спаса Нерукотворного передали в ведение Московской патриархии.
Спасский собор представляет собой одноглавый четырехстолпный белокаменный храм на высоком подклете. Его фасады традиционно разделены на три части. С востока расположен троечастный алтарь, по центру других фасадов – перспективные порталы. Собор Спасо-Андроникова монастыря заметно отличается от других подобных строений усложненным построением: углы его четверика значительно понижены, крестообразный объем со сводами, скрытыми за килевидными центральными закомарами, четко выделен. Этот объем несет четырехгранный постамент с трехлопастным завершением каждой грани, на котором стоит восьмигранник, увенчанный главой на стройном барабане. Построение композиции здания таково, что все эти понижения и повышения объемов, полуокружности и четверть окружности кокошников-закомар находятся в полном подчинении центральной оси постройки. Именно эта пирамидально поднимающаяся уступами вертикаль и является главным элементом художественного облика собора.
Той же идее подчинен и интерьер храма. Его пространство не загромождено хорами. Оно логично нарастает от более низких углов к ступенчато повышенным средним сводам, а от них к еще более повышенным подкупольным аркам и, наконец, устремляется в подкупольный световой барабан. Широко расставленные подкупольные столбы (они соответствуют наружным лопаткам) не мешают воспринимать это пространство целиком, где бы мы ни встали. Оно равномерно освещено, так как окна размещены в трех регистрах: в стенах основного четверика, в центральных закомарах и в барабане. Все это сообщает интерьеру дух рациональной организованности и ясности, а если учесть отсутствие княжеских хоров, то и «демократичности».
