Просто стыдно было бы дрогнуть на глазах гимназистки, лежавшей с винтовкой в первой цепи.
Так, в день 23 февраля под Псковом миру заявила о себе армия нового государства. С этой армией на всю жизнь связала свою судьбу псковитянка Махновская Ангелина Дмитриевна.
Январской ночью 1922 года в общежитие Могилевского красноармейского техникума постучались.
— Махновская есть? — спросил простуженный голос.
— Есть. А вы ей кто?
— Дочь.
Через минуту дежурный видел, как две женщины в гимнастерках обнимались и не могли сказать слова. Горел на столе фитилек, опущенный в баночку с керосином. Появилось и угощение — миска с почерневшей от мороза картошкой. Мать гладила девичьи волосы, мать слушала дочь.
…Было много боев. Осенью 1918 года полк, где служила пулеметчица-псковитянка, встретился с Колчаком. Лина видела колчаковцев через прицел пулемета. Жаркие были бои. Обморозила ноги, никакая обувка не шла. Носила лапти. В бою у лесной деревушки кончились патроны, и не могла отойти: подвели опухшие ноги. Плен. Пермская тюрьма. Выпали от цинги зубы. Ожидание в камере: сегодня поведут на расстрел. Потом надежда: в окошко тюрьмы долетело эхо далеких выстрелов. Убегая из Перми, колчаковцы забрали и пленных. Долгий путь в товарных вагонах до Омска, потом до Харбина. Сыпной тиф. Однажды, очнувшись, увидела свечку у изголовья.
— Потушите, товарищи, я не умерла. И в бога теперь не верю…
В Перми в вагоны вошло две тысячи пленных, в Харбине из вагонов вышло всего только триста людей-скелетов.
Лагерь в Харбине. Не умерла только потому, что подпольщики-коммунисты помогли бежать. Недели две скрывалась у китайских товарищей. Потом работа на консервной фабрике.
Снова арест за агитацию. Снова побег, на этот раз в партизанский отряд под Николаевском-Уссурийским. Опять бои, опять глядела на врага через прицел пулемета. В сражении под Спасском чужая пуля попала в висевшую на груди пулеметную ленту. Сразу четыре раны. Друзья на руках унесли пулеметчицу.
Стала на ноги — назначили начальником красноармейского клуба. Там, на Востоке, вдруг очень затосковала по дому, по матери…
Мать гладила волосы дочери, поправляла фитилек над склянкой с керосином, спросила:
— Вступила в партию?
— Пока нет.
— Ну что ж, дочка. Я тебе дам рекомендацию в партию… А теперь надо учиться.
Мать и дочь сели за одну парту.
Три друга, три военных курсанта — Иван Золоцевский, Севрюков Федя и Алеша Казмин, вздыхая, тайно друг от друга ходили к старшей Махновской просить руки младшей Махновской.
— Ребята, да вы как при старом режиме. Такие дела пусть сама дочь разрешает.
Младшая Махновская пожелала стать Золоцевской. Пришли вчетвером в загс, Все в буденовках, в гимнастерках. Секретарь поднял глаза от бумаг, строго спросил:
— А где же невеста?
Смеялись. И в тот же день закатили свадьбу. Сорок два миллиона рублей стоила свадьба.
На эти деньги на базаре было закуплено: фунт махорки, котелок молока и два фунта семечек.
…Потом было пятнадцать лет радости. Росли два сына. Володя и Рэм. Рэм любил музыку. Сядет за рояль, играет Чайковского, Брамса, а потом что-то вдруг совсем незнакомое.
— Что это?
— Это так, что думаю… 22 июня 1941 года. В этот день Володя ушел добровольцем. Рэм ушел в 42-м.
Мать пыталась удерживать:
— Сынок, нет и шестнадцати…
— Мама, а тебе сколько было?..
В октябре 42-го пришло письмо в синем конверте: «Ваш сын в боях за Кавказ…» А через три недели второе письмо: «Ваш сын Рэм Золоцевский… Под Сталинградом в ночь с 8 на 9 декабря…»
В политическом училище был строгий приказ: «Просьбы послать на фронт рассматриваются как серьезное нарушение дисциплины». Преподавателя кафедры политической подготовки Золоцевскую седой генерал не стал отговаривать. Спросил только:
— Не можешь иначе?
— Не могу. Должна уехать сегодня же…
Пули ее щадили. Со Вторым Украинским фронтом капитан Золоцевская прошла Днепропетровск, Карпаты, Венгрию. Войну закончила в Праге. В сорок шестом году встретилась с матерью. На этот раз и у матери, и удочери волосы были белыми.
— Ну, как будем жить, мама? Какое место выберем на земле?
Выбрали Псков.
Приехали, на вокзале оставили чемоданы и сразу прошли до кремля, прислонили ладони к шершавой стене.
— Это след от стрелы, это от пули, это, наверное, осколок от бомбы… Упорный наш Псков. Никому не сдается…
— Пять лет назад умерла мама. Осталась одна… Вот так, Вася, трудная была дорога, но прямая. Могу людям в глаза честно глядеть.
Потому так смело сейчас воюю и с дураками, и с бюрократами. Силы пока еще есть, воевать и смотреть не разучилась. Иначе и жить нельзя…
Так закончился разговор. Переступая порог дома, где живет Ангелина Дмитриевна, я думал увидеть тихую старушку. Я узнал неукротимого человека, который покажет вам древние башни и купола, расскажет легенды о псковских воинах, будет читать наизусть Пушкина, Маяковского, Блока, расскажет, как идет стройка новых домов в городе и как идут дела у соседского мальчишки, которому взялась помогать по немецкому.
Таким людям надо каждое утро цветы приносить.
Фото автора. 21 февраля 1963 г.
Удивляйтесь!
Мы ехали по сухой африканской саванне. Всю ночь перед машиной горели зеленые и красные светофоры. Временами мы останавливались полюбоваться волшебным светом. Но раздавался топот копыт, хлопанье крыльев, и фонари гасли.
В Африке много крупных птиц и зверей. Но чтобы полюбоваться удивительным светом, идущим из глаз, в Африку ехать не надо. Ночью на подмосковной дороге и даже на московской улице вы увидите живые изумрудные фонари, если осветите кошку, лисицу. В неясном свете луны люди не различали волков, но видели мерцание огоньков.
Удивительное живет рядом с нами. Сегодня, когда вы шли на работу, под ногами капустой скрипел снежок. Все ли знают, что это ломались снежинки? Одну снежинку сломай — звука не слышно. Тысячи снежинок сломались под валенками — громкий приятный звук.
Взгляните летом под ноги — вы увидите удивительный мир. Муравей тянет осу. Околевшая оса в десять раз тяжелее муравья. И все-таки тащит. Остановился передохнуть, решил перекусить муравей, подскочил к маленькой тле, пощекотал усиками. Коровка-тля немедленно выдала капельку сладкого молока. Удивительно…
В каплях дождя рождается радуга. Пушистая белка ныряет в глубокий снег и каким-то непостижимым чутьем именно в этом месте находит орех. Птицы, возвращаясь из Африки, без карты и компаса находят область, район, деревню, двор и скворечник, из которого они первый раз увидели жизнь. Падают звезды, сверкают зарницы, вслед за солнцем поворачивается подсолнух, само солнце на закате становится красным и огромным, как блюдо. Привычно и удивительно.
Можно научить человека черчению, можно научить его обращаться со станком, со счетной машиной, можно научить его варить сталь, управлять комбайном и даже ракетой. Но если человек ничему в жизни не удивляется — этот человек бескрылый, неинтересный.
Однажды в разговоре на эту тему я услышал вопрос: «Удивляться. Ребенок я, что ли?» Не назову имени человека. Я убежден: переставший удивляться подобен автомату, который ест, пьет, что-то делает. Такой автомат не видит, не чувствует жизни, не радуется. Такой человек вряд ли в ясную ночь смотрел на звезды, вряд ли рассматривал в бинокль странные рытвины на Луне. Такой человек не чувствует звучности слова, его не волнует огромная тайна: как в крошечной, с пылинку, живой клетке природа ухитряется «запланировать» живое существо — светлые волосы, две руки, два, а не три глаза, греческий нос, характер, схожий с отцовским… Нелюбопытный человек прислал в редакцию вопрос: «А зачем спутники, зачем на Луну собираться? Много ли корысти в полетах?»
Если бы по природе все люди были такими же равнодушными к жизни, не было бы ни великих открытий, не было бы прекрасных картин, волшебной музыки. Да и сам человек ходил бы, наверное, на четвереньках. И хорошо, что пока живет человек на земле, он, как ребенок, будет останавливаться, удивленный красотой, величием и тайнами жизни. А удивившись, человек сделает еще один шаг к знаниям, к открытиям.
Можно уверенно сказать: все великие открытия начались с удивления. Рентген удивился, рассматривая засвеченную в темноте фотопластинку. Значит, есть в природе невидимые глазу лучи? Есть. Теперь это знает и школьник, а все началось с удивления. Тысячи лет люди удивлялись и завидовали полету птиц. А сегодня купите билет на самолет, и разве не удивительна сила, несущая десятки тонн металла и человеческое тепло в морозной синеве над землей?
Космонавт Павел Попович рассказывал, с каким удивлением разглядывал он в кабине космического корабля пробирку с жидкостью.
