Как выяснилось, пан Юрий и в самом деле не бросал слов на ветер — с первых же дней на новом месте Отрепьеву пришлось познать всю прелесть роскошной жизни. Мнишек ничего не жалел для дорогого гостя — ни дорогих одежд, ни богатых угощений, ни развлечений. Вот только обещанного пира до сих пор не было.
Однако Мнишек вовсе не забыл про свое обещание — время было давно уже намечено, гости созваны. Юрий нарочно откладывал пирушку. Оповещенный о чудесном спасении царевича, он ни на миг не задумывался о том, истинный ли сын Иоаннов к нему приедет или нет. Кем бы он ни был — потомком царского рода или ловким обманщиком, из его более чем удачного появления можно было извлечь огромную выгоду. Так что в хитроумной голове воеводы план действий созрел прямо-таки мгновенно…
— Как ты, Димитрий, не скучаешь? — на пороге новой комнаты Григория наконец появился хозяин замка.
— С таким заботливым хозяином скучать вряд ли придется, — искренне ответил Отрепьев — он и в самом деле был благодарен Юрию за заботу, — но вниманием меня не балуют. — Предоставленный самому себе, последнее время Григорий начал беспокоиться, что о нем просто-напросто забыли.
— Да? — претворился изумленным Юрий. — Значит, я как раз кстати. Хотел тебя на обед позвать. Только ты не отказывайся, — торопливо добавил воевода, заметив, что Отрепьев порывается что-то сказать, — а то сколько уж времени прошло, а на царевича никто еще и не взглянул.
Гришка даже и не собирался отказываться, и вскоре ему впервые предстояло познакомиться с семьей Мнишека. В общем-то, семья сендомирского воеводы была отнюдь не многочисленной: если не считать самого Юрия, она состояла из его жены Ядвиги, двух дочерей и сына Станислава. Старшая дочь, Урсула, не так давно старательными усилиями своего отца стала женой богатого князя Константина Вишневецкого, потому за столом оказалась только младшая дочь. Восемнадцатилетняя Мария была как раз девицей на выданье…
Григорий только взглянул на нее и понял, что пропал. Кусок не шел ему в горло, и ведь ни какой попало кусок! И тем не менее за этим богатым столом, где не было, пожалуй, разве что птичьего молока, Гришка ничего не мог взять в рот. Не в силах скрыть своего восхищения, во все глаза он смотрел на Марию, и никто из Мнишков, казалось, этого не замечал.
Бесспорно, Мария была просто красавицей, но Григорий находил в этой красоте нечто большее. Вне всякого сомнения, этот высокий, как и у отца, лоб, тонкий нос, узкие, будто искусно очерченные губы, грациозно выгнутые брови и огромные продолговатые, словно миндалины, глаза могли принадлежать только королеве.
«Что ж, — подумал Григорий, глядя на прекрасную Марию, — я приму все условия алчных поляков и она станет моей. Хотя бы ради этого стоит стать государем…»
Глава 28
Кто знает, сколько бы дней провел Отрепьев в пустом безделье, наслаждаясь прелестями новой жизни, если бы не увидел Марию: в отличие от всех влюбленных, уносящихся в какие-то неведомые дали, Григорий спустился с небес на землю.
Он чувствовал, что настало время действовать, однако Мнишек по-прежнему ничего не предпринимал. Настаивать же Григорию казалось не только бессмысленным, но и просто опасным. Так что, несмотря на всю роскошь, его окружавшую, на душе у Отрепьева было неспокойно, ой как неспокойно.
Однако именно Мария, которая ввергла Григория в это тягостное ожидание, стала его спасением, причем случилось оно так внезапно, что Отрепьев даже не сразу это понял…
— О чем задумалась, красавица? — обратился Григорий к Марии, которая, погрузившись в свои думы, одна сидела в огромной пустой зале.
— Ой, — вскликнула Мария, нарочно забравшаяся в такие глубины замка, чтобы никто ее не нашел, — как же вы меня напугали!
— Совсем не хотел. Не помешаю? — присаживаясь рядом со своей возлюбленной, спросил Отрепьев.
«Уже помешал», — подумала Мария, однако с любезной улыбкой на устах ответила:
— Вовсе нет.
Размышляла Мария как раз о Григории, и в том, что именно Отрепьев разрушил ход ее мыслей, она увидела знак свыше.
Отец уже давно нашептывал Марии, что не только ее собственное благополучие, но и судьба всей страны находятся в ее руках, но она до сих пор не могла решиться на этот рискованный шаг.
Не по годам рассудительная Мария понимала, что, несмотря на кажущийся успех всего предприятия, оно может закончиться неудачей. Тогда в лучшем случае она окажется до гробовой доски связана с каким-то рыжим без роду и племени, а в худшем позор ляжет не только на ее голову, но и на головы ее близких. Однако и соблазн стать царицей тоже был велик.
«Что ж, — рассудила Мария, — вот все и разрешится. Если сейчас этот человек предложит мне стать его супругой, значит, того хочет Бог».
— Что ты сегодня невеселая такая? — заметив даже сквозь улыбку следы тяжких раздумий, поинтересовался Отрепьев.
— Да так, немного взгрустнулось, вот и все, — отговорилась Мнишек.
— Скажи, Мария, у тебя мечта есть? — неожиданно спросил Григорий.
В опасной близости от своей возлюбленной, глядя в ее пьянящие глаза, Гришка едва сдерживал свою страсть. Нет, так больше не может продолжаться — сейчас он все ей скажет, а там будь что будет.
— Конечно. У всякого человека есть мечта.
— Расскажи мне о своей мечте, Мария, — попросил Отрепьев.
— Нет, не расскажу, — не согласилась Мнишек.
— Почему?
— Не сбудется.
— Тогда хочешь, я расскажу тебе свою?
— А не боишься, может ведь не сбыться?
— Нет. Если ты о ней не узнаешь, то точно не сбудется, — ловя взгляд девушки, пылко ответил Отрепьев. — Раньше я и не надеялся, что когда-то займу по праву принадлежащее мне место. Но теперь, когда это кажется таким возможным, таким близким, я мечтаю о том, чтобы ты, Мария, взошла на трон, чтобы ты стала не только моей царицей.
Отрепьев нежно взял Марию за руку, и, не отрывая взгляда от ее глаз, обратился к ней еще раз:
— Ответь мне сейчас, Мария, хочешь ты стать моей женой или нет. Ведь если у нас с тобой одна мечта, тебе не нужно раздумывать.
Ошарашенная Мария не могла поверить, что это произошло. Либо этот рыжий умеет читать мысли, либо он слишком смел, но и в том, и в другом случае он непременно взойдет на трон…
— Если отец даст согласие на наш брак, то он не будет свершен против моей воли, — согласилась Мария, и в этот миг Григорий про себя благодарил Бога за дарованное ему счастье…
Как только Отрепьев расстался с Марией, он тут же отправился к Юрию. У Гришки дрожали колени, ноги совсем не хотели его слушаться, когда он подходил к Мнишеку: ведь за то, что воевода согласится на брак, не могла поручиться даже его дочь.
— Что-то ты сегодня бледный какой-то, — сразу заметил странное состояние Отрепьева Мнишек, — уж не захворал ли?
— Можно сказать и так, — решил не откладывать разговора Гришка. — Давно я уже захворал, пан Юрий, и мое здравие в ваших руках.
— Неужто? — не понимая пока, о чем идет речь, удивился воевода. — Мой лекарь всегда в твоем распоряжении.
— Благодарю за заботу, только не лекарь мне нужен. Я болен вашей дочерью, и только брак с Марией может меня спасти.
На лице Мнишек появилось удивленно-довольное выражение, но он по-прежнему молчал, по всей видимости, ожидая от Евсеева еще каких-то слов.
— Пан Юрий, я прошу руки вашей дочери. Дадите ли вы согласие на наш брак? — Григорий пронзительно посмотрел на Мнишека.
— Да ты присядь, Димитрий, — издалека начал воевода, — если у нас с тобой такой разговор будет.
Григорий послушно присел, и Мнишек не спеша начал беседу.
— Знаешь, Димитрий, так сразу согласиться на ваш брак я не могу. Нет-нет, — заметив, как побледнел при этих словах Отрепьев, успокоил его Юрий, — никому другому в жены я Марию не отдаю. Но пойми меня правильно, я ведь отец, а какой отец не хочет счастья своему ребенку? Бог не дал нам с Ядвигой сыновей, да и Мария у меня одна осталась — ведь Урсула сама скоро станет матерью. Младшая она у меня, оттого я так за нее переживаю. Разве будет мое сердце за нее спокойно, если она станет твоей женой?
— Да неужто я ей плохим мужем буду? — возмутился Отрепьев. — Разве ж я против ее воли иду? Пан Юрий, ведь вы заботитесь о своей дочери, потому что любите ее. Я ее тоже люблю, так неужто я о ней не позабочусь?
— Эх, Димитрий, так ты меня и не понял. Разве твоя любовь защитит Марию, ежели тебя за самозванца посчитают? Разве сможет Мария с тобой в Россию поехать — ведь ты туда с мечом отправляешься. А ну как ты потерпишь неудачу — кто может ручаться, что твою жену пощадят? До тех пор, пока ты не станешь царем, разве могу я быть уверенным в безопасности моей дочери?
Говоря все это, Юрий беспокойно ходил из угла в угол, размахивая руками, пытаясь придать своим словам как можно больше убедительности.
