Из Керневаля поступил вопрос: «Почему лодка потеряла контакт с конвоем?»
— Думаю, она не знает, — сказал я. Я мог утешать себя тем, что уровень топлива был недопустимо низок. Старший механик израсходовал весь запас.
Работа выполнена. Последние торпеды были выпущены в цель, и почти закончилось топливо.
Я сделал следующую запись в судовом журнале: «Потоплено два корабля общей вместимостью 17 500 брт. Третье судно повреждено и подожжено. Возможно, затонуло.[17] Четвертое попадание не подтверждено. Все торпеды выпущены. Вышли из боя из-за недостатка топлива и возвращаемся домой».
Из последующих радиосообщений выяснилось, что Хардеган на «U-123» вошел в контакт с конвоем, о котором доложил экипаж «U-69». Через три дня началась атака. Виктор Шютце на «U-103» сумел потопить еще два одиночных корабля.
Глава 28
НЕЙТРАЛЬНАЯ ГАВАНЬ — НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ
«U-69» медленно шла к островной гавани. Снова началась рутина тропического путешествия, и все же после долгого пребывания около экватора слегка понизившаяся температура была куда более приятной. Подводникам казалось, что тропики окончательно и бесповоротно канули в прошлое, и теперь все разговоры велись только о вспомогательном судне, дальнейшем путешествии к берегам Франции и возвращении домой. Только сейчас моряки начали считать недели, проведенные в море. С 5 мая «Смеющаяся корова» «паслась» в водах около Южной Франции. А единственный календарь на борту показывал сейчас 27 июня, иными словами, мы провели в море почти семь недель.
После скудной полуденной трапезы моряки, свободные от вахты, спали под палубой, читали или играли в шахматы. Из радиоприемника доносилась тихая музыка, и все приготовились слушать новости. Через несколько минут музыка стала громче, затем перешла в бравурные аккорды марша, и диктор начинал читать новости.
Поскольку наши товарищи сейчас сражались на востоке с очень сильным и беспощадным врагом, за новостями с Восточного фронта следили с большим интересом.
Хебештрайт в радиорубке включал максимальную громкость, чтобы даже последний соня, пытающийся ухватить остатки сна в свободное от вахты время, был насильственно возвращен к реальности.
«Das Oberkommando der Wehrmacht gibt bekannt…»
В этом месте обычно грубо разбуженный и еще не до конца проснувшийся соня что-то с грохотом ронял на палубу.
— Да тише ты, — одергивали слушатели нарушителя.
Внимание подводников было приковано к громкоговорителю, по которому передавались последние новости. Обычно они не могли не разочаровывать расплывчатостью и неопределенностью формулировок. Победные сообщения обычно приберегались для специального воскресного выпуска, а в будние дни ничего определенного о позиции на Восточном фронте не говорилось. Но в этот раз мы услышали слова: «Команда немецкой подводной лодки…»
— Ах, теперь и о морском флоте вспомнили!
— Заткнись, ублюдок!
«…под командованием капитан-лейтенанта Метцлера…»
Больше никого не приходилось призывать к спокойствию. Наступила гробовая тишина.
Кроме голоса диктора, был слышен только гул дизелей и звук, которые издали две капли воды, упавшие на палубу.
«…около западного побережья Африки потопила… пять вражеских торговых судов общей грузоподъемностью 31 500 брт».
На всей лодке стояла мертвая тишина. Все с нетерпением ждали дальнейших подробностей, но диктор уже перешел к другим новостям. Я же с досадой проговорил:
— Ах, значит, BDU не относит «Робина Мура» к списку потопленных.
Подводников охватило волнение.
Все моряки топтались около моей каюты, задавая один и тот же нелепый вопрос:
— Герр капитан, вы это слышали?
Мне было довольно сложно контролировать внезапное возбуждение на лодке.
Когда я забрался на мостик, чтобы поболтать с Баде, мой старый морской товарищ просто сказал:
— Что ж, они поставят вам памятник, герр капитан.
Настроение царило приподнятое, и мы чувствовали, что ничто не сможет помешать нам войти в нейтральный порт. Именно это мы планировали сделать в ближайшие день-два.
На последних каплях топлива и энтузиазме команды «Смеющаяся корова» добралась до своей цели. На подходе были задействованы все приборы. Теперь у экипажа было достаточно опыта вхождения в иностранные гавани, а эту и Баде, и я хорошо знали. Мы также знали, что интернированный немецкий корабль стоял около входа.
На следующий день я приказал погрузиться — мы приблизились к основному судоходному маршруту. На перископной глубине «U-69» прошла вдоль берега и вечером была уже около входа. Все снова было приготовлено на случай, если понадобится быстро уходить. Однако в этот раз все пистолеты и оружие были убраны. Они не понадобятся. У BDU возникли какие-либо неприятности или дипломатические трудности.
Операция началась ровно в полночь — это была уже хорошо знакомая игра. «U-69» приблизилась к входу на медленной скорости, используя только электромоторы. Вход было легко найти, так как огни и бакены горели. Но опять-таки, как и во время операции по установке мин, было очень важно, чтобы никто на берегу не заметил нашего прибытия. Если портовые власти узнают о ночном визите, то и вражеская разведка скоро проведает об этом, и тогда уже через несколько часов на нашем пути появятся вражеские военные корабли.
Гавань казалась довольно мирной, когда в ночь с 28 на 29 июня в нее бесшумно вошла подводная лодка. Глаза подводников впились в темноту. Едва мы прошли мол, как Баде разглядел силуэт немецкого корабля.
«Смеющаяся корова» подошла прямо к борту 7500-тонного «большого брата», который должен был дать ей все необходимое. Нам повезло — с борта свисал веревочный трап.
Я взял все самые важные бумаги и на всякий случай оделся поприличнее. Затем я забрался вверх по трапу, но, прежде чем перебраться через поручни, осмотрелся. На палубе не было никакого движения. Тогда я отправился искать капитана. Внезапно из темноты появилась темная фигура. Это оказался один из членов экипажа. Я попросил проводить меня к капитану.
Через несколько мгновений я при полном параде, в белой командирской фуражке стоял лицом к лицу с капитаном торгового судна, которому приходилось торчать здесь во время военных действий, ничего не делая и только лишь страстно желая стать объектом диверсии.
Широкая улыбка осветила лицо капитана при виде своего бородатого товарища. А услышав мое имя, он непроизвольно вздрогнул — ведь оно лишь вчера упоминалось в официальном сообщении вермахта. Капитан задал несколько вопросов и пришел в полный восторг, узнав, что дважды мы пробирались тайком во вражеские порты, чтобы установить мины, а в третий раз сделали то же самое, чтобы получить у него помощь в виде топлива и продовольствия. Напомнив мне, что он и Баде в прежние времена частенько заходили в одни и те же порты и вполне могли сталкиваться, капитан пригласил меня на борт вместе с офицерами. Как старый морской волк, он не мог упустить возможности отметить эту встречу со своими коллегами и друзьями, находясь так далеко от дома. Но в тот момент у нас были значительно более важные темы для обсуждения. Немецкий капитан сразу же согласился обеспечить нас всем необходимым. На борту у него было достаточно топлива и еды. Экипаж торгового судна, узнав о нашем появлении, пришел в полный восторг. Всеобщее ликование, радость и радушный прием даже трудно описать словами. Моряки торгового флота старались предугадать каждое желание своих военных товарищей. У них на борту оказались даже небольшие запасы немецкого пива, и несколько ящиков тут же были отправлены к нам. В то же время матросы занимались присоединением топливопроводов (причем проделали это с невероятной скоростью), и «живая кровь» потекла в цистерны подводной лодки. Ящики и корзины с едой были погружены на палубу «U-69». Свежеиспеченный хлеб — даже белые булки, — фрукты, вино, мясо и бананы — все, о чем подводники, жившие на половинном рационе, так долго могли лишь мечтать, теперь было в их полном распоряжении. Было невозможно убрать большие ящики под палубу. Все нужно было сначала распаковывать и только потом можно было опустить вниз через люк.
Офицерам-подводникам пришлось посетить небольшую импровизированную вечеринку в кают-компании капитана. Несколько моряков тоже поднялось на борт. После принятия на борт топлива настроение стало настолько хорошим, что потребовалось некоторое время, чтобы убедить подводников покинуть корабль молча, без громкого выражения восторгов. И вот последние ветки бананов и ящики пива были опущены на маленькую лодку. Несколько рукопожатии, прощальные взмахи руками, и серый призрак исчез так же тихо, как и появился, задолго до рассвета.
Когда мы покидали гавань, палуба все еще была забита банками, ящиками и коробками всех видов. Экипажу потребовалось довольно много времени, чтобы внести внутрь лодки все эти сокровища. Если бы кто-нибудь увидел сверху боевую рубку, заваленную ящиками, стружкой и бумагой, то принял бы ее либо за катер, перевозящий фрукты, либо за мусорный лихтер, но никак не за военную немецкую подлодку.
