Для начала где-то в дюжине миль от нашего родного порта нам показалось, что «Смеющаяся корова» торопится на встречу со своей судьбой. Вместо ожидаемого конвоя, мы столкнулись с самолетами, причем первый «Сандерленд» был замечен слишком поздно. Он был прямо над нами.
Ни разу еще люди так быстро не спускались вниз. Прежде чем люк захлопнулся, подводники увидели, что самолет начинает пикировать.
Это было сумасшедшее погружение. Кто первый доберется до цели: самолет, который, к счастью, летел на высоте, не допускавшей немедленной атаки, или подводная лодка, опускавшаяся на безопасную глубину? Хороший пилот мог пикировать почти вертикально и достигнуть необходимой для сбрасывания бомб высоты за несколько секунд. С другой стороны, экипажу лодки требовалось несколько секунд для того, чтобы закрыть люк, открыть клапаны и заставить лодку резко уйти под воду. У врага были все преимущества. «U-69» снова стала преследуемой добычей, которой оставалось только одно — убегать. Несмотря на безумное пике самолета, удача, казалось, не отвернулась от нас. Мы решили, что произошло чудо, поскольку успели достигнуть той глубины, на которой считали себя в безопасности от вражеского наблюдения и бомбардировки.
А через несколько секунд хорошо нацеленные бомбы начали рваться рядом с лодкой. Еще одним чудом было то, что до сих пор не было прямого попадания. Мы уже пережили такое количество бомбежек, что везению вполне мог настать конец. В конце бесконечно длинной одиссеи, казалось, судьба решила подвести людей к самым воротам ада. Бомбы разрывались с ужасным грохотом и совсем рядом. Под их ударами лодка завалилась на один бок, причем так сильно, что люди, которые при этом не смогли устоять на ногах, решили, что мы вот-вот опрокинемся.
После нескольких минут абсолютной тишины и молчаливого ожидания снова посыпался град бомб. И опять взрывы раздавались так близко, что, по общему мнению, уже давно должны были разнести нас на молекулы. Оборудованию был нанесен большой ущерб. Более дюжины стекол на приборах было разбито, лампы — уничтожены, кабели и валы сломаны. Все, что было недостаточно надежно закреплено, срывалось с мест и с грохотом падало на пол. Корпус под давлением воды вибрировал и потрескивал. Создавалось впечатление, что все мы сидим внутри гигантского барабана, по которому стучали тысячи молотков. В этом аду было сложно ясно понять, что же на самом деле повреждено.
Как мог человек наверху так точно целиться? Как мог он видеть нашу позицию под водой? Как он узнал, когда мы изменили курс, чтобы уйти от него?
Возможно, в одном из топливных баков утечка и драгоценное топливо сейчас вытекает на поверхность?
— Что вы думаете, Ауэрманн? Вы же были пилотом, — спросил я своего старпома во время очередной паузы. Ветеран испанской войны, он мог знать точную причину.
— Это удивит вас, герр капитан, но он нас видит. Когда море достаточно спокойно, я имею в виду, на нем нет никаких «белых лошадок», то на этой глубине нас видно с самолета довольно четко.
— И вы говорите мне это только сейчас! Мы опустимся еще на три морские сажени вниз.
Когда в конце концов «Смеющаяся корова» рискнула высунуть нос на поверхность воды, вокруг было пусто. И мы, теперь уже гораздо более опытные, продолжили свое плавание.
8 июля 1941 года, спустя много недель, проведенных в море, на горизонте появился французский берег. Теперь можно было поднять аккуратно вышитый победный вымпел.
Глава 31
НОВЫЙ КОМАНДИР ДЛЯ «U-69»
Вскоре был установлен контакт с лоцманом, который взялся сопровождать нас к берегу. Радостные и смеющиеся моряки на борту эскортного корабля с интересом изучали победный вымпел.
Они махали руками, приветствуя нас. При сильном волнении на море и ярком солнце «Смеющаяся корова» вернулась во Францию. На молодых небритых лицах теперь красовались окладистые бороды. Каждый подводник, которому не нужно было оставаться внизу на вахте, торопился к платформе зенитного орудия позади мостика, чтобы взглянуть на берег. Слева по борту остался Нуармутье — остров корсаров и викингов, и мы вошли в широкое устье Луары, на северном берегу которой располагалась база подводных лодок Сен-Назер. Экипаж выстроился на верхней палубе. На берегу толпились люди. Это были немецкие и французские рабочие, солдаты и гражданские лица, пришедшие поприветствовать возвращающуюся лодку.
Когда «U-69» подошла к причалу, там нас ждали друзья с других лодок флотилии, знакомые офицеры люфтваффе — в общем, все желающие пожать нам руки первыми. Одни были в форме, другие — в гражданской одежде. Умелые руки с готовностью подхватили швартовные концы и закрепили их на причальных тумбах. Члены экипажа еще не сменили рабочую одежду. Два коротких свистка, и вот уже установлен трап, по которому я сбежал первым и доложил о возвращении корабля командиру флотилии капитану 1-го ранга Золеру.
Золер, командир 7-й флотилии, присутствовал при спуске «U-69» на воду, затем лично следил за тренировками команды и 10 февраля 1941 года отправил лодку из Киля в первый боевой поход. В тот день он снова встретил лодку, но уже на побережье Франции. Он поприветствовал команду, поздравил людей с успешным походом и пожал каждому руку. Все еще небритые и не снявшие с голов панамы, люди с достоинством принимали поздравления. На этот раз даже «Дядя из Бентчена» почему-то молчал.
Как только я сошел на берег, первыми ко мне подбежали три немецкие девушки-медсестры, которые вручили огромный букет цветов, и только потом меня окружили командиры других лодок. Среди людей, которые радостно пожимали мне руки и засыпали вопросами, были и официальные лица. Некоторые из них были хорошо известны как среди друзей, так и среди врагов. И среди них был Эндрасс, недавно получивший дубовые листья к Рыцарскому кресту. Эндрасс проинформировал меня, что наше поведение в случае с «Робином Муром», хотя и не вполне соответствовало приказам, получило высокую оценку командования. Я принял единственно возможное для немецкого офицера решение.
А тем временем люди получили разрешение сойти на берег, а на борт доставили первую почту. Матросы и старшины радостно приветствовали друзей и знакомых. Краткий отчет об этом походе содержал всего несколько предложений: «Мы делали все: устанавливали мины, останавливали суда согласно призовому праву, использовали все имеющиеся в наличие торпеды и потопили одно вражеское судно с помощью орудий. Запас топлива мы использовали трижды! В общем, это был отличный поход, и посмотрите, что мы привезли для зимнего фонда помощи».
Да, мы многого достигли, и с этим приятным чувством команда упаковывала вещи, складывала свои гамаки и готовилась отправиться в отпуск. Во время долгой стоянки в доке люди не останутся на борту, а будут расквартированы в Ла-Боле. Там они будут жить в относительном комфорте. И действительно, прелести жизни в Ла-Боле очень скоро заставили подводников позабыть о всех тяготах прошедшего похода — непереносимой жаре, захватывающих дух приключениях во вражеских гаванях и постоянной опасности.
На следующее утро я отправился в Керневаль, где встретил самый сердечный прием со стороны адмирала Деница. Когда речь зашла о нашей встрече с американским судном, адмирал сообщил, что BDU запрашивало детали эпизода, и проинформировал меня о некоторых результатах. Этот случай усилил антигерманские настроения в Соединенных Штатах. Противник по-своему истолковал наше исключительно корректное поведение и использовал его в антигерманской пропагандистской кампании. Немецкое адмиралтейство не желало давать Рузвельту повода для проведения враждебной политики. До сих пор мое поведение было не в традициях военно-морского флота Германии.
Позже Дениц вынес свой собственный вердикт о нашем боевом походе: «Очень хорошо выполненная работа. Установка минных заграждений и артиллерийская атака на вспомогательный крейсер стали воистину великолепными достижениями, которыми командир и его команда имеют все основания гордиться. Успех минирования был блестяще подтвержден скорым закрытием обеих гаваней. Потопление американского корабля „Робин Мур“ противоречило данным приказам».
Через несколько дней гросс-адмирал Редер наградил меня Рыцарским крестом.
Сообщения об этом получили широкое освещение в моем родном городе. Статьи обо мне появились на первых страницах газет, причем в них были описаны не только лично я и моя лодка, а даже история жизни моей старой матери. После смерти мужа она руководила его делом и сумела вырастить шестерых сыновей, которые теперь находились в армии. После газетных публикаций репортеры буквально не давали ей прохода.
Вскоре после этого пришло письмо от бургомистра Альтсхаузена, города, где я родился. В мою честь был устроен большой прием. Молодежь прошла по улицам города, и на главной площади был проведен митинг. Вся команда «U-69» получила приглашение провести там отпуск.
