— Нет, — более серьёзно сказал Редин, — Синед права: мы должны почитать наших мёртвых не слезами, а легендами. Эти легенды напоминали бы о том, какими прекрасными и отважными людьми они были при жизни и как нам повезло, что они жили рядом. Шутки о их просчётах и неудачах тоже важны. А Рин и Марья по-своему тоже правы. У нас появилось хорошее оружие, ещё одна лошадь и даже несколько, хоть и не новых, но всё же эллонских форм. Потом, это прекрасное вино… давайте-ка насладимся им, пока есть время. Поднимем бокалы за Майну и Ванд и потом уснём так же крепко, как Лайан.
— Не пей слишком много, Редин, — томным голосом промолвила Синед, вызвав новый приступ смеха.
Редин, наклонившись вперёд, показал пальцем на каждого из них.
— Итак, празднуйте, чёрт вас возьми. Главное, чтобы у нас было время и для развлечений!
— Могу я вам в этом помочь? — раздался звонкий голос.
Все вскочили на ноги с мечами наготове и стали вглядываться в полумрак леса, пытаясь различить хоть какое-нибудь движение.
— Вы смотрите не туда, — голос исходил из центра поляны. Там стояла маленькая девушка, ростом не более полутора метров, в серебристой курточке и бриджах, истрёпанные концы которых опускались чуть ниже колен. В руках она держала ситару из орехового дерева. У неё были мальчишеская фигура, короткие рыжие волосы и высокие скулы. Жёлто-зелёные, почти кошачьи глаза спокойно смотрели на вооружённых людей.
Рин, как всегда, пришла в себя первой.
— Кто ты? — напряжённо прошептала она. Меч в её руке не дрогнул.
— Я Элисс, — сказала девушка с лёгким поклоном. — Я занимаюсь тем, что развлекаю усталых путников, таких как вы, странствующих по просторам чудесного Альбиона.
Её улыбка была достаточно вежливой, но Рин показалось, что девушка насмехается над ними.
Джон вложил меч в ножны и сел.
— Вскоре после того, как появился Терман, к нам в Лайанхоум приходил певец, — объяснил он остальным, обращаясь к Элисс с приветственным жестом. Он немного испугался, когда она повернулась и в точности воспроизвела тот же жест — ведь до этого она стояла спиной к нему, но продолжал:
— Нам ни к чему бояться певца.
Все, кажется, поверили ему на слово, и только Рин и Марья остались настороже. Брюс вложил было свой меч в ножны, но затем опять достал его, решив поддержать женщин.
— Почему мы должны доверять тебе? — спросила Марья.
— Это ваше дело, — ответила Элисс с явным нетерпением. — Вы ничего не сможете со мной сделать, а я уже несколько раз могла бы убить вас всех, если бы захотела. Мы, певцы, обладаем огромным могуществом, хотя нам редко доводится его использовать.
Она села на корточки и стала настраивать свою ситару.
— И много вас на свете? — спросил Брюс.
— Я одна и нас много, разбросанных по миллионам миров, находящихся так далеко от Альбиона, что вы даже не можете себе этого представить.
Большинству из них в эту минуту показалось, что она лжёт о миллионах миров, существующих за пределами Альбиона, — ведь Терман говорил о том, что там есть лишь один Мир. Однако Марк, обычно мысливший не так, как остальные, серьёзно оглядел девушку: что-то в ней говорило о том, что её ложь заключается в чём-то совершенно другом.
— Ты не должна насмехаться над нами, — сказал он тихо.
Она взглянула на него, и в её глазах неожиданно появилось уважительное выражение.
— Извините. Вы правы.
— Спасибо, — он качнул головой, принимая извинение, и она ответила ему искренней улыбкой.
Рин эта беседа всё более и более раздражала: она казалась ей бессмысленной игрой слов.
— Не шути со мной, маленькая шлюха! — закричала она. — Тебя спросили, сколько вас здесь!
— Я не шлюха, Рин! — глаза Элисс блеснули. — Когда понадобится, я ею буду… Но сейчас оставим этот разговор. Отвечаю на ваш вопрос. — Она подняла глаза. — В настоящий момент во всём Альбионе сорок семь певцов — правда, у одного из них по приказу Деспота только что отрезали язык, поэтому его вряд ли можно брать в расчёт. К тому же он был плохим певцом. С другой стороны, друзья мои, я решила на этот период сна побыть певцом, причём одним из лучших певцов — как вы можете догадаться. Поэтому можно считать, что нас по-прежнему сорок семь.
— Ты уверена, что ты лучше всех? — с сарказмом спросила Марья.
— Абсолютно уверена, — с лёгкостью ответила Элисс. — Прошу вас, уберите свои железяки и садитесь. Я собираюсь спеть вам очень длинную и очень хорошую песню. Почему бы нет? Ведь я сочинила её и знаю лучше, чем кто-либо другой. Поэтому мне лучше судить, насколько она хороша.
Струны ситары оказались непокорными — колки, по-видимому, плохо вращались в гнёздах, поэтому инструмент звучал крайне нестройно. Элисс адресовала инструменту краткое проклятие, и тот тут же настроился, задрожав в её руках.
— Так-то лучше, — мягко произнесла она, поглаживая ореховую поверхность ситары, будто бы успокаивая её.
Рин обнаружила, что сидит, скрестив ноги, на траве, а меч её лежит в ножнах. «Странно, — подумала она. — Я не помню, как это получилось. И откуда она знает моё имя?»
Она опять протянула руку к рукояти меча, но по непонятным причинам передумала. Вместо этого она наклонилась вперёд, положила локти на колени и упёрлась подбородком в ладони, глядя на певца и ожидая начала песни.
Элисс была права — это действительно была хорошая песня. Она забыла упомянуть только о том, что это была не просто длинная, а чрезвычайно длинная песня. Когда она исполняла те её части, которые считала особенно хорошими, то повторяла их, чтобы слушатели могли насладиться их красотой и изысканностью.
В песне пелось о человеке, который попал в Альбион и у которого родился сын по имени Лайан. Лайан возглавил маленький отряд, чтобы собрать армию, способную сражаться с Эллонией. Все члены этого отряда были перечислены, и особое внимание было уделено их чертам: стойкости, храбрости, доброте и другим — причём каждый из слушателей узнавал в этих описаниях себя.
Затем характер песни изменился, звучание аккордов стало выше, и музыка приобрела зловещий настрой. Изменение настроя произошло в момент рассказа о том, как они провели большую часть одного из периодов сна, слушая певицу по имени Элисс. Хотя она пела о прошедшем времени, все вскоре сообразили, что речь идёт о событиях их ближайшего будущего. Вся беда была в том, что вполне понятные слова забывались через мгновение после того, как произносились. Фил помрачнел, когда узнал о своей судьбе, но вскоре опять стал весел, удивляясь лишь тому, что его имя больше не упоминается. Марья и Синед посмотрели друг на друга в смущении, которое быстро испарилось, будто его и не было.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
