Каждый камень, каждый взгляд, каждая подробность жизни здесь уверяли её – они далеки от сурового бринморского бога.
– Хорошее место, чтобы исчезнуть, – мечтательно протянула она, – под кубком Константина Великого.
Если и встречать конец света, то там, где счастлив. Чонса была. Здесь.
На второй неделе Самсон был занят креплениями протеза, несколько раз переснимал мерки и переделывал набор ремней и металлических пластин. Джо по его совету чаще бывал в саду, практикуясь в стрельбе из лука и метании ножей. О фехтовании ему придется забыть. Колючка-Одноножка знал про это и торчал у мишеней всё свободное время, благо его было вдоволь.
Демоны все еще не заполонили Ан-Шу. Пару раз жители видели их в небесах, каких-то других, не тех, что встречала Чонса. Возможно, иной вид? Это были огромные, неповоротливые, похожие на белых северных китов или гигантских вытянутых личинок существа. Они проскользили в выси, безразличные к людскому племени, и исчезли, словно рассеялись облака. У Чонсы они не вызвали тот ужас, что химеры, скорее восхищение, как когда она смотрела на серые спины морских исполинов под кораблем. Про себя девушка решила называть этих жителей поднебесья левиафанами.
К восторгу Лилибет, к Чонсе из деревни прибился щенок. Лохматый, белый с черной маской и пушистыми ушами. Он увивался у ног малефики, когда та работала, выпрашивал еду в перерывах. Вначале Чонса пыталась его игнорировать, но пара мисок как-то сама собой оказалась у стены дома Самсона.
– Ладно… – вздохнул он, с улыбкой глядя, как Лилибет гоняется за щенком в обход грядок. – Нам давно пора было завести сторожа.
В саду густыми лиловыми красками цвел черноствольный миндаль. В честь него Чонса назвала своего пса. Она не хотела к нему привязываться, знала, что рано или поздно нужно будет уйти, но находила время на игры с ним, а в дождливые ночи тайком забирала в свою комнату.
С наступлением весны у Самсона появилось много работы, больные выстраивались очередью у дома: переломы, прострелы в спине, простуда, травмы на охоте и рыбалке. Чонса с Лилибет помогали шорцу. Шестипалая бралась за любую домашнюю работу, пускай готовка получалась у неё из рук вон плохо, а от стирки чесалась кожа ладоней. Ей всё было в радость.
Путника первым заметил Миндаль и побежал встречать. От восторга он заливался лаем, крутил хвостом, его задние лапы заносило то в одну, то в другую сторону. Чонса, вешавшая белье, отставила корзину и сощурилась, заостряя зрение. Ахнула. Из рук у неё выскользнула холстина с рыжими пятнами не отмывшейся крови.
Нанна издалека помахала ей рукой. У южанки была торба за плечами, она скинула её рядом с бельевой корзиной, с наслаждением потянулась, а затем неожиданно обняла малефику.
– Ты больше не смердеть, чон се! Теперь ты светишься.
Шестипалая растерянно усмехнулась от неожиданного поцелуя в скулу и сомнительного комплимента. Она не рассчитывала еще хоть раз увидеть свою спасительницу. Так и сказала ей:
– Думала, что больше тебя не увижу.
Но Нанна лишь засмеялась:
– Это отчего такая глупая мысль? Увижу! Еще не раз увижу! Кстати, у меня кое-что для тебя.
Она с оханьем согнулась, по-старушечьи придерживая поясницу, забралась в свою торбу, нырнув едва ли не с головой. Чонса растерянно смотрела на горную ведьму, даже не догадываясь, что её ждет.
Шорка вытащила конверт. Желтая бумага едва не порезала кожу Шестипалой, сургучная печать – обожгла. Чонса узнала оттиск. Замок и ключи. Дормсмут. Холодные кельи, купель в подвале, синие-синие глаза Кейлин, похожие на ляпис-лазурь. Предупреждение – беги, как услышишь поворот ключа.
О, Чонса справилась с этим заданием.
– Но откуда…
Нанна легкомысленно пожала плечами, отпихнула надоедливого Миндаля и сказала:
– Быстрые ноги. И любовь к сплетни.
Шорка хихикнула и поплелась в дом к Самсону, оставляя опешившую малефику за своей узкой спиной. Чонса сломала печать. Издалека она услышала, как в доме упала и разбилась посуда, раздались крики – кажется, на шорском языке, певучем и клацающем, будто птичьем. Радостно чирикала Лилибет.
…Она узнала бы этот почерк, даже случись ей ослепнуть – на ощупь, а еще по запаху чернил и песка, которым Феликс предусмотрительно присыпает слова, чтобы случайно не смазать их рукавом. Не отрывая глаз от письма, девушка отошла в тень плодовых деревьев и села на лавочку. За её спиной должны были свистеть стрелы, которые пускал Джо, но и он заметил буревестницу. Чонса слышала приближение его волокущейся поступи, то, как сильно он налегает на костыль, и тот уходит в землю ровно на дюйм. Ей не было дела до ключника, она прикрыла глаза и по-волчьи потянула носом у бумаги, вглядываясь в одной ей заметные следы на пергаменте.
Чонса увидела его пальцы, дрожащие и будто бы в позолоте от пламени свечей. Феликс пропитался яично-молочными компрессами от боли в суставах, медовым чаем с липой и сожалениями. Их привкус горчил на языке. Феликс писал быстро, его сердце стучало на самом кончике пера.
Стоило Шестипалой прочитать:
«Волчишка!»
– как её глаза заволокла мутная пелена слез. Жив! Она сжала пергамент в руках. Одумавшись, черными от земли ногтями расправила заломы, положила ладонь на лобастую голову Миндаля, успокаиваясь от тепла его гладкой шерстки.
«Не знаю, дойдет ли до тебя это письмо, хотя эта странная женщина убедила меня в том, что встретила именно тебя. Тяжело не узнать тебя в описании шестипалой ехидной каланчи.
Возможно, когда ты будешь читать эти строки…»
Чонса провела пальцами по вымаранным чернилам. «Я буду мертв» было исправлено на «…мир исчезнет вовсе».
«Бринмор изменился. Прошел всего месяц с тех пор, как звездопад уничтожил наши монастыри. Не осталось ни одного малефикорума, только их руины. Анна заверила меня, что это послание будет доставлено лично тебе в руки, посему я напишу: Тито лишился рассудка, и не за горами времена, когда он провозгласит новейшую Инквизицию, шельмование и гонения на ведьм. Для малефиков вскорости тут не будет ничего, кроме гибели.
Много смертей. Мы до сих пор считаем погибших. То, что не истребил адский дождь, на лоскуты растащили отвратительные исчадия Марвида. От их присутствия владельцы малефеция сходят с ума, даже обученные, посему молю тебя: беги как можно дальше от них.
Нам пришлось казнить нескольких малефиков. Я знал их, воспитал, отпел и похоронил. У нас не было выбора. После случившегося с небесной твердью почти все малефики испускают миазмы чёрного безумия во сне. Так случилось с Лазло. Пострадали укрывшиеся в казармах беженцы и северная окраина Дормсмута. Помнишь Лазло Горгулью? Никогда не встречал более
