— То-ва-а-а… То-а-а-а… — хрипел он. — Посто-о-о… О-о-о-й… — Грохот телеги уничтожал его крик. Скованный сном возница не поднял головы. Рыжая лошадка не шевельнула ушами. Она ровно и споро перебирала короткими ногами с мохнатыми бабками.
Телега удалялась, и сразу начал меркнуть свет. Ему казалось, когда телега скроется, он умрет…
Он не умер. Последний свет и последняя боль еще не покинули его.
Одного только Покровский не мог понять, и это расходилось со всем, во что он верил. Как же могло получиться, что этот человек не услышал его? Водители той машины тоже не слышали, но они были далеко. Но этот! Как он мог не услышать, не почувствовать?! Ведь вот он, Покровский, почти труп, живет и движется. Значило ли это, что открытое им общечеловеческое притяжение — просто утешительная выдумка, что люди помогают друг другу в силу необходимости, выполняя предписания и инструкции, а сами равнодушны к чужой беде? Тогда Покровский догадался. Все просто. Есть правила, есть исключения из правил. Этот человек не знал о Покровском. Он ехал куда-то по своему делу, ехал долго и заснул.
Вскоре совсем стемнело. Опять, как и в первую ночь, он почти ничего не видел. Много раз он останавливался, наталкиваясь на деревья. Скатывался в какие-то ямы. Однажды свалился с обрыва, хорошо, не очень высокого, но все же ударился так, что сбилось дыхание. Впрочем, он уже почти не ощущал своего тела.
Свалившись с обрыва, он долго лежал неподвижно, затем, точно гусеница, согнулся и, повернувшись на спине, занес вперед связанные бинтом ноги. Снова сделал три оборота и снова занес вперед ноги. Вот только вперед ли? Трудно сказать, куда он двигался в этой кромешной тьме. Изредка он видел за деревьями мелькание света, но в том, что это фары машин, он не был уверен. Свет вполне мог померещиться ему, как и голоса. Голосов теперь было много, целая толпа гудела вокруг него. Все это жило самостоятельно и неуправляемо.
Однажды ему показалось, что в гомоне этих несуществующих голосов есть реальный звук. Совсем рядом и как будто над ним. Ровное струнное гудение. Покровскому пришлось собрать все силы, чтобы на мгновение создать тишину для единственною настоящего звука. И тут же он узнал гудение проводов. Он лежал рядом с телеграфным столбом.
Сразу за столбом он натолкнулся на вертикальную преграду, долго ощупывал ее обмороженными руками, пока сумел разобрать, что это — забор или щит снегозадержания. Он вытащил нож, попытался оторвать одну из планок и не смог. Либо он ослаб, либо щит был сколочен на совесть. Покровский бросил бесполезные попытки и пополз вдоль забора, цепляясь за него руками. Связанные ноги опять мешали ему, и он разрезал бинт ножом. Он полз вдоль забора, упорно разыскивая либо щель, либо оторванную доску. Нет таких заборов, где не нашлось бы дыры. Свет жизни ярко горел в нем. Он понимал; дорога рядом, за этим последним препятствием.
Пролом в заборе Юрий в конце концов нашел. Он попробовал протиснуться в щель, но мешала одежда. Не задумываясь, Покровский начал раздеваться. Снял демисезонную куртку, стащил с себя комбинезон и все это сунул в щель. Потом, выдохнув воздух, начал протискиваться сам.
Свет, ярко горевший в нем, внезапно погас. Когда Покровский пришел в себя, то обнаружил, что лежит одетый на спине, а прямо в глаза ему светит луна.
Покровский оглянулся по сторонам и в сумеречном льдистом свете увидел два забора. Он лежал между ними. Сначала Покровский решил, что это бред. Зачем два забора, когда и одного вполне достаточно. Он закрыл и снова открыл глаза. Ничего не изменилось. Пришлось примириться. Два так два. Гораздо хуже то, что не мог вспомнить, через какой забор он уже перебирался.
После обморока чувства были обострены и голова работала ясно. Ошибаться нельзя. Сил, чтобы исправить ошибку, может больше и не найтись.
Эта мысль заставила его сосредоточиться. Он затаил дыхание и прислушался. Ждал шума машин. Раз дорога, то и машины должны ездить, но машин, как назло, не было.
И все же какой-то шум был, правда совсем не похожий на звук мотора. Он помнил, что недавно слышал его. Покровский всмотрелся и увидел возле одного забора ряд телеграфных столбов. Теперь он знал, куда двигаться.
Опять он полз вдоль забора, опять искал щель или оторванную доску. В десятке метров за этим вторым забором он видел насыпь. Там могла быть только дорога. Не грунтовка, а настоящее шоссе. Он видел на фоне леса белеющие столбики ограждения. Он нашел щель. Точно такую, как в первый раз, и потому, примерившись, снова начал раздеваться. Это заняло много времени. Руки потеряли чувствительность. Движения были замедленны. Мороз набрал полную силу, трава хрустела при каждом его движении.
Очнулся уже на дороге. Нет, это не чудилось ему. Он чувствовал ледяную жесткость асфальта. Оставалось ждать. Он думал о шоферах. «Может же кто-нибудь из них проснуться раньше и поехать, ведь обязательно кто-нибудь куда-нибудь спешит, а шофера и подавно. Они всегда спешат», — думал Покровский. Он замерзал и в то же время просто не мог поверить, что умрет тут, на дороге. «Ведь я дошел, дополз! — думал он. — Я сделал свое дело до конца, теперь все зависит от них. Неужели они не чувствуют?!»
Покровский услышал шум мотора. Он начал готовиться. Сел, всматриваясь туда, откуда надвигалось медленное басовое гудение и плескали зарницы фар. Не один грузовик, целая колонна поднималась на перевал. Фары ведущей машины ощупывали небо над головой Покровского. Он приготовился поднять руки и замахать, когда фары осветят его… Столбы света широким взмахом прошли над ним. Это значило, что машины поворачивают. Потом с асфальта свернули сразу два, и по тому, как клубилась пыль в свете фар, Юрий понял, что машины съезжают и движутся в объезд прямо по полю. Объезд проходил рядом, и чтобы выбраться на него, надо перевалить через насыпь у обочины. Она была не очень высока, метра полтора не больше.
Он скатился в кювет и долго лежал, собираясь с силами.
Насыпь состояла из мелких и крупных камней. Гравий. Юрий попробовал вскарабкаться, но камни не держали. Тогда он достал нож и попытался воткнуть его. Сделать это ему удалось лишь после нескольких попыток. Держась за нож и помогая коленями, Покровский попробовал подтянуться, но гравий сыпался, и он съезжал вниз. Тут у него возникло ощущение, будто какое-то хищное существо схватило его и тянет вниз… «Муравьиный лев», охоту на которого он видел в телевизионной программе «В мире животных».
Ничем не приметная ямка в песке. Но на дне ее, зарывшись так, что наружу торчат только раскрытые челюсти, спряталось странное существо. Оно состоит из одного, толстого, как у личинки, кольчатого брюха и неимоверных челюстей.
