– Не знаю.
– Гораздо больше, чем у обычной семьи.
Последняя фраза не объяснила ничего. Ген понятия не имел, сколько бывает предков у обычной семьи.
– Учитывая их количество, можешь представить, сколько у тебя живых родственников!
Ген промолчал. Саваж продолжал разглядывать списки. Все ясно: если хочешь узнать, что человек думает на самом деле, мало следить за ним через камеры наблюдения.
Саваж, видимо, понял, что пленник насторожился.
– Позволь привести пример. Сто тридцать один год тому назад в Бразилии умер миллионер по имени Доминго Фаустино Корреа. Он завещал разделить свое состояние поровну между родственниками, но лишь через сто лет после его смерти. Как ты думаешь, сколько человек заявило о правах на наследство в семьдесят третьем году?
Ген терпеливо ждал ответа.
– Почти пять тысяч! Полагаю, они до сих пор судятся. Твоя родословная тянется непрерывно на протяжении более трех тысяч лет. И количество твоих живых родственников исчисляется миллионами.
«Миллионами?!»
– У каждого есть миллион родственников,– буркнул Ген.
– Но больше ни у кого нет воспоминаний своих предков от самого начала времен. Если бы мы смогли восстановить память всех поколений, мы стали бы легионом с одним сознанием.
Гена захлестнул приступ клаустрофобии, он вскочил на ноги. Ему почудилось, что каждая книга на столе внезапно стала мужчиной, каждая страница – женщиной, каждое слово – ребенком.
Так вот что он слышал!
«Да…»
Миллионы голосов миллионов людей?
«Да…»
Он пошатнулся, опираясь спиной об один из стеллажей. Ноги стали ватными, ему пришлось ухватиться за полку рукой.
Саваж встревоженно выпрямился.
– Ген, дыши глубже. Медленно. Это всего лишь побочный эффект. Твои воспоминания вернутся через пару дней. Я знаю, что сейчас ты полностью потерян. Ты в порядке?
– Более-менее.
Дурнота прошла. И тут Ген заметил цифры, начертанные на корешках книг: 613.48 и 613.49.
Классификация по десятичной системе исчисления. Записка, спрятанная в носке, обрела новый смысл. Где-то здесь, в библиотеке, есть книга под нужным номером. Но на какой полке она стоит?
Это не догадка. Он точно знал, что его сюда приведут. И постарался оставить самому себе послание в одной из книг.
Но пока здесь сидит Саваж, книгу нельзя отыскать. Придется попытаться в следующий раз.
«Каждую среду. Мы не можем ждать целую неделю».
Ген вернулся за стол.
– Что тебе надо? Почему ты сюда пришел?
– Когда я увидел тебя в библиотеке, я решил, что ты готов продолжать работу. Сейчас я понимаю, что ошибся. Но каждое событие процесса следует по расписанию. Настало время взять образцы.
– Какие образцы?
– Обычные, на анализ. Кровь, моча.– Саваж был напряжен, хотя пытался этого не показать.– А еще мы две недели не брали у тебя сперму.
«Сперму?»
– А зачем?
– Это нужно для проекта.
– Какого проекта?
– Проект – это ты.
«Проект – это мы?»
Саваж встал. Заметил, что на него смотрят с ненавистью?
– Не волнуйся. Все это мы проходили не раз. Мы всегда так делаем, когда начинаем отбирать определенные воспоминания.
«Мы не понимаем. Если он уведет нас отсюда, как мы сможем вернуться, не вызывая подозрений? Мы должны найти книгу».
– Я еще не готов к работе,– сказал Ген, хотя понятия не имел, что за работа его ждет.– Это мешает моим исследованиям.
Саваж глубоко вздохнул. Судя по всему, его забавляла ситуация.
– Скоро это все будет тебе не нужно.
– Меня не волнует будущее. В отличие от настоящего.
– Я понимаю, что ты чувствуешь себя не очень хорошо, но это может привести к нежелательной задержке.
– Прошу прощения за эту нежелательность.
– Несколько месяцев назад ты сам отдал приказ предотвратить подобное.
«Мы отдали приказ? Он лжет…»
«Он хочет сбить нас с толку…»
Понятно, что Саваж пришел в библиотеку не для того, чтобы просить,– у него были свои методы, иные, чем у Мегеры. Уже второй раз у Гена не оставалось выбора. И за это он ненавидел Саважа.
– Расписание нарушать нельзя,– настаивал тот.
Ген подавил желание вскочить и убежать. Посидел, барабаня пальцами по тяжелому дубовому столу. Как же его перехитрить?
«Пригрози ему».
– Когда проект завершится, я вспомню, как вы усложняли мне жизнь, дядя.
Саваж, похоже, встревожился.
«Занятно».
Саваж грустно улыбнулся.
– Нам приходится так поступать. С тобой обращаются хорошо, а ты ведешь себя… резко.
– Это ненормально? – сбавил обороты Ген.
– Мы не знаем. Твое состояние слишком необычное.
Ген понятия не имел, что значат слова Саважа, и выказывать свою неосведомленность не спешил. Но Саваж видел его насквозь и, казалось, находил извращенное удовольствие в том, что Гену приходится подчиняться чужим требованиям.
– Хочешь, я расскажу тебе о проекте?
– Я и так вспомню.
– Твоя ДНК содержит особое звено генетического кода. Самая великая книга на свете – это ты. И мы будем читать страницы, пока не поймем все, что должны узнать.
«Я – великая книга?»
Понятно, почему этот ученый удивился, что Ген тратит время в библиотеке.
– Ты положил начало проекту, цель которого – отыскать тот самый ген и по возможности выяснить, проявляется он или нет.
Ген встрепенулся. В конце темного туннеля блеснул лучик света.
– Проявляется? Вы имеете в виду, активен ли он?
– Ты помнишь то, чему учился,– притворно изумился Саваж.
– А если он уже активен?
– Тогда тебя ждет ошеломляющий успех.
– А если он не активен?
– В этом случае ты будешь готов, как все остальные.
– В каком смысле «готов»?
– Для выживания.– Саваж явно вспомнил что-то очень важное.– Ты помнишь, что от твоих рук погиб офицер полиции? Об этом трубят во всех новостях.
– Нет.
– Ты его убил?
Ген вспомнил, что случилось в музее. Тот день наполовину стерся из памяти, подернулся мутной дымкой нереальности.
– Не уверен.
– А полиция уверена. Ты роешься в архивах так рьяно, словно охотишься за кем-то.
«Норт! Мы искали человека по имени Норт…»
«Норт умер? Мы искали его?»
«Я просил его о помощи».
– Это Америка. Когда убийство мешало людям с такими деньжищами? Если я вам нужен, вы сможете легко решить эту проблему.
– Значит, ты убил его,– не унимался Саваж.
– Я никого не убивал. Но хочу убить.
Услышав это, Саваж рефлекторно сделал шаг назад. И дернул шеей, словно воротник душил его.
– И кого же?
Ген неуверенно побарабанил пальцами по столу. Толпа личностей в голове мешала ясно мыслить, но желание убить кого-то было ярким и непререкаемым.
– Пока не знаю,– ответил Ген, недобро глядя на ученого.
Книга четвертая
Кровь, живущая в воспоминаниях, склеивает века.
Эсхил
По дороге в лечебницу
Четверг, 3.30Во-первых, он попросту боялся засыпать, а во-вторых, не мог заснуть. Боялся того, что может увидеть, того, что может сотворить. Норт не хотел, чтобы безумие вырвалось наружу, когда он неспособен его контролировать.
«Никаких быков!»
Он уставился на шероховатую поверхность стены, по которой гуляли тени деревьев, складываясь в причудливые пятна Роршаха.
«Никаких быков? Неужели я произнес это вслух?»
Он слышал отдаленное ворчание в темноте. Слышал ли его бык?
Норт лежал на боку, вцепившись обеими руками в подушку, словно утопающий в соломинку.
Глаза болели, будто засыпанные песком. Усталость достигла предела, но предел – вещь относительная.
Тиканье часов на стене отсчитывало меру его отчаянья, мгновение за мгновением. Он чувствовал это всеми клеточками тела. Каждый щелчок превращался в нить и вплетался в невидимый бич, терзавший изможденного детектива.
Тело жаждало покоя и отдыха. Но сознание противилось.
3.52Сна нет.
4.17«Интересно, как это – быть безумным?»
7.38Руки, лежавшие на рулевом колесе, были бледными и влажными. На лбу выступила испарина, из носа текло. В зеркале заднего обзора Норт видел, что его глаза покраснели и воспалились.
«Следи за дорогой. Не хватало врезаться в дерево».
Через полтора часа после утомительно монотонного движения по шоссе показался знак на Покипси. Когда лес вокруг дороги стал гуще, Норт увеличил скорость «лумины» с пятидесяти пяти до девяноста миль в час. Карта лежала на пассажирском сиденье, время от времени он сверялся с нею.
Музей был расположен к северу от города, его содержал Гудзонский психиатрический центр. У Норта был номер телефона научного руководителя, местного практикующего психолога, но дозвониться так и не удалось. На третий раз повезло: в трубке раздался строгий официальный голос.
– Посетить музей можно по предварительной договоренности.
