— Легальное? — помог Захарченко.
— Пристойное. Я не уверен, но говорят, что там мужеложцы собираются, — потупившись закончил Гаврила.
— Это чиновники, что ли? — заржал Щербатый, но его заткнули грубые выкрики.
Захарченко сделал вид, что сплевывает через плечо, и спросил:
— А где это место, отец? Может и нам туда сходить, чтобы разогнать нечестивых, так сказать, — Захарченко обратился к товарищам за одобрением но увидел только брезгливость.
— Легче натравить на них церковь, — пожал плечами Алексей.
— Ладно, потом решим, но адресок все равно оставь, — Захарченко встал, — Мы сейчас советоваться будем, подожди на кухне, перекуси, не обеднеем.
Гаврила кивнул и скрылся за тяжелой дверью.
— Миша, нужно Вадиму рассказать, — зашептал Щербатый на ухо Захарченко.
— Он занят, а тут маленькая оказия. Вошел и вышел.
— Михаил, ты как хочешь, но если будем собирать народ, то Призраку скажем, — Микола, нахмурился, сев под свет лампы так, чтобы часть его лица закрывала тень.
— Зачем созывать всех? Нас троих хватит, — Захарченко кивнул на Алексея, — Щербатый пока за рестораном проследит, а мы сходим припугнем, и всё.
— Припугнем и всё, — передразнил его Щербатый, — Здесь по порядку нужно. Забьем стрелку, где-нибудь на нейтральной земле. Там и будем говорить.
— Там и буду говорить. Ты свою рожу добрую видел? Ей только бабушек соблазнять, — Захарченко поставил точку в разговоре и крикнул:
— Гаврила.
Из кухни показался начальник артели, жующий сосиску в натуральной оболочке.
— Я жто…
— Да понятно, иди сюда, — Захарченко подманил его поближе, — Решили, точнее решил я, что сначала поговорим с Музыкантом. Передай ему сообщение, что Призрак хочет встретиться на нейтральной земле. Понял?
Гаврила кивнул, усиленно работая челюстями.
— Вот и молодец. Как он выбирает место и время, пусть присылает сюда посыльного.
29 ноября. Свалка за Петроградом.
— Я думаю, они смеются над нами, — Микола натянул на лицо теплый шарф.
— А что? Вполне нейтральненько, если не обращать внимания на запах, — Алексей спрятал замерзшие руки в карманы шубы.
— Еще пять минут и я без всяких переговоров поеду к ним домой, — Захарченко выдохнул облачко белого пара.
Они ждали посреди заснеженных гор мусора. Место выбрали после череды жестких переговоров через посыльных.
Не прошло и пяти минут, как послышался стук копыт, из-за мусорного пригорка выехала карета с тройкой лошадей. Она остановилась в двадцати метрах от Захарченко с компанией. Вышло трое: первым шел высокий худой блондин с шелковым фиолетовым шарфом, он заговорил тонким переливающимся как родниковый ручей голосом:
— С кем имею честь?
— Я от Призрака, — говорил Захарченко, выставив грудь колесом.
— А он сам?
— Занят, чтобы тратить время.
— Ну, ну. А имя у тебя есть, друг от Призрака?
— Михал.
— Я музыкант, и прежде чем ты спросишь: нет, я не пою, — Музыкант поежился от холодного ветра. За его спиной ждали сопровождающие и кучер.
— Музыкант, к нам обратился мирный человек и сказал, что вы их обижаете, — Захарченко не стал уточнять по поводу пения.
— Бывает, но артель Гаврилы наша. Мы приложили силы, чтобы все устроить.
— Ты, наверное, не понял, это наша корова и мы ее доим, — вмешался в разговор Алексей, стучащий зубами.
Микола хотел удержать напарника, но не успел. Алексей дернул замерзшими руками в карманах, отчего сопровождающие музыканта потянулись за оружием.
— Я слышал, что Призрак резок, но так не положено, так дела не делаются! — Музыкант потянул шарф, который неожиданно стал тесноват.
— Мы, значит, ждем, мерзнем, а вы приезжаете и еще грубите! — Алексей шмыгнул покрасневшим носом, он не собирался затыкаться, — это теперь наша корова и мы ее доим, ясно?
Микола схватил Алексея за плечи и зашептал ему на ухо:
— Ты че, дурак? Нас же здесь похоронят!
— Сам дурак, я уже яиц не чувствую, — прошипел в ответ Алексей.
— Но так не принято… — Музыкант быстро вращал глазами, оценивая обстановку.
Михаил, предчувствуя скверное развитие событий, расстегнул пальто, показав рукоять револьвера.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Миша, я тебя понял. Спокойно, — Музыкант попятился и поднял руки, показывая ладони, — пара чернорабочих не стоит нашей ссоры. Больше у Призрака нет претензий?
— Больше нет, — процедил Михаил и застегнул пальто.
— Тогда прощаемся, — Музыкант поспешил назад в карету, — Я вижу, вы люди занятые, не буду больше отвлекать.
Прежде чем дверь закрылась, Михаил увидел, как музыкант крутит пальцем у виска, делясь впечатлениями со своими подельниками.
Карета быстро удалялась под лай облезлых собак, которые бежали ей вслед и на ходу гадили.
***
— Вадим Борисович, миленький, ну нет у нас больше бумаги, ну не подтираюсь я ей, — жаловался мастер Вадиму, выходя из нового мыльного цеха, — Ну не во что паковать, что я сделать могу?
— Хоть бумажную фабрику открывай, — Вадим остановился закурить, но замер.
По новой шоссейной дороге на главную площадь поселка выезжали груженые повозки с людьми. Они останавливались рядом с возводимой горкой и лавками. С боков от дороги стояли украшенные к Новому году деревянные дома. Весь кирпич пока уходил на здания новых цехов. Первым делом укрепили здание по производству капсюлей для оружия и "маленькой" лаборатории рядом с цехом мыловарения. Часть мощностей кирпичного завода пустили на обжиг извести для металлургии и стабилизации различных взрывоопасных веществ.
— Что вы сказали? — спросил мастер. Он фартуком протирал очки от тонкого налета.
— Щелочи хватает?
— Да, Вадим Борисович.
— Ладно, подумаю, что делать с бумагой.
Из остановившихся повозок вылезли крепкие на вид люди. В телогрейках, теплых шапках и с инструментами. Возглавлял аттракцион невиданной щедрости Захарченко, улыбающийся во все зубы. Он подошел, широко раскрыв руки.
— А я с подарками! Ты же говорил, что людей не хватает?
— В чём подвох? — Вадим не купился на раскрасневшееся от мороза лицо капитана.
— Никакого подвоха, — Захарченко перекрестился, — вот те крест. А это глава артели, Гаврила.
Вадиму низко поклонился мужчина с впалыми щеками и большими синяками под глазами. Не успел он открыть рот, как в за цехом мыловарения прогремел взрыв.
Глава 13
На снег падали крупные обломки кирпича и горящей бумаги. Вадим первым пришел в себя и схватил мастера за грудки.
— Где партия?
— Так отгрузили уже, — мастер вертел головой и хлопал глазами, стараясь проморгаться.
— Я не про мыло, — в голосе Вадима появился рык.
— Так, в реке, как вы и приказали.
— Тогда, что мать твою взорвалось? Дурак. — Вадим поднял над землей мастера и швырнул в сугроб. Вадим закричал, привлекая внимание:
— Внимание, берем ведра и тушить! — он побежал за цех мыловарения, там отдельно стояло маленькое здание на берегу реки, вернее, раньше стояло. Вадим подбежал к дымящемуся остову из четырех стен и обвалившейся крыши. Из-под завала шел черный едкий дым с сладковатым запахом химикатов. Навстречу Вадиму вышел рабочий, у него обгорела правая часть тела, волосы тлеющими комьями свисали с покрытой волдырями головы. Лопнувшими губами он прокричал:
— Вашеблогороь, там еще был… — он упал.
Захарченко подбежал к раненому и поднял его со снега.
— Не подходите. Этому врача, — Вадим зашел в дым, под треск горящих перекрытий. Люди засуетились, пока Вадим не вышел испачканный в копоти. На его рабочей одежде тлели дыры и проступала потемневшая кожа. На руках Вадим держал тщедушное тело мальчишки. Его кожа обгорела, покрылась паутиной трещин, а на месте глаза торчала металлическая ложка.
— Господи, Петенька! — мастер по мыловарению упал на колени перед Вадимом, схватившись за мальчика.
— Неси в дом, — Вадим отдал тело и пошел руководить пожарными.
