— Ты вовремя.
— Фу, щи. Я лучше что-нибудь… — Вадим потер руки, ища на столе выпечку.
— Сказали, чтобы ты нормально поел, не сухомятку, — Михаил помогал себе корочкой черного хлеба, натертой чесноком, — и что он хотел?
— Лучше, чем я предполагал. Прицепился как клещ.
— Угу, — Михаил налил себе морса из графина.
— Завтра поедешь в город, проследишь, чтобы все сидели тихо, мне сейчас проблемы не нужны, а я пока с твоими строителями пообщаюсь. Ясно?
Михаил подавился, Вадим поднялся, чтобы постучать товарища по спине, но Михаил отпрыгнул от него как от огня.
— Я все, хм, нормально.
— Ну, ну, — Вадим закусил пирожком и открыл свежую Таймз, которая пахла чернилами.
В статье журналист описывал успешный поход доблестной Британии, против ужасной Империи Цин, которая вела нечестную торговлю, закрывая свой рынок от "благ цивилизации".
— Молодцы, — Вадим выписывал все доступные газеты: французские, английские, прусские, австрийские.
***
Карета подъехала к зданию в центре Петербурга, которое люди старались обходить по противоположной дороге. Майор Местечкин с портфелем в руках прошел через парадную на третий этаж. В кабинете с мраморными колоннами его ждал генерал Щедрин. Афанасий Дмитриевич Щедрин работал в третьем отделении и курировал вопросы жандармерии и правопорядка в столице. Исполнительная власть. Он перешагнул шестой десяток, но совершенно не растерял грозного вида сведенных домиком густых бровей над серыми глазами.
— Алексей Игнатьевич, вижу, вы один, — генерал открыл табакерку, где держал соленый арахис.
— Один, — майор не дождался приглашения сесть, поэтому стоял у тяжелого мраморного стола, — Наводка оказалась ложной.
— Ложной?
— Пожар, никакого взрыва, никакой артиллерии или чего-то подобного.
— Алексей Игнатьевич, тебе не надоело? — Афанасий Дмитриевич облизнул большой палец, испачканный в соли, — В городе угоняют корабль, устраивают перестрелку с десятком жертв, а ты за дворянином бегаешь, вынюхиваешь.
— Так, от надежного источника следует, что этот дворянин и чудит. Ладно, если бы только он так писал, так поступают еще "записки".
— "Записки", — генерал наклонился вбок, спина устала после целого дня за рабочим столом, — записки не только тебе пишут. Преступная прослойка бурлит! Завелся новый делец, который не работает по правилам, а режет конкурентов. А ты мне "записки". У тебя подчиненных нет? Они не могут мотаться смотреть на пожары? Или работы мало? Здесь государь изволил пожелать, чтобы на стол ему положили перечень общественных празднований. Кого на них отправим и что сделаем, для борьбы с преступностью. Беспокоится государь, что в столице последнее время разбушевались. Свободен.
Генерал повернулся к окну, потеряв интерес к собеседнику.
— Понял, исправлюсь.
Майор шел по улице и про себя думал: из какой вшивой собаки появился прыщ на лице государственной бюрократии — Александр Жидиков, который сидел за столом у окна в харчевне и обнюхивал штрудель.
— Ну я тебе сейчас этот штрудель в душу затолкаю, — с этими словами Алексей Игнатьевич зашел в светлый зал харчевни.
Внутри пахло кислым пивом и жареными немецкими сосисками. Владелец скорее всего, был прусаком, точно Алексей Игнатьевич не помнил.
— Ну здравствуй, попугай-Какаду, — майор сел напротив Жидикова.
— А кто это?
— Птица такая. В Африке живет.
Жидиков тяжело моргнул водянистыми глазами.
— Ты мне вот что скажи, дорогой, — майор открыл портфель и положил на стол записку от соглядатая, — твой человек слепой или его в детстве роняли? Ведь если он слепой, то я не пожалею времени и свожу его к лучшему врачу в городе. Если же его роняли, то заведу дело на родителей, за жестокое обращение с чадами.
— Алексей Игнатьевич, да вы что! — Жидиков надул щеки, его лицо пошло пятнами.
— А ну, не ори, — майор каблуком наступил ему на ногу, — не дома. И дома не ори, вдруг слушаем.
— Слушаете? — сквозь слезы спросил Жидиков.
— Ты балабол, почто меня дернул? Приехал я в это Заводское, так там кирпичный сарай обвалился. Вадимка твой обгорел пока рабочего вытаскивал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Дивы дивные. Я ведь Сашу туда отправил, учет вести. Он у меня учеником подрабатывал, — Жидиков почесал в затылке.
— Я вас с этим Сашей в Сибирь отправлю.
— Ну что ты, что ты! — Жидиков поднял руки, — Прежде чем ты сделаешь неверные выводы и примешь ошибочные решения, Я нашел живого свидетеля. Известный человек, в узких криминальных кругах.
— Пьянь какая-нибудь?
— Нет, нет, дорогой Алексей Игнатьевич. Вы должны были слышать о таком человеке, как Седой? — Жидиков занял выжидательную позицию, пока Местечкин переваривал услышанное.
— Допустим.
— Так вот, я его нашел! Это у него угнали корабль, который потом вступил в бой с Петропавловской.
Сказать, что майор, который сам выпустил Седого из клетки, был удивлен — это ничего не сказать. Жидиков же продолжил тараторить.
— А до этого у Седого ограбили несколько ломбардов, которыми он тайно владел. У меня, если признаться там тоже была доля… — Жидиков застенчиво и заискивающе состроил майору глазки.
— Продолжай, — Алексей Игнатьевич, повернулся к владельцу кабака и крикнул: — Водки сюда!
Он расстегнул верхнюю пуговицу на воротнике, а то уже в глазах потемнело.
— Так нечего больше продолжать. Седой хотел из России бежать и взял у своих дружков торговцев корабль британскый, — скортавил Жидиков, — вот на причале, так сказать за портки его и поймал этот Вадим. Седой сбежал, прячется, но я знаю где он!
— И я знаю, где Седой, — майор налил себе принесенной водки и запрокинул, не закусывая, — То же мне тайна, для “нас”.
Жидиков так расстроился, что не во всем смог угодить, что аж посерел лицом, но быстро воспрял нащупав вдохновение.
— Давайте Седой даст показания, и мы схватим этого Вадима.
— Если он даст показания, то “мы” схватим не только Вадима. Нет, тут нужно тоньше. Вадим, наверное, всех на корабле перебил, думает, что не оставил свидетелей, — на свежую голову начал рассуждать майор, — а мы знаем и можем написать ему письмецо, такое, чтобы он от нас не ушел.
— И денег, чтоб еще платил! — Жидиков от радости пискнул.
— И чтоб платил, только с Седым поговорим, вдруг он тоже надумает написать письмецо.
***
На цокольном этаже одного знатного дома играла озорная музыка. В большом зале стояли игральные столы под блеклым освещением свечей, которые создавали в игорном клубе атмосферу таинственности и азарта. Здесь собирались люди разных интересов: с игроками соседствовали выпивохи и любители продажной любви, иногда мужской продажной любви.
— Чтоб меня черти забрали, — Местечкин потер переносицу мозолистыми пальцами.
Они с Жидиковым стояли у тайного входа в игорное заведение и ждали, когда их пустят внутрь. Местечкин переоделся в свой гражданский сюртук и оставил дома кожаный портфель. Скрипнул засов, дверь открылась. В лицо майору дунул запах турецкого кальяна и благовоний. У входа стоял франт с задранными до неба бровями.
— Мы по делу, — Местечкин и Жидиков прошли в зал, толкнув опознавщего майора франта.
В центре стояли игорные столы для покера, двадцати одного, фараон, мушка, в общем, карты на любой вкус. В глубине зала места разделялись на приватные комнаты с занавесками. Там клиенты могли приватно пообщаться, выпить или пригласить танцовщицу. В одной из таких комнат и сидел Седой в компании хозяина заведения — Музыканта. Седой сложил ноги по-турецки на большой шелковой подушке. Он сидел в кожаной куртке с заплатками и стоптанными сапогами. Музыкант же курил кальян, расстегнув фрак и убеждая Седого в чем-то.
— Не помешаем? — Местечкин брезгливо скривился от вида телохранителя музыканта с накрашенными помадой губами.
— Что же вы так кривитесь, уважаемый правоинспектр? — спросил на французском Музыкант.
— Не люблю, эм, пестрое общество.
