Внезапно Северянин сообразил, что отстал от остальных – огни фонарей мелькали где-то далеко впереди. Сунув медальон в нагрудный карман комбинезона, Северянин поправил автомат и поспешил вперед. Ему казалось, что кто-то из темноты тоннеля смотрит ему в спину.
* * *
Останки Седого нашли только к утру. Попутно застрелили еще пять скрэтчей, устроивших логово в одном из штреков Северной шахты. Погибших похоронили сразу после возвращения из шахты, на грабберском кладбище недалеко от прииска № 2, того самого, куда Северянин и Сайкс попали в первый день по прибытии в Долину Бурь. Поминали Седого, Спортсмена и Птаху в баре Ли Вона – как и после боя у Колючей скалы сюда набилось все население Долины Бурь. Только на этот раз было тихо. Очень тихо. Собравшиеся в баре грабберы почти не разговаривали. Северянин заметил, что Сайкс ограничился глотком биддла, даже пива не пил. Вообще, после спасательной операции в шахте археолог выглядел каким-то прибитым.
К девяти вечера бар опустел. Северянин допил свое пиво, бросил пустую банку в корзину и направился к выходу. В этот момент его негромко окликнули.
– Я наблюдал за тобой, – сказал Апостол, выйдя в круг света от лампы. – Ты выглядишь очень угрюмым.
– А чему радоваться? Поминки все-таки.
– У Милтона теперь будут неприятности. Ведь это он отвечает за безопасность старателей перед властями.
– Сочувствую. Но ничем не могу помочь.
– Шериф сказал, ты нашел какой-то медальон. Можно взглянуть?
Северянин подал Апостолу медальон. Тот повертел его в руках, прочитал надпись на обороте.
– Значит, Мануэль погиб, – сказал он, вернув медальон.
– Ты знал хозяина медальона?
– Его все тут знали. И медальон этот я помню. Про покойников не говорят плохо, но Мануэль Ростовщик был редкостным уродом. Даже не верится, что у него была мать.
– Что значит – был уродом?
– То и значит. Противный был тип, хитрый, скользкий и сволочной. Спроси Милтона. Он доставлял властям кучу мелких неприятностей. Пьянки, драки, торговля петалем. Вроде ничего серьезного он не творил, за руку его никто не ловил, но вся Долина Бурь знала, у кого можно купить дури на косячок. За два месяца, что Мануэль тут пробыл, он заработал себе такую репутацию, что просто ах! Милтон его сто раз предупреждал, даже сажал в карцер пару раз, но Ростовщик только каялся, зарекался куролесить – и снова брался за свое. Потом он прибился к какой-то развеселой компании – вроде все они были латины, его земляки. Его и терпели на прииске только из-за того, что он ссужал нуждающимся деньги, брал в залог только кристаллы аварита. Потому и прозвали Ростовщиком.
– И куда он делся?
– Алек Верзила, еще один из местных беспредельщиков, потащил его с собой на Территорию Хаоса. Мы еще тогда удивились – Ростовщик всегда был трусоват, а тут решился. Верно, Верзила посулил ему что-то особенное. С тех пор всех этих парней никто не видел.
– Думаешь, их сожрали скрэтчи?
– Я не знаю. – Апостол развел руками. – Я знаю только то, о чем говорю. Мануэль, Алек и еще трое грабберов ушли за Барьер. Один Бог знает, что с ними случилось. Но твоя находка подтверждает самое худшее. Вещь-то ценная, стоит хороших денег. Вряд ли Ростовщик расстался с ней по доброй воле. Он его никогда не снимал. Если его снял кто-то, то только с мертвого. И потом, как эта штука могла оказаться на шее у скрэтча? Необъяснимо, если это не чья-то черная шутка. Но кто мог так пошутить? Это ведь скрэтчу надо было надеть медальон на шею. Тот, кто это сделал, с головой не дружит, рискует жизнью. Нет, это не шутка. – Апостол будто заговорил сам с собой. – Это…
– Что? Договаривай.
– Не знаю, Северянин. Честное слово, не знаю. Может быть, Мануэль и его приятели превратились в скрэтчей. На Аваллоне все возможно.
– Мне нравится твое чувство юмора. – Северянин сунул медальон в карман. – Что ты решил по нашему делу?
– Я думаю.
– Думай быстрее. У меня мало времени.
– Торопишься?
– Я, наверное, плохо тебе все объяснил при прошлом разговоре. Моя жена больна. Неизлечимо. – Северянин посмотрел Апостолу в глаза. – Да и тебе надо спешить.
– Ты об этом? – Апостол провел пальцами по своей вздутой щеке. – Можешь не отвечать, я все понял. Только я не боюсь своего будущего. А знаешь почему? Лепрекс – это цена, которую я заплатил Аваллону.
– Я не понимаю.
– Ты поймешь все со временем. Каждый из тех, кто идет за Линию, обязательно что-то получает от этой планеты. Она проверяет нас, соответствуем ли мы требованиям Высшей Гармонии. Если соответствуем, она нас награждает, но при этом забирает частичку нас самих.
– В этом суть твоей религии, Вадим?
– Просто я знаю. Полтора года назад я прилетел на Аваллон желторотым идеалистом, мечтавшим спасти этот мир. Мне казалось, что я смогу это сделать. Мне и сейчас это кажется. Но после того, как я побывал там, я стал мудрым. Я прикоснулся к настоящей тайне. И я должен вернуть долг. Найти то, что может окончательно погубить Аваллон.
– Дредстер «Нимрод»?
– Именно. Я не знаю точно, ради чего земляне уничтожили этот мир. Так уж случилось, и ничего не попишешь. Но сейчас есть возможность помочь Аваллону. Тебя послал Высший Разум, я знаю.
– «Эх, дружище, знал бы ты, кто меня послал!» – подумал Северянин и вслух ответил: – Ты мне льстишь. Я всего лишь заполучил карту, которую ты искал. Странно, что ты не добыл ее раньше меня.
– Каждый из нас оказывается на своем месте в свое время, – загадочно сказал Апостол. – Я говорил со своими. Они в принципе ничего против тебя не имеют. И против Сайкса тоже. Я мог бы тебе предложить сделку: ты отдаешь мне карту, а я доставляю тебе Панацею. Но ведь ты не согласишься. Ты просто знаешь, что это невозможно.
– Что невозможно? Отдать тебе карту? Или добыть для меня Панацею? Объяснись! Ты тоже не веришь в то, что Панацея существует?
– Ты не понял меня. Просто ты уже достаточно видел. И должен понимать, что Аваллону нужен именно ты. Только ты можешь получить Панацею. Так было с Везалием. Так было со мной.
– С тобой? – Северянин схватил Апостола за руку. – Ты получил Панацею?
– Да. У меня была Панацея. Жестянщик тебе рассказал?
– Про Артура? Конечно. – Северянин ощутил жар и озноб во всем теле, будто кровь разом вскипела в жилах. – Так ты его вылечил при помощи Панацеи?
– А как я еще мог его вылечить?
– Скажи мне, Вадим, какая она – Панацея?
– Ты мне все равно не поверишь. Скажу только, что она совсем не такая, как ты себе представляешь.
– Ты испытываешь мое терпение?
– Пока только лишь волю. Ты должен верить в то, что ищешь. А дальше доверься Высшей Гармонии. Она сама откроет тебе все тайны этого мира.
– Почему ты не хочешь дать простые ответы на прямые вопросы, Вадим?
– Еще не время. Завтра в полдень я жду тебя здесь. – Апостол улыбнулся. – Я закончил свои дела в Долине Бурь. Теперь я свободен и могу помочь тебе.
– Так мы идем за Линию?
– Идем. Я понял, что тебе следует выполнить то, ради чего ты здесь. – Апостол протянул Кольцову руку. – Не бойся, лепрекс не заразен.
– Спасибо, Вадим. – Северянин пожал руку странному грабберу.
– Тебе спасибо. Благодаря тебе я многое понял. А теперь иди к себе, тебе предстоит еще многое узнать.
* * *
Ветер за окном совершенно беззвучно перебирал ветви деревьев, и по полу комнаты скользили корявые черные тени. Северянин прислушался. Ни звука. Видеоиллюзия явно не доработана. Не хватает шума грозы, стука капель по окнам. Но все равно, это лучше, чем неподвижная мертвая пустыня, скалы, пески и полуразрушенные строения. Или он на Земле? Этого не может быть. Он на Аваллоне. И деревья за окном – всего лишь голограмма.
Мысли мешались, путались, всплывали обрывками на гребнях волн накатывающей головной боли. Вчерашний вечер в баре, поминки Седого. Разговор с Апостолом. Неожиданное предложение выпить. Что они там бишь пили? Овсяной биддл? Или водку? Северянин поднял голову, осмотрелся. На столике у кровати мерцала в темноте пустая бутылка из-под русской. Все правильно, так и должно быть. Они с Апостолом – русские. Никаких биддлов. Все по-домашнему.
Голова трещала и раскалывалась по швам, похмельная жажда высушила рот. Северянин сел на кровати – желудок противно колыхнулся, подкатив к горлу. Воды бы! Тени ползали по полу, подкрадывались к кровати, покрывали стены комнаты причудливыми иероглифами. Иероглифы сплетались в замысловатую вязь, исчезали, появлялись снова. Шлепая босыми ногами, Северянин дошел до умывальника, повернул кран – тот загудел, словно сошедший с ума тромбон, но не проронил ни капли.
– Сволочная планета! – Северянин в сердцах хлопнул ладонью по краю умывальника. Если в холодильнике нет минералки – а ее там, кажется, нет, – придется спускаться в бар. Ли Вон простит его, если он без спроса возьмет бутылку воды. Он должен понять, что чувствует человек после бурной попойки. А не поймет – черт с ним. Им вместе детей не крестить.
