— Куда уж хуже? — Не понял Конан, — а… шутки?
— Шутки. А вот командиру можно, он благотворительностью давно занимается. Плевок местным богачам, конечно, изрядный получается… ну то не наше дело.
* * *
Староверы откликнулись неожиданно быстро, собравшись в консульстве всего на третий день. Огромный самовар на столе, выпечка, степенные разговоры, умные глаза. Вели себя они как… как аристократы! Не титульные, а такие, какими они должны быть, но почти никогда не встречаются: спокойные, несуетливые, заботящиеся о своих людях и народе в целом.
Повеяло чем-то знакомым… ну точно, один в один сбор верхушки ИРА!
Именитых промышленников среди двух десятков собравшихся не наблюдалось, но попаданец уже знал специфическую политику властей по отношению к староверам и староверов по отношению к властям. Высунуться лишний раз чревато санкциями, так что в сомнительных ситуациях богачи из староверов часто работают через представителей.
Сообщество староверов страшно законспирировано и запутанно. Известный богач может быть всего лишь представителем общины и все его капиталы по сути общинные. Напротив, мелкий купчишка, официально владеющий лавчонкой в квадратную сажень, может подпольно ворочать миллионами.
Как, что и почему… сие ведомо только староверам, причём только из самых доверенных. Прочие же довольствуются слухами и поверхностной информацией.
— Благое дело, — негромко сказал небогато одетый старичок, выглядящий как разорившийся мелкий торговец. Однако присутствующие староверы прислушивались к нему, как… к пастырю? Да, похож на духовного лидера из настоящих, — сами мы не раз подступить пытались, ан нельзя.
В голосе его царила неприкрытая горечь и Алекс знал — лжи тут нет. Старообрядцы Москвы на благотворительность выделяют больше средств, чем все остальные москвичи, включая наезжающее на зиму дворянство из окрестных губерний.
— Спрашивать, зачем тебе это нужно, тоже не буду, — продолжил старенький лидер староверов Рогожского согласия[10], — с коммунистами да социалистами давно знакомы[11], ты средь них не последний. Другое спрошу — как ты думаешь протащить это?
— Через Долгорукова, — не стал скрывать Фокадан, — человек он не самый плохой, должен на встречу пойти.
Затем расписал своё виденье будущего приюта, ориентируясь по большей части на давно прочитанную Флаги на башне Антона Семёновича Макаренко[12]. Детский приют (по сути коммуна) от великого педагога показал себя прекрасно — процент брака ничтожнейший, люди от туда выходили настоящие. А ведь малолетних преступников набирали!
После смерти Макаренко детские коммуны постепенно свели на нет, несмотря на положительный опыт[13]… загадка.
Старообрядцы слушали, переглядываясь.
— Значит, рабочие профессии? — Переспросил лидер, — дельно, дельно… слесарю проще найти работу, везде востребован будет. Эвона заводов сколько открывается, а рук умелых для них и нет. Мы в деле, мистер Фокадан. А Хитровка…
— Будут трепыхаться — задавим, — уверенно ответил другой бородач, нехорошо блеснув глазами, — дети, это святое.
[1] В некоторых странах англо-саксонской правовой семьи должностное лицо, специально расследующее смерти, имеющие необычные обстоятельства или произошедшие внезапно, и непосредственно определяющее причину смерти.
[2] Изобретатель джинсов согласно официальной историографии. Фактически джинсы шили задолго до него, Страус просто додумался до идеи металлических клёпок на карманах, повышающих прочность.
[3] Лёгкий долгополый летний плащ.
[4] Вид виски, производимый в США из кукурузы и обладающий золотистым цветом и долгим послевкусием.
[5] Здесь — Джеда Бенджамин, политический деятель Конфедерации, агент банковских домов Англии не только по книге, но и по мнению большинства историков.
[6] Седьмой день недели. В этот день категорически нельзя выполнять что-либо, похожее на работу. Исключений очень немного.
[7] В те годы пароходные и паровозные топки были достаточно взрывоопасны. Работали они на пару, и если металл был не слишком качественным, или под топкой разводили слишком сильный огонь, давление пара могло разорвать котёл.
[8] Беспризорники появлялись из числа учеников, сбежавших от мастеров. Выходцы из деревень, отданные на учёбу в город, нередко попадали к садистам, издевавшимся над детьми. Или (что чаще), побои были относительно умеренные, но в сочетании со скверными условиями проживания и отсутствием учёбы. Если ребёнок понимал, что учить его и не собираются, то мастера теряли бесплатную прислугу.
[9] Московские трущобы тех времён.
[10] Рогожским согласием часто называли староверов из разных общин Рогожской заставы. Называли их так по кладбищу (!), потому как для похорон староверов выделяли строго определённые земли. Единого лидера у них нет и не было.
[11] Староверы весьма тесно переплетены в истории с коммунистическим и социалистическим движением в России. Коммуна в буквальном переводе — община, а староверы издавна жили этаким колхозом. К слову, очень небедно жили.
[12] Согласно ЮНЕСКО — один из четырёх величайших педагогов в истории человечества.
[13] Потрясающие были детские дома-коммуны. Выпускали они не только человеческий материал высшего качества, но и продукцию, полностью окупая себя. В частности, знаменитые фотоаппараты ФЭД поначалу выпускала именно детская коммуна! Дети выходили оттуда не только с прекрасным школьным образованием и полностью приспособленные к жизни, но и с рабочей профессией — квалифицированной, востребованной! И неплохим счётом в банке, к слову…
Глава 17
Хитров рынок у москвичей на слуху, но Фокадан здесь впервые. Большая площадь в центре города[1], близ Яузы[2], окружённая требующими ремонта двух и трёхэтажными неказистыми домами. Меж домов тянутся извилистые переулки, из которых сочатся ручейки зловонной жижи.
Алекс поморщился, глядя на такое непотребство и проводник, степенный старовер с жёсткими глазами профессионального убийцы, объяснил:
— В домах не менее десяти тысяч людей проживает, все удобства на улице. Когда переполняются нужники, а когда и добегать постояльцы не желают. Посетители рынка тоже свою лепту вносят.
— Десять тысяч? — Бранн, неплохо воспринимавший на слух русский язык, хохотнул, — если каждый хоть раз в неделю угол обоссыт, то ручеёк этот никогда не пересохнет.
— Зайдём? — Предложил проводник, — у Румянцева публика по здешним понятиям приличная собирается.
Задумчивый кивок и еле заметный жест ближникам приготовиться. Что бы там не гарантировали староверы, но надеяться можно только на себя.
— Эт правильно, — одобрительно кивнул сопровождающий их рослый городовой, — приличные они по здешним понятиям. Те ещё душегубы, не шантрапа какая — дуриком не полезут, но если уж полезут, то тяжко будет.
В ответ смешки…
— Полезут, трупов будет много, — сказал с акцентом Конан, — мы все в таких же трущобах не один год прожили, да воевать пришлось. Генерал и вовсе зачистил целый город от бандитов силами горожан. А в Нью-Йорке таких Хитровок добрая сотня наберётся.
— Да? — Неопределённо сказал городовой, глянув искоса. Хмыкнул и не скрываясь, вгляделся в лица кельтов ещё раз, — верю. Иваны[3], да? Только что наверх вылезли…
Хамство Рудникова осталось без внимания, городовой не боялся ни местных Иванов, ни начальства. Немолодой великан, да такой же безбашенный гигант Лохматкин[4], являлись чуть ли не единственными представителями власти, способными приструнить здешних бандитов. Правда, где кончается Беня и начинается полиция, понять сложно[5]…
Рудников и сопровождающий их представитель староверов (не называющий своего имени, что наводило на некоторые подозрения) немного переигрывали с опасностью. По некоторым деталям Фокадан без труда понял, что визит подготовлен и наиболее авторитетные обитатели ночлежки предупреждены о недопущении неприятностей.
Сложный лабиринт маленьких комнат и узких коридоров навеяли ностальгию. Вши, грязь, нехватка воздуха и самые неприятные запахи. Знакомо…
