– Так, так. Кого же нам Бог послал, а Полиевкт[401]? Наместница Хельга! Ты говоришь по-гречески, дочь моя? – Спросил Феофилакт. Увидев утвердительный кивок, он оттолкнул в сторону недовольного Амброзия и взмахом руки пригласил их войти:
– Входи же, прошу тебя. Или ты хочешь, чтобы я обращался к тебе на Вы, как это принято у латинов?
– Ты – это свет, Вы – это тьма. Я бы никогда не осмелилась обращаться к тебе, как к врагу, отец мой, – ответила Ольга.
– Но Владыка! Через пятнадцать минут ты должен встретиться с… – запротестовал сопровождающий его монах Полиевкт, но патриарх оборвал его:
– Кто бы это ни был, пусть обождет. Я занят. Возможно, наши гости захотят принять нашу веру. Это будет большой победой Иисуса, не так ли?
Или, возможно, я обращусь в их ересь – вот будет скандал, а? – Пошутил Феофилакт.
Полиевкт кисло взглянул на Феофилакта. Шутка показалась ему весьма сомнительной, хотя он знал, какое наслаждение доставляет патриарху иногда шокировать людей своим невероятным поведением. Ольга и сопровождающие, не веря своим ушам, ошеломленно уставилась на него.
Видя реакцию гостей, патриарх весело улыбнулся.
– Наместница, прошу тебя в мои покои. Надеюсь, мы обойдемся без переводчика. На каких языках ты разговариваешь?
– Я говорю на языке кипчаков[402] и свеев. Немного по-гречески и на языке парсов, Святой отец, – ответила Ольга.
– Замечательно. Кроме трех «священных языков»[403] я владею и солдатским языком. Языком, вобравшим в себя и персидский, и тюркский. Который давно стал общим для греков и славян. Нам не понадобиться переводчик. А твоим доблестным воинам будет уютно в хозяйственной части дома. Полиевкт, займи гостей и предложи им прохладительные напитки. Кстати с отцом Григорием у вас есть много общих тем для беседы.
– Но… – поняв, что спорить бесполезно, Полиевкт удрученно кивнул. Монах с сомнением взглянул на варваров, как будто ему предложили покормить с руки лесных хищников.
– Пойдем, брат мой во Христе, расскажешь о новостях из Афона, – успокоил монаха отец Григорий.
Взяв себя в руки, Полиевкт повел гостей в общую столовую, а Ольга проследовала за патриархом в его комнату для приема посетителей.
– Полиевкт – моя цепная собака, мой надсмотрщик и мой синкел[404], первое после меня духовное лицо в Константинополе, – рассказывал Феофилакт по пути в свой кабинет. – Синод епископов посадил мне его нашею, чтобы он присматривал за мной. Полиевкт – ученик блаженного Андрея, монашествующий с детского возраста, прославился аскетической жизнью. Он мало интересуется светской жизнью, от которой совершенно отошел, заботясь единственно о предписаниях и интересах Церкви. Чтобы как-то перенаправить его усердие я рукоположил его в пресвитеры[405] и возложил на него обязанность проповедовать Слово Божие в храме. Многие считают его по красноречию вторым Иоанном Златоустом.
Приемная Феофилакта была забита книгами. Тома лежали на полках, столах и даже диванах, не оставляя места, чтобы сесть. Среди этого кажущегося беспорядка, у свободного стола стояли два свободных кресла. На столе стояло блюдо с фруктами и кувшин с прохладительным напитком. Именно сюда и подвел патриарх гостью.
– И, кроме того тебя, Святой отец, наверно, забавляет этот монах с плохим чувством юмора, которого можно дразнить, – предположила Ольга, изучающе посмотрев в лицо Феофилакта. Она думала найти в нем черты той фанатичности, которую она немало повидала у других жрецов. Но ее не было. Она заметила только мудрость и присутствие чувства юмора. Карие глаза священника были ясными и твердыми. Казалось, что, не смотря на завесу из шутливых слов, глазами патриарх обозревает ее душу.
– Да действительно меня это забавляет. – Феофилакт убедился, что его собеседница умна и проницательна. – Но меня удивляет, почему ты и твои люди были столь терпеливы.
Я знаю немало людей вспыливших при первых же словах моего привратника.
– Среди потомков Даждьбога[406] дураков нет, Святой отец, – отвечала Ольга. Увидев недоуменный взгляд патриарха, пояснила:
– Божественный предок Нахуша из Лунной династии был проклят и превращен в Змея Иджика[407] на тысячи лет за то, что посмел ударить вол. С тех пор Иджик вселяется и отравляет злобой слабые сердца, а люди умирают от укусов его детей, ползучих гадов. Пример весьма наглядный для прочих потомков.
– Называй меня просто «папа» или если тебе привычней по-славянски «отец», но без приставки «святой». Моя жизнь отнюдь не идеал подвижничества, чтобы носить титул «святого». А те, кто меня так называют, либо заискивают, либо делают это, чтобы подчеркнуть почетность моего положения, – сказал с улыбкой Феофилакт. – Я слышал об этом старинном культе Змея и обереге от него: «И сказал Господь Моисею: сделай себе змея и выставь его на знамя, и ужаленный, взглянув на него, останется жив. И сделал Моисей медного змея Нехуштана и выставил его на знамя, и когда змей ужалил человека, он, взглянув на него, остался жив»[408], – процитировал Феофилакт. – Еще я знаю, что ты христианка. Но как ты веруешь в Иисуса Мессию дочь моя?
– Да, верно, отец мой, с недавнего времени Иисус, очередное снисхождение Вышня, стал и моим Спасителем, – ответила Ольга.
– Снисхождение Вышня?
– Разумеется. Разве отец мой не знает, что для того чтобы показывать людям Путь и Божьи Законы Вышний использует посланцев и пророков, – удивилась Ольга. – Иногда это происходит, когда Дух Вышня рождается в теле человека. Как это было в старину с Джиной Махавирой[409] и Будаем Гаутамой[410]. Через триста лет это повторилось с Иисусом Христом, а еще через триста лет с Будаем Бусом. Иногда люди получают наставления, взятые на Небо при жизни, и возвращаются на землю Его посланниками. Как это было в случае с пророком Мухаммедом.
– Разумеется, знаю, – постарался скрыть свое изумление Феофилакт. – Но это является темой теологических споров многих ученых монахов. И я не ожидал, что такими познаниями обладает регентша Русов. Очевидно, Анахарсис[411] и Замолксис[412] – не единственные мудрецы, которые родились в Скифии.
Патриарх о чем-то задумался. Ольга не смела прерывать его раздумья.
– Ты упомянула, что между появлением Гаутамы и Иисуса прошло триста лет. Но около шести сотен лет пролегло между появлением Иисуса и вознесением пророка Мухаммеда. Значит ли это, что в ближайшем будущем нам снова придется увидеть Его посланника?
Ведь мусульмане говорят, что пророк Мухаммед последний в ряду пророков и Его законы, ниспосланные через него, будут действовать до самого Судного Дня. А в православном богословии есть мнение, что перед Судным Днем будут возвращены на землю пророки Енох[413] и Илия[414], взятые живыми на Небо.
– Чего гадать? Для этого существуют волхвы[415], смотрящие на звезды и читающие Его послания. Это даже в вашем Священном Писании рассказано. Именно волхвы предрекли Его снисхождение в этот мир в теле родившегося Иисуса. Со всей Вселенной они шли вслед за Звездой и сошлись у хижины Марии, чтобы лично засвидетельствовать появление на свет младенца Иисуса, очередное воплощение Вышня на Земле.
Об этом поет и Боян: «как во глуби Сварги[416] Чегирь-звезда[417] поднималась, сияя Светом Зеленым». Звезда, появившаяся в чертоге Белого Барса, Небесного Дома Вышня-Даждьбога. Это по ее следу пришли сорок волхвов поклониться родившемуся Иисусу.
– «Когда Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода. Пришли в Иерусалим волхвы с востока, и говорят: Где родившийся Царь Иудейский? Ибо мы видели звезду Его на востоке, и пришли поклониться Ему»[418], – снова процитировал Феофилакт. – Похоже ты права.
– Волхвы пришли, чтобы приветствовать Его и при рождении Утешителя Буса Белояра.
– Утешителя Буса? Я слышал, что Бож – князь реформатор. Но не думаю, что он является одним из пророков, – усомнился Феофилакт.
– Ведь написано в Писании, что после Спасителя придет Утешитель. Это и был Будай Бус Белояр. Спаситель показал путь Любви, ведущий к Богу, смертью смерть поправ. А Утешитель, не убоявшись смерти, принес себя в жертву накануне наступления Ночи Сварога. Своим поступком он утешил людей и дал надежду увидеть грядущий светлый День.
– И когда же он настанет? – Иронично улыбнулся патриарх.
– Нескоро Владыка. Медленно вращается Колесо Сварги. Вычисляет продолжительность эпох и длительность Дней, бог времени и звездочетов Числобог, – ответила Ольга и продекламировала:
«И Числобог наши дни здесь считает,он говорит свои числа Богам —быть Дню Сварожьему, быть ли Ночи».
– Так сколько же будет длиться эта Ночь, Дочь моя? – Настаивал на точном ответе патриарх.
