Наташка начала с того, что отправилась с охраной в отделение интенсивной терапии, где лежал Лузгин, с од-ной-единственной целью: свернуть по дороге в женский туалет, закрыться и вызвать туда наряд милиции. Но план почти сразу претерпел изменения. Едва она в составе двух сопровождающих вошла в коридор отделения, стало ясно, что до туалета гораздо дальше, чем до палаты, дверь в которую перед ней гостеприимно распахнули.
Охранники, люди Ксении, стоят на посту у постели больного со вчерашнего дня. Именно вчера Ксения Львовна отыскала его в клинике Склифосовского и перевела в эту больницу. Сегодня заезжала проведать беспамятного больного и привезла с собой кучу документов из клиники. Этим заявлением охранники пытались убедить взбалмошную дамочку в том, что больной не бесхозный, Альфредом не именуется и если бы был в сознании, откликнулся на имя Ельцова Михаила Петровича.
В какой-то момент Наташка решила, что Лузгину-Ельцову повезло — палата была отдельной. Один из охранников, памятуя Наташкину железную хватку, на всякий случай предупредил, что срывать больного с кровати вместе с матрасом и капельницей не стоит. Он все равно без сознания. Подруга, потирая от волнения руки, решила, что быстренько не узнает в больном своего Альфреда и обойдется без женского туалета. Сразу в лифт и на свободу! А вслух возблагодарила Всевышнего за то, что вымышленные запонки ее вымышленного пятого мужа возможно еще и вернутся назад.
Голова пострадавшего была капитально замотана бинтами. На лице чернели синяками два закрытых глаза, выгодно оттененных на фоне слегка распухшего носа и сухих, потрескавшихся губ. Наташка, отметив резкий контраст между синяками и бинтами, мысленно заретушировала первые и сразу опознала в несчастном человеке Шурика, составившего нам компанию в недавней туристической поездке. Правая его рука, находившаяся под капельницей, обреченно лежала поверх одеяла и вызывала острую жалость.
Подруга оглянулась на двух внимательных наблюдателей и, почувствовав прилив злости, резко заявила:
— Ну, что уставились? Не пойму, мой или не мой. Ему морду разбинтовать нельзя?
Получив отрицательный ответ, она низко наклонилась над Шуриком, невольно загородив его от охранников и тут, что называется, дала маху, шепотом обозвав его не Альфредом, а Альфонсом. На секунду замерла, но крепкие умом ребята ничего не заметили. Зато Наташка заметила, как дрогнул, а затем слегка приоткрылся правый глаз Шурика. И смотрел он на нее этим глазом вполне осознанно. Подруга в свою очередь прищурилась, указала глазами в сторону охранников и запричитала: — Это же я, праздник, который почти всегда был рядом с тобой! Ох, глазоньки твои не открываются-а-а, бесстыжие!
Шурик мгновенно все понял, уснув и правым оком. В это время открылась дверь палаты и вошла медсестра с эмалированным подносиком, в котором лежал шприц. Охрана невольно отвлеклась на нее.
— Да скажи же мне хоть слово, голубчик, ты это или не ты! — продолжая надрываться, Наташка прилипла ухом к губам Шурика и услышала тихое:
— По Ярославке. Направо. Деревня Вербная, десять, помогите, убьют, Майке…
На этом связь оборвалась. Медсестра завопила, требуя немедленно снять с больного ненормальную бабу, охранники кинулись к кровати, намереваясь рывком оттащить Наташку в сторону. Но она уже и сама вскочила:
— Только без рук! А то как шарахну капельницей! Куда попадет. Мне чужого не надо. Только вечную память о пятом муже, который, гад, в Америку укатил! А этот доходяга не мой гражданский муж! У моего морда пошире была, а губы поуже. Синяки попутали, любимый все время с ними гулял, под темными очками маскировал.
Наташка одернула на себе одежду и, сделав предостерегающий жест ладонью, строго сказала охранникам:
— Не провожайте. Я очень расстроена. Могу и в глаз заехать. — И всхлипнула: — Последняя надежда оборвалась! — Сунув нос в платочек, пошатываясь, покинула палату. Вслед ей неслись возмущенные реплики медсестры.
Она медленно шла к лифту, слыша за спиной чьи-то тихие, но такие настойчивые шаги! Лестничная площадка была пуста, и она уже созрела для того, чтобы дать отпор провожающему громким воплем, резко обернулась, но никого рядом не было. Все правильно, у страха глаза велики. Уши тоже. До последнего момента подруга не верила, что никто ее не преследует. Отправив меня в машину, встала в очередь за фруктами. Оттуда можно было безнаказанно наблюдать за довольно обширной территорией, чем она старательно и занималась. Поэтому, когда подошла ее очередь, никак не могла сообразить, за чем стоит. Так и купила два килограмма винограда. Один мне. А все пополам!
Не выдержав, мы остановились, помыли янтарные кисти оставшейся в бутылке минеральной водой и в один присест умяли половину винограда. На душе стало легче.
— Еще бы мороженого, — мечтательно проронила Наташка. — И поедем в Вербную. Черт с ними, с запонками. Ни за что не оставлю Альфон… тьфу ты, Альфреда в палате, где он даже не может позволить себе прийти в сознание. Ну, чтобы совсем не потерять. Эти два амбала только и ждут, когда он откроет глаза. Надо узнать поточнее, где эта Вербная. Только без заезда домой, много времени потеряем. И нервов. Сейчас позвоню Полинке. Будем надеяться, что это сказочное место не в Сибири. Туда бензина и денег не хватит. Ты что молчишь?
— Думаю, что соврать Димке.
— Нашла о чем беспокоиться. Ща мы твоего Ефимова нейтрализуем!
Наташка выудила мобильник и меньше чем через минуту уже болтала с моей свекровью, включив динамик. После дежурных фраз о здоровье быстро перешла к делу: — Мария Ивановна, Славик с Леночкой уехали?
— Уехали, Наташенька. У Славы в семь часов свидание. Что-то случилось?
— Да нет, почти ничего. Мы с Иришкой за шторами бегаем. И мне сейчас подарили два билета на камерный концерт. На вечер. Ужасно надоела застойная музыка моющихся кастрюль. Хотели душой отдохнуть, но она не решается обижать Диму. Я вам тайком от нее звоню. — Подруга выразительно взглянула на меня.
— Наташенька, а при чем тут Славик?
— А Славик при машине. Если вы попросите Диму приехать и переночевать на даче, ему будет удобнее на ней добираться. Сегодня до вас, а завтра утром — на работу. Хоть и не мешает изредка ходить пешком, сорок километров для первого раза все-таки многовато. А электрички расписание путают.
— Я поняла. У меня был гипертонический криз, скажи Ирине, чтобы не волновалась. Надеюсь на ваше благоразумие. Попроси Ирину утром мне перезвонить.
Бабуля отключилась, и Наташка, сжав губы в трубочку, покивала головой в такт своим мыслям:
— Тебе очень повезло в жизни. Редкая свекровь верует в исключительную порядочность своей невестки. Кстати, моей невестке тоже повезло. Хотя бы в том, что она от меня далеко. Все люди как люди, а мой Лешик женился за тридевять земель! А как нам всем было бы весело в нашей двухкомнатной квартире!.. Может, мне переехать в Данию?
Мимо проехала поливальная машина, вздымая перед собой кучу пыли, мелких брызг и оборвавших связь с деревьями листьев. Следом за ней шли еще несколько.
— О блин! И ведь не скажешь на прощание с пафосом: «Прощай, немытая Россия!» Подруга быстро подняла стекло, удовлетворенно взглянула на себя в зеркало, поправила волосы и заявила: — Ну что ты пригорюнилась? Лирическое отступление закончилось. «Я остаюся с тобою, родная моя сторона!» Еще пара минут, и звони Ефимову. Доложишь, что вся из себя никакая, но все равно заедешь еще в пару магазинов. Дались же тебе эти шторы!
Мой звонок застал Димку в бегах и сборах. Я даже слова не успела сказать. Голос у него был расстроенный, и этим расстроенным голосом он велел мне немедленно возвращаться домой, мы едем на дачу, поскольку нашей бабуле плохо.
— Пока мы до дома доберемся, — проорала Наташка, с недовольным видом обозревая потолочную обивку машины, — пройдет три часа. Самое время! Все с дач возвращаются, на кольце пробки.
Мне оставалось только молчать. Димка, на которого речь Наташки и была рассчитана, в ответ проорал, что нечего было так далеко забираться.
— Ир, вылезай и иди пешком! Может, быстрее будет, — не осталась в долгу подруга.
— Не вздумай вылезать из машины! Утром я за тобой домой заеду. Ч-черт, все не как у людей! Целую.
Где-то «про людей» я уже слышала.
— Ну вот и поговорили, — удовлетворенно заметила Наташка. — Вроде как заочно. А тебе толком даже заикнуться не пришлось. Достань карту и попытайся найти иголку в стоге сена под названием Вербная, а я прозвонюсь Полинке. Может, она быстрее отыщет.
В результате активных поисков Вербная оказалась в пятидесяти двух километрах от Москвы. Не ближний свет, но все-таки…
— Четвертый час, — вздохнула Наташка, выбивая пальцами барабанную дробь на руле. — Авантюра, конечно, но хоть совесть чиста будет. Кроме того, приятно посмотреть, как все томятся в автомобильных пробках на пути в столицу, а мы покатим мимо со свистом.
