с пассией из «Тиндера». Из тех умников, кто заставлял задуматься, есть ли в жизни какой-то тайный смысл, о котором он тебе не рассказывал. Каждое утро мы вместе бегали и взяли за правило выпивать по выходным, вне зависимости от нашего графика, если оба были в городе. Когда мы узнали об отце, я силой потащил Ронана Блэка в клинику Гранта, дабы узнать мнение других врачей, несмотря на то, что отец бормотал, что ясно помнит, как ему приходилось помогать Гранту «делать его дела», когда мой лучший друг оконфузился, смотря со мной ужастик, в возрасте пяти лет. «Мне просто не нравится идея получать медицинские заключения от людей, которых я знал до того, как они приучились к горшку».
Как бы то ни было, и молодой Грант, и старый доктор, к которому первоначально ходил папа, оказались на одной волне. Рак слишком запущен, неизлечим. Тем не менее я чувствовал себя менее беспомощным, когда отца лечил мой лучший друг.
– Ты же знаешь, что я не вправе это обсуждать. – Грант засунул кулак в штаны цвета хаки, свободной рукой перенаправляя ребенка на самокате, чтобы тот не столкнулся с деревом. Мать мальчика поблагодарила его, мчась по улице за сыном.
Богемная, красочная улочка Мэд страдала от величайшей проблемы нашей нации, врага Нью-Йорка номер один: туристов, которые останавливаются и делают снимок прямо посреди гребаной дороги. Повсюду сновали люди. Делали селфи на фоне старинной кондитерской, стояли в очереди в бар, просматривали подержанные книги на прилавках возле независимого книжного магазина. Тонкости жизни не затронули эту улицу. Она была яркой, живой и переливалась красками.
Меня возмущало, что мальчишка с впалыми щеками, с нейлоновым рюкзаком и толстовкой с надписью «Антисоциальный социальный клуб», пожилой выгульщик собак в фартуке и даже четыре чертовых пса, которых он держал на поводке, переживут моего отца. Человека, который основал Black & Co. Того, кто предоставил тысячи рабочих мест и отвечал за треть текстильного бизнеса в Нью-Йорке. Кто внес свой вклад в экономику США, регулярно посещал мои турниры по гребле и помог Джулу превратить его летний особняк в Нантакете в экологически чистого монстра, который, по сути, жил без электричества, а также присутствовал на школьных театральных представлениях Кэти, и, черт побери, жизнь так несправедлива.
– Чейз? – Грант внимательно посмотрел мне в глаза. Он шел на свидание. Мы решили заранее по-быстрому выпить пива. – Ты слышал, что я сказал? Конфиденциальность между пациентом и врачом и так далее.
Я хмыкнул, пиная мокрый мусорный мешок возле обочины. Меня уже раздражала перспектива делить отца с Джулианом, Эмбер и Мэдисон сегодня вечером. Всю последнюю неделю я навещал его каждый день, хотя мы работали вместе в одном офисе. Казалось, ему становилось все хуже, и некоторые сотрудники стали разносить сплетни.
– Ему очень больно. – Слова звучали так, будто я тоже испытывал эту боль.
– Передай ему, чтобы он мне позвонил. Мы можем помочь.
– Он упрямый засранец, – возразил я.
– Очевидно, это семейное. – Грант криво улыбнулся.
Мы оба остановились перед одним и тем же домом из коричневого камня. Он удивленно приподнял бровь. Я сделал то же самое.
– Что ж, думаю, увидимся завтра на гольфе? – спросил он.
– Таков план. – Я поднялся по лестнице. Грант тоже. Мы снова остановились. Переглянулись.
– Да? – нетерпеливо спросил я. – Хочешь мне что-нибудь сказать?
Неужели Мэдисон решила встречаться со всеми врачами в Нью-Йорке?
Входная дверь распахнулась, и Лайла, еще более сумасшедшая подруга Мэдисон с причудливыми зелеными волосами, выскочила, как стриптизерша из торта.
– Грант! Ты здесь! – она обвила руками его шею. Весьма нескромный способ поприветствовать мужчину, с которым ты не собиралась ложиться в постель в ближайшие несколько часов, если только…
Если только он не начал встречаться с ней несколько недель назад и не хотел говорить мне, поскольку я казался жалким куском дерьма, пытающимся смириться с ситуацией отца.
– Лайла, – коротко сказал я.
– Принц Тьмы, – ответила она в той же манере. – Молюсь ради блага моей лучшей подруги, чтобы ты был милым этим вечером.
– Даже Бог не может помешать моему гнусному поведению, но спасибо за королевский титул. Вижу, ты встречаешься с моим лучшим другом, – протянул я.
– Сплю с ним, – поправила она. – Да.
Грант одарил меня виноватой улыбкой.
– Ты был не в том состоянии, чтобы говорить об этом, и, как сказала Лайла, она установила довольно строгие правила. У нас свободные отношения, и они не должны повлиять на вашу с Мэдди жизнь.
Будучи не в настроении трогать это дерьмо и десятифутовым шестом, я закатил глаза, пробираясь к двери. Когда мы с Мэдисон расстались, Грант стал еще одним человеком, кто свалил вину на меня. Хотя я запретил ему поддерживать с ней связь, не премину заявить, что именно Мэдисон сыграла роль свахи для него и Лайлы. Еще одна черта, которую я абсолютно презирал в Мученице Мэдди, – она всегда совала нос в чужие дела, пыталась обеспечить людей свиданиями, необходимой им мебелью и общественной деятельностью.
Особенно мне не нравилось, что она свела этих двоих, потому что Грант действительно лелеял мечту «о-белой-изгороди-и-адекватной-жене», а когда я впервые встретил Лайлу, она разразилась сорокаминутной речью о том, почему моногамия неестественна. Дейзи и Фрэнк могли бы стать более разумной парой, чем эти двое.
Я постучал в дверь Мэдисон и услышал взволнованный лай Дейзи. Мэд распахнула дверь, и я стал слаб в коленях и тверд во всех остальных частях тела, потому что: какого хрена?
Мэдисон надела маленькое черное платье, облегающее ее во всех нужных местах – совсем без узоров, – в паре с черными бархатными туфлями на каблуках и бирюзовым шейным платком. Что-то среднее между колье и ошейником с шипами. Ее короткие каштановые волосы были взлохмачены с нарочитой «только-что-трахнутой» небрежностью, губы накрашены алым, а оливковые глаза подведены драматичным черным лайнером роковой женщины. Мой член встал для аплодисментов, бросая к ее ногам воображаемые розы. Остальная часть меня задавалась вопросом, что побуждало меня делать с ней что-то еще, когда мы встречались, кроме как не вылезать из постели до тех пор, пока от Мэд ничего не останется.
– Отлично выглядишь. – Я сузил глаза в щелочки, комплимент прозвучал как обвинение.
Нахмурившись, она схватила свою сумочку и ключи.
– Разве ты не говорил, что наши наряды должны соответствовать друг другу? Я вспомнила, что ты очень любишь черный. Черная блестящая дверь, черная мебель, черные атласные простыни… – Она принялась перечислять все черные вещи в моей квартире.
– Ты забыла про черные шторы. Хочешь нанести еще один визит в мою спальню? – Я одарил ее
