Весной они вернулись на материк, поехали на юго-запад, покатались по Хайленду, проехали весь Аргайл и несколько месяцев провели на острове Мулл, где целый день светило солнце, а вода была зеленая и чистая. Они жили на пляже, купались и собирали мидий, крабов и ракушки. Мэтт ловил рыбу, обычно макрель, а по вечерам они жгли огромные костры из плавника. Однажды какой-то рыбак подарил им мешок крупных креветок, которых не смог продать, и они приготовили их на горячих камнях на пляже, любуясь заходящим солнцем. Ингрид сказала, что ничего вкуснее она в жизни не ела.
Осенью они поехали дальше на юг, проехали Эршир и Галлоуэй и остановились в деревушке Айл-оф-Уиторн, самой южной точке Шотландии, откуда видно Англию, Ирландию и остров Мэн.
Потом они вернулись в Галлоуэй и уехали в лес. По лесным дорогам можно было забраться очень далеко от людей. Первую зиму они провели совсем недалеко от нынешнего лагеря Ингрид.
Ингрид волновалась за Мэтта, потому что он был совсем молодой, а ей скоро должно было исполниться пятьдесят. К тому же он любил детей и хотел ими обзавестись. Но еще он любил ее и был добрым и забавным и заботился о ней, а еще был таким сильным, что даже мог приподнять край их фургона. Ингрид знала, что однажды он уйдет от нее и, скорее всего, найдет другую женщину, моложе. Ее это не очень пугало, потому что она считала это естественным.
Они много гуляли по лесу и пустоши, поднимались на Магна Бра, собирали дрова, ставили силки на кроликов и ловили рыбу в озерах. Иногда они ездили в город, а через несколько месяцев начали получать пособие. Ингрид читала много книг, которые брала из библиотеки и покупала у букинистов. Обычно это были книги о медицине, науке, а еще она читала о Боге и религии, ну и романы тоже. Ей очень понравился «Грозовой перевал» Эмили Бронте и книги Чарльза Диккенса о сиротах и людях из работного дома.
Весной, когда появились новые листья, Мэтт сказал, что хочет вернуться в Англию. Ингрид хотела остаться в Шотландии, потому что тут их не трогала полиция и власти и ей нравились лес и холмы. Она отпустила Мэтта и долго плакала, когда он ушел.
Несколько недель она прожила в фургоне одна, а потом вернулась в город, сняла маленький домик у реки и решила остаться там на несколько лет. За домик платил город, она получала пособие и очень много читала. Примерно через два года она решила, что снова может стать врачом, и написала письмо в учреждение, которое выдавало лицензии. Ей пришлось на год поехать в Глазго учиться, потом поработать в больнице, а потом ей снова дали лицензию.
Она узнала, что старый врач в городке в Галлоуэе умер и им нужен новый. Она написала туда, и ее приняли. Она стала врачом в маленькой клинике на главной улице и сняла домик неподалеку. Ей исполнилось пятьдесят три.
Следующие четырнадцать лет она работала врачом. Она перестала носить хипповскую одежду, выглядела, как все, стриглась и надевала туфли, а не тяжелые ботинки. Она подружилась с жителями городка, и все ее очень любили. Старики считали ее англичанкой из-за смешного акцента, но все равно прекрасно к ней относились. Она была хорошим врачом, много читала медицинских статей и ездила на разные курсы учиться новым процедурам. Приступы депрессии случались редко, и она почти не думала про детство, про ГДР, про Макса, про побег, про битву на бобовом поле и про Мэтта. Потом ГДР стал просто частью Германии, Берлинскую стену разрушили, и людям больше не нужно было просить убежища в других странах. Ингрид решила, что не хочет возвращаться, потому что ей нравилось работать врачом и жить в маленьком домике. Она завела сад, выращивала овощи, подружилась со стариком по имени Дональд, который жил неподалеку и тоже выращивал овощи. Его жена умерла от рака, и они с Ингрид стали вроде как встречаться, хотя были уже старые. Дональд брал ее ловить рыбу на реку Кри, и Ингрид поймала лосося, а он учил ее делать блесны. Ингрид приглядывала за ним, потому что у него было больное сердце и он не мог бегать и есть сливочное масло. Они много разговаривали, рассказывали друг другу свою жизнь. Он служил в армии в Германии в шестидесятых, когда строили Берлинскую стену, и немного говорил по-немецки, а она научила его говорить поприличнее. Дональд держал собаку по имени Селедка, и они гуляли с Селедкой по всему городу, а иногда ходили в лес, где она гонялась за кроликами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Они слушали хипповскую музыку из шестидесятых и танцевали в маленьком домике, а Дональд делал вид, что играет на невидимой гитаре.
Дональд просил ее выйти за него замуж, но она сказала, что слишком стара для этого и что ей нравится жить одной. Тогда он сказал, что о них сплетничают, но ей было все равно. Она любила этого человека, но не так, как Макса или Мэтта. Скорее как собачку, которую можно гладить.
Ингрид научилась печь хлеб, купила специальную печь, лепила горшки на гончарном колесе, расписывала их и обжигала. Они получались красивые и блестящие. Она слепила для Дональда статуэтку Селедки — черно-белую, с огромными ушами. Дональд растил для них овощи, и по воскресеньям они ели ростбиф со своими собственными овощами и позволяли Селедке обедать вместе с ними.
Ингрид была врачом и постоянно видела, как люди умирают. Она даже подписывала свидетельства о смерти. Когда умирала женщина, она всегда думала о матери. Она не знала даже, умерла ли мать или сбежала, или ее угнали в Россию.
Когда кто-то умирает, вся его жизненная энергия выходит из тела. Это похоже на невидимое облачко, которое поднимается над человеком. Я его видела, когда Роберт истекал кровью и дергался у меня на кровати. Из него вышло что-то нездешнее, поднялось вверх, и тогда он умер. Остался только окровавленный кусок мяса.
Ингрид сказала, что видела такое много раз. Что это душа, которая возвращается к своей матери. Душа — это такая штука, которая делает тебя живым и определяет твою личность. Ингрид сказала, что у всех живых существ есть душа, и даже у камней и земли. Все души рождаются у Богини, они вибрируют с разной частотой и светятся с разной силой. Количество света зависит от частоты вибрации. Из умирающего человека выходит как раз эта вибрация. Ее можно увидеть и почувствовать, но только тогда, когда она исчезает.
Некоторые души вибрируют так сильно, что они сияют, выходя из тела, а некоторые совсем слабо, и они похожи на слизняков. Роберт был из таких. Душа из него еле выползла.
А у некоторых людей такие яркие души, что они светятся и при жизни. Например, у Пеппы. Иногда по ночам, когда совсем темно, я чувствую идущий от нее свет.
Надеюсь, Богиня послала душу Роберта на хрен.
Несколько лет Ингрид была счастлива с Дональдом и Селедкой, а потом Селедка заболела и умерла, а у Дональда началась депрессия. Однажды он разливал чай на кухне у Ингрид и вдруг схватился за грудь, упал со стула и умер. Ингрид видела, как улетает его душа, пока пыталась снова запустить сердце.
Тогда депрессия началась уже у нее. Она много думала о детстве и о людях, которых знала. Она была уже слишком старая, чтобы работать врачом, и ушла на пенсию. Без Дональда и Селедки ей было одиноко, и она часто уезжала в лес, сидела под деревьями и думала о Богине. Она вспоминала свои хипповские времена, и Клауси, и Ганси. Она вспоминала, как искала маму в развалинах Берлина. Она вспоминала, как Макс ушел от нее, как Штази его арестовала и казнила. Она думала об иммунологии и обо всем, что научилась делать.
И тогда она решила поселиться в лесу. У нее было много денег в банке, она могла бы даже купить дом, но не хотела. Она хотела жить в лесу в шалаше, ловить зверьков для еды и сидеть у костра под звездами. Так она и поступила. Продала все, что у нее было, отдала машину соседям, одежду сдала в благотворительный магазин и купила взамен непромокаемое пальто, несколько шляп, сапоги и нож. Ушла в лес, разбила лагерь и стала в нем жить.
А потом встретила нас.
Глава тринадцатая
Лыжи
