Он не собирался отпускать это так просто. Это не в стиле Карсона.
Я испустила долгий вздох, уходя от его пристального взгляда, чтобы найти сумочку, и мне нужно было немного дистанцироваться.
— Это не важный момент в моей жизни, — возразила я, находя белый клатч и запихивая в него блеск для губ и телефон. — Я лишь получаю награду за то, что родилась богатой. Все на этом вечере сделано за деньги, которые я не зарабатывала.
Я крепко зажмурилась, делая глубокий вдох.
— У меня нет никакого таланта, — объяснила я на выдохе. — У меня есть подруги, которые одевают первых леди. Которые борются с торговцами людьми. Которые основали собственную пиар-фирму стоимостью в миллион долларов. Это большие вещи. Я получаю награду за то, что богатая, — это не событие. — Теперь я расхаживала взад и вперед, мой голос становился все громче.
Карсон остановил меня, шагнув вперед и схватив за бедра хваткой, граничащей с болью. Его глаза были полны ярости.
— Богатые придурки платят налоги, — сообщил он мне резким тоном. — Без всякой гребаной задней мысли. Они не едут в раздираемую войной страну в разгар ожесточенной борьбы за власть, чтобы помочь построить учреждение для молодых женщин.
Его глаза прожигали меня, и хватка не ослабевала.
— Они не остаются там без какой-либо безопасности в течение трех месяцев, спокойно работая с этими молодыми женщинами и местными органами власти, чтобы предоставить им доступ к контролю над рождаемостью. Лекарства, — он перечислил все детали с уверенностью в фактах.
— Они нанимают наемников, чтобы защитить себя, а ты — для сопровождения девочек в школу и обратно, чтобы обеспечить их безопасность. — Я подавила всхлип, когда он сжал меня крепче. — Они не летают в Лаокай во Вьетнаме, откуда родом их бабушка и дедушка, где у женщин самый высокий уровень неграмотности и нарушений прав человека, и не помогают им.
Я уставилась на него.
— Откуда ты все это знаешь? — спросила я, мой голос был едва слышен.
Никто этого не знал. Не было никаких фотографий. Никакой добродетели, сигнализирующей о публикациях в социальных сетях. Ведь другие люди делали это ради общественного влияния. Слишком отвратительно. Если бы кто-нибудь знал, чем я занимаюсь, они бы подумали, что я просто еще одна богатая девушка, пытающаяся привлечь к себе внимание.
— Потому что я считаю своим долгом знать о тебе все, — тихо ответил он. — Вопрос в том, почему ты не сказала мне, милая?
— Это… смущает меня, — тихо призналась я, опустив глаза, потому что не могла смотреть ему в лицо, когда говорила это.
Конечно, Карсон не позволил мне смотреть вниз. Его рука нашла мой подбородок и приподняла его, чтобы я встретилась с ним взглядом.
Он ничего не сказал, жест все сделал за него.
Я громко вздохнула, затем втянула в себя немного воздуха, пытаясь набраться храбрости. Я не нашла ее в воздухе. Я нашла ее в глазах Карсона.
— У меня нет цели, — прошептала я. — У меня нет страсти. Я жертвую на благотворительность, жертвую свое время, основываю фонды — это гребаный минимум для того, у кого есть такие ресурсы, как у меня. Я веду легкомысленный образ жизни. — Я сделала паузу, запустив одну руку в волосы. — Глупость одна. И я искала… — его глаза пронизывали меня насквозь, — какую-то глубину, — призналась я себе под нос.
— Ты действительно, бл*дь, думаешь, что у тебя нет цели, страсти? — он спросил медленно, тихо, с опасным оттенком, который я не совсем поняла.
Я не доверяла себе, чтобы заговорить или даже кивнуть, поэтому просто молчала, прикованная к месту его руками.
— Господи Иисусе, Рен, — пробормотал он. Он провел вверх и вниз по моим рукам, прежде чем снова сжать их. — Я встречал много людей в своей жизни, видел многих, от худших до самых лучших. Но я никогда не знал никого, похожего на тебя. Ты дышишь страстью. Освещаешь любое пространство, в которое входишь. Мало того, ты зажигаешь людей. Я никогда не видел ничего подобного. Например, когда ты смотришь на людей, ты пробуждаешь в них что-то такое, о существовании чего они даже не подозревали. В тебе есть… магия. И думаешь, что у тебя нет цели? — Он покачал головой. — Думаешь, если у тебя нет работы с девяти до пяти, ты не ходишь в офис каждый день, у тебя нет цели? Думаешь, что все, что ты сделала, — это гребаный минимум? — Карсон снова покачал головой. — Я плохой человек, — он постучал себя по груди, — но я не стопроцентное зло. Я не верю во все это бинарное дерьмо, но если есть какие-то весы, взвешивающие наши поступки, я знаю, в какую сторону склоняются мои. Ну и ладно. — Он обхватил мою щеку ладонью. — Я также знаю, в какую сторону склоняются твои. Я вижу тебя, Рен Уитни. Вижу твою чушь насквозь. Так что бери свою сумочку и садись в гребаную машину. Позволь себе засиять.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Возможно, из-за всех этих невероятных слов. Или потому, что Карсон выглядел чертовски здорово в смокинге. Или даже потому, что я очень, очень опоздала. Но я села с ним в машину.
Мои родители были на этом мероприятии.
Ожидаемо, конечно. Но также и потому, что они гордились мной. Они действительно хотели поддержать меня. И если они могли сделать это публично, получив социальный кеш, списание налогов и несколько новых деловых контактов, это — бонус.
Родители не ждали, что я приду на это мероприятие одна, потому что они привыкли к моим выходкам.
Так что они не оглянулись дважды, когда мы с Карсоном вошли в бальный зал. Мы не держались за руки, но рука Карсона лежала на моей пояснице, жест более интимный.
Моя мама, конечно, выглядела сногсшибательно. Ее платье было темно-фиолетового цвета. От кутюр. Александр Маккуин. Сшитое до совершенства, демонстрирующее миниатюрную фигуру. На запястьях, шее и ушах блестели бриллианты. Ее кожа была гладкой, без морщин, в основном благодаря азиатским генам и немного больше благодаря косметике. Моей матери было чуть за шестьдесят — родила она меня в тридцать с чем-то, — но выглядела она едва ли на сорок. Она усердно тренировалась, заставляла личного шеф-повара готовить еду, которую почти не ела, и всегда была первой, кто увлекался велнесом (прим. пер.: Концепция в альтернативной медицине об избавлении от болезней и улучшении самочувствия.).
У меня были от нее глубокие карие глаза, изящные скулы, и губы в форме сердечка.
Она по-прежнему работала семь дней в неделю. Хотя мой отец происходил из богатой семьи, мама не довольствовалась быть просто леди. Особенно потому, что она сделала себе имя в качестве застройщика еще до того, как они встретились. Она взяла отпуск на неделю, чтобы родить меня, а потом, когда вернулась на работу, меня передали нянькам.
Моя мама была боссом.
Отец был почти до смешного выше ее. Она была миниатюрной, а отец высоким, солидным и внушительным. Что ж, он выглядел бы внушительно, если бы вы не увидели, как он улыбается. Но папа почти всегда улыбался. И он сиял, когда мы с Карсоном подошли.
— Принцесса, — воскликнул он, притягивая меня в свои объятия.
Отойдя от Карсона, я погрузилась в объятия отца, вдыхая знакомый запах лосьона после бритья. Древесный, дорогой.
— Привет, папочка, — ответила я, как только он отпустил меня.
Я наклонилась, чтобы поцеловать маму в щеку. Ее духи от Тома Форда пахли розами.
Ее глаза скользнули по мне.
— Ты надела Кэлвин Кляйн, — признала она с одобрением. Она улыбалась меньше, чем мой отец, но ее глаза блестели. — Выглядишь идеально.
Ее взгляд метнулся к Карсону, и я увидела, как она оценила его костюм, ее губы изогнулись вверх в знак одобрения.
— И новый поклонник, — заметила она с характерной для нее легкой мелодичностью в голосе.
— Это Карсон, — представила я. — Карсон, это мои родители.
Я не совсем задумывалась об этом конкретном моменте, когда уступила Карсону, приехавшему сюда. Я была слишком опьянена его присутствием и сюрреалистической идеей нашего совместного появления на публике.
