Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Елисей-адхалиб ходит п лесу,
И цветов и травы ему п пояс.
И все травы пред ним расступаются,
И цветы все ему поклоняются.
И он знает их силы сокрытые,
Все благие и все ядовитые.
И всем добрым он травам невредным
Отвечает поклоном приветным.
По листочку с благих собирает он,
И мешок ими свой наполняет он,
И на хворую братию бедную
Из них зелие варит целебное.
И цветов и травы ему п пояс...
Елисей-адхалиб ходит п лесу.
Тут расхохотался и Елисеев.
- Гибсон!
- Он самый, Гибсон, финский барон из дальних сторон. Это не сон.
- Откуда?
- С реки Пинеги, Мезени и Онеги.
- С Пинеги? Ты путешествовал? Почему набит стихами?
- Потому что вся Пинега и Мезень поют, сказывают, хороводят. А ты все ездишь по Африкам да по Персиям. Тайгу ищешь на другом конце света, когда рядом такое чудо! И разве твои манзы знают такие сказания?
- Даже не представляешь, как ты прав, Гибсон! Я про это много думал. Когда настали мои "тигровые ночи", мне захотелось повторения "львиных ночей". В африканской пустыне я погружался в предания и легенды нашего Севера. Воображение араба не уступает воображению финна. Но вот мои уссурийские манзы... Тунли знает каждую тропку в тайге, понимает смысл деятельности каждой букашки, но ни одной легенды я от него не слыхал. Он мудр и трезв. Полная опасностей таежная жизнь не одухотворила его. К сожалению, он не поэт, как его алжирский двойник, мой спутник по "львиным ночам" Исафет или, скажем, финский рапсод. Лес для Тунли - его колыбель, его дом, но не храм, не обиталище высшей духовной силы.
- Вы так хорошо говорили о Тунли, - сказал расстроенный Миша, - а теперь его ругаете.
- Миша, я его не ругаю. Видишь ли... я люблю Тунли. Я привязался к нему. Но человек жив песнями, сказками, стихами. А Тунли никогда не пел, не шутил.
- А вы сказали, что зверь не победил в Тунли человека.
- Да, друг, трудную задачу ты мне задал. Но я отвечу тебе.
- Сначала мне ответь: почему ты решил запугивать детей своими страхами? - перебил серьезную беседу Гибсон.
- И впрямь... человек я лесной, неуклюжий. Забываюсь порой в своих дикарских образах-мечтах. Но детям я поведал эти страхи, потому что Миша мне объяснил свою мудрую философию: герой повествования, то есть я, здесь и, довольный, уплетает мамин пирог с яблоками - значит, все страхи в прошлом, Есть лишь "пиитический ужас". А мальчишки все любят сказки про страшное. Я тоже любил. Такой страх по-своему тоже воспитывает. Если он и не подготавливает к восприятию жизненных опасностей, то, может быть, рождает образы.
- Что вы все ругаете Александра Васильевича, - вмешалась Наташа, смотрите, как он расстроился. Он рассказывает, и нам очень нравится. И не страхи это были. Он рассказывал о тайге в бурю, в ясные ночи, о тиграх очень интересно даже. И ничуточки не страшно. Правда же, Миша?
- Ну вот, мои друзья меня отстояли, - улыбнулся Елисеев. - Я заслужил ваш божественный пирог, Фаина Михайловна, за которым, честное слово, обещаю говорить только о розах, орхидеях, лотосе и пальмах.
- А мы как раз с братом и пришли вас пригласить к ужину.
- Ах да, а я только собирался узнать, когда это Гибсон так успел освоиться в вашем доме.
- Вы все забыли, Александр Васильевич. Помните, он однажды привозил нам весточку от вас?
- Ты здесь так одомашнился, Саша, будто ты родной, а я даже и не двоюродный. Вытесняешь кровных родственников.
- У нас же тьма общих знакомых! - продолжала гостеприимная хозяюшка. Ведь Константин Петрович тоже оказался нашим общим другом.
- А где же он? Я как раз хотел спросить вас, Фаина Михайловна. Он собирался быть на "таежном вечере". Или я и впрямь за своими путешествиями и рассказами все напутал...
- Он сейчас будет, подождем немного. Мы надеемся, что вы рассказали детям не все.
За ужином Наташа, как обычно, сидела задумавшись. Потом произнесла:
- А как красиво вы нас обманули, Александр Васильевич. Рассказали три охотничьи истории. И ни одной охоты, ни одной встречи с тигром. Я даже сомневаюсь, может ли быть интересной охота, если не было результата.
- Как же?.. Охота была. Результата действительно не было, если иметь в виду шкуру тигра. Когда я плыл на пароходе по Индийскому океану, а перечитывал книгу "Фрегат "Паллада". Гончаров отлично знает про тигров в тех краях. Он говорит, что лишь с большими усилиями и громадными издержками можно попасть в когти тигра. А результаты были, Наташа, - встречи. С жизнью людей Дальнего Востока и тайги. Как бы вам это рассказать, чтобы не было скучно?
Елисеев глотнул чаю и на минуту замолчал. Потом сказал:
- Мне неловко отнимать у вас время, но это не лирика, не романтика, это скучный перечень фактов, которые невозможно замалчивать. Владивосток молод, он строится не по дням, а по часам. Всего двадцать лет назад он стал называться городом. В его гавань заходят пароходы всех стран. Между прочим, бухта называется Золотой Рог, так же как и в Стамбуле. Жители города симпатичные, энергичные люди, энтузиасты этого далекого края. Отрадное явление!
Но наряду с этим я наблюдал их жизнь, их сосуществование с природой приморья и тайги. Хищническое истребление животных и лесов богатейшего края России! Уничтожают барсов, соболей, медведей, косуль, тигров, кабанов, тетеревов, фазанов, рыбу в реках и в море. Страшно смотреть на разлагающиеся трупы и скелеты многих животных и птиц, на результаты лесных пожаров. Никогда не восполнить утрат, если не предпринять противодействий уничтожению природы. Ведь ею-то как раз и жив человек. Я ездил в Уссурийск, в Раздольное, в Тигровое и в другие таежные пункты. Когда вернулся, сделал доклад в Географическом обществе. Теперь намерен еще изложить свои выводы и пожелания министерству внутренних дел. Моя попытка предостеречь целый земной край от вымирания сводится к следующим советам.
"Надо во что бы то ни стало создать нормальные условия для жизни на местах, чтобы переселение на русский Дальний Восток прогрессировало; увеличить количество пароходов до Владивостока и путь до него сделать более доступным, более комфортабельным и, конечно, менее опасным; непременно привлечь русских специалистов для работы на каботажном флоте. Пока русские каботажные суда находятся в руках иностранных капитанов, ждать заботы с их стороны о россиянине - утопия; надо найти своих замечательных моряков из архангельских поморов и предоставить им условия для переселения и жизни на Дальнем Востоке.
Реальная же забота о россиянине - это строительство Сибирской железной дороги. "Железный путь", соединяющий Владивосток, нашу пяту в Великом океане, с центром, является вопросом величайшей важности...
Нужно, наконец, запретить добычу пантов, ради которых поголовно истребляются молодые олени. Для этого в первую очередь узаконить охоту. Запретить уничтожение пушных зверей, истребление птиц и рыб. Создать заповедник, чтобы спасти остатки редких птиц и животных в Уссурийской тайге. Наладить в государственном масштабе разведение женьшеня - очень полезного и очень редкого корня, чтобы удовлетворить спрос российских и заграничных медиков".
- Есть и еще кое-какие мысли, но я не решаюсь тратить ваше время, а главное, не верю пока в скорую реализацию моих предложений.
- Вы рассуждаете, дорогой Александр Васильевич, как мудрый и дальновидный политик. Поэтому вы обязаны верить в свершение этих разумных, гуманных пожеланий. А вы говорите - нет романтики. Совсем даже наоборот. Ваша увлеченность, наблюдательность, тревога, ваши мысли и предложения - это и есть, на мой взгляд, романтика в самом прямом, в самом революционном смысле этого слова.
Все обернулись. Оказывается, старик Назаров сидел за столом и внимательно слушал. В руках его была рукопись книги Елисеева "В тайге".
- А еще вы, вы - поэт, оказывается. Вот, я тут отметил, чистая лирика. - И он протянул Елисееву рукопись.
- Что ж, критику от вас почту за награду. Можно вслух.
- Это не критика. Это то, что мне очень близко по духу. Это то, что я чувствовал там все двадцать лет. Это то, что я желал бы чувствовать всегда. Но это невозможно... Потому с нетерпением буду ждать выхода книги. Спасибо вам, дорогой.
Книга "В тайге". На первой странице портрет. Офицерская шинель и фуражка. Густая борода, из-под козырька глядят внимательные глаза. Но в глубине их - неизбывная печаль.
Лирической волной наплывает начало:
"Ранней осенью, после утомительного морского плавания, пришел я отдохнуть в тайгу, что покрывает горные дебри русской Маньчжурии..."
Другая глава - опять тот же мотив:
"Когда усталый и изнеможенный, истратив запас своих телесных и умственных сил, я бегу из душных городов, куда заключает нас от рождения сама жизнь, меня манит к себе зеленеющая сень лесов".
В середине этой книги-сюиты лирическая тема достигает кульминации:
"Приди сюда, под своды зеленого леса, на праздник природы, всякий смертный, которому не улыбается жизнь! Оставь свои скорби и печали там, за пределами этого зеленого мира, погрузись духом и телом в лоно зеленого леса и утопай в нем всецело, пока не почувствуешь своего полного обновления...
- Ego - эхо - Вера Лукницкая - Искусство и Дизайн
- Создавая комиксы - Алан Мур - Искусство и Дизайн