Он оказался счастливчиком — выпадет ли и на ее долю такая же удача?
Если оанкали сделают с ее мозгом что-то непоправимое, хватит ли у них такта позволить ей умереть — или они по-прежнему будут старательно поддерживать в ней жизнь, превратив ее в узницу, навечно заточенную в своей последней и окончательной тюрьме?
Задумавшись, она вдруг вздрогнула, обнаружив, что в ванной бесшумно появилось Никани, опустившееся на пол напротив нее. Никогда прежде оно не позволяло себе входить к ней столь бесцеремонно. Она злобно уставилась на маленького оолой.
— Не в моих способностях вмешиваться в твою психику — это общеизвестный факт, — мягко проговорило оно. — Сумей я пойти на такое, мне не простили бы этого никогда, и ты уж конечно бы была признана бесспорным доказательством моей беспомощности.
— Убирайся отсюда! — заорала Лилит. — Оставь меня в покое!
Никани и не подумало двинуться с места. Помолчав, оно продолжило говорить тихим голосом:
— Ооан говорит, что люди не научатся как следует говорить на оанкали еще в течение, может быть, одного поколения.
Щупальца Никани начали извиваться как змеи.
— Я не знаю, Лилит, как мне вести себя с человеком, с которым я не могу как следует объясниться.
— Операция на мозге вряд ли улучшит мои способности к языкам, — сухо ответила она.
— Никто не собирается оперировать твой мозг. Я скорее причиню вред себе самому, чем тебе.
Никани помолчало.
— Знаешь, Лилит, у тебя нет выбора — ты должна позволить заняться тобой либо мне, либо ооану.
Она ничего не ответила.
— Ооан очень опытное. Если ты согласишься на его услуги, он сделает все так, что тебе будет по-настоящему приятно. И поверь… оно совсем не такое строгое, каким кажется.
— Я не слишком падка на всяческие удовольствия. По правде сказать, я даже не понимаю, о чем ты мне говоришь. Больше всего мне сейчас хотелось бы, чтобы ты оставило меня в покое.
— Хорошо, я так и сделаю. Но ты должна либо довериться мне или ооан выберет для своей операции удобный момент. Когда он устанет ждать.
— Но само ты на такое не способно — например неожиданно наброситься на меня?
— Нет, я не такое.
— Почему же?
— По-моему поступать так неправильно, хотя веских доводов я не могу привести — делать такое тайно с людьми несправедливо. Люди на то и люди, чтобы обращаться к ним через их разум, их сознание.
Лилит горько рассмеялась.
— И с чего это вдруг тебя начали занимать такие вопросы?
— Ты что, хочешь, чтобы это было сделано незаметно для тебя? Неожиданно?
— Само собой, нет!
Молчание.
По прошествии некоторого времени она поднялась и отправилась на кровать-возвышение. Там она улеглась и заставила себя заснуть.
Во сне ей приснился Сэм, и она очнулась в ледяном поту. Видение его пустых глаз снова было перед ней. Ее голова раскалывалась. Никани, как обычно, лежало рядом с ней, вытянувшись во весь рост. Оно выглядело совершенно мертвым и обмякшим. Что случится с ней, если в один прекрасный день она, проснувшись, обнаружит рядом с собой неподвижного Кахгуяхта, этого гротескного любовника, занявшего место несчастного ребенка? Несколько минут она лежала неподвижно, успокаиваясь, заставляя себя на что-то решиться и привести это решение в жизнь, прежде чем страх окончательно лишит ее сил и речи.
— Проснись! — хриплым голосом крикнула она Никани. Резкий и каркающий звук ее собственного голоса испугал ее. — Проснись и сделай то, что хочешь, что считаешь нужным сделать со мной. Делай сейчас же, и покончим с этим скорее.
Мгновенно Никани пришло в движение. Оно поднялось и село, потом подвинулось к ней и принялось снимать с нее рубаху, обнажая ее спину и шею. Прежде чем она успела сказать еще хоть что-то, процедура началась.
Она ощутила осторожное, ищущее прикосновение к своему затылку, потом давление стало усиливаться, что-то проткнуло ее кожу. Боль оказалась сильнее, чем она того ожидала, но все закончилось очень быстро. В несколько секунд она погрузилась в бесцветное и свободное от боли полузабытье.
Потом на нее нахлынули воспоминания, полные несущих волнение образов, снов, видений, и наконец… совершенно ничего.
7
Когда она наконец пришла в себя, прекрасно себя чувствуя и лишь слегка взволнованная, то обнаружила, что лежит на кровати полностью одетая и совершенно одна. Лежа неподвижно, она пыталась угадать и понять, что же такое Никани сделало с ней. Она уже изменилась? Каким образом? Закончена ли уже их процедура? Она попыталась двинуть рукой или ногой, но не смогла, но не успел страх объять ее разум, как слабый паралич отступил. Она снова могла владеть своим телом. Она поднялась и села, как раз вовремя, чтобы увидеть, как в растворившийся стенной проем входит Никани.
Когда оно забралось на кровать и легло рядом с ней, его серая кожа была гладкой как полированный мрамор.
— Твой организм очень сложный, — сказало оно, взяв ее за обе руки. Сказав это, оно не направило свои головные щупальца на нее, как делало это обычно, а приблизило к ней голову и прикоснулось к ней лбом. Потом поднялось и село, все-таки направив щупальца на нее. Лилит смутно почувствовала, что поведение Никани необычно и что, наверное, самое время начать волноваться по этому поводу. Она сдвинула брови и попыталась найти в себе хотя бы след тревоги.
— Внутри тебя находится просто удивительное количество жизни и смерти, а также потенциальной способности к переменам, — продолжило Никани. — Теперь мне понятно, отчего в людях так долго держится страх по отношению к нашему виду.
Она сосредоточила свой взгляд на его «лице».
— Не знаю, в чем дело — быть может в том, что я еще никак не приду в себя от того, что ты сделало со мной. Знаешь, я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Да, это так. На самом деле до сих пор ты тоже многого не понимала. Но скоро я стану совсем взрослым, и тогда я попытаюсь объяснить тебе все так, чтобы ты наконец поняла.
Опять наклонившись к ней, Никани прижалось к ее голове своей, и его щупальца спутались с ее волосами.
— Что ты делаешь? — спросила она, все еще неспособная по-настоящему почувствовать тревогу.
— Проверяю, все ли с тобой в порядке. Признаться честно, по своей воле я ни за что не решилось бы сделать с тобой то, что было сделано. Мне это не слишком нравится.
— Но ведь ты что-то со мной сделало? Что ты сделало? Я не чувствую в себе никаких перемен — за исключением легкого кайфа.
— Ты понимаешь, что я имею в виду.
Медленно, но верно до нее дошло, что Никани не только разговаривает с ней на оанкали, но и сама она отвечает ему на том же языке — причем отвечает не задумываясь. Оанкали казался для нее таким же привычным языком, каким был до недавнего времени английский, таким же понятным и простым. Она без труда вспоминала все, чему учило ее оолой, что она услышала тут и там сама. Теперь для нее не составляло труда найти в своих познаниях бреши и заделать их краткими и точными вопросами — в основном это касалось слов и выражений, которые она привыкла применять разговаривая по-английски и аналогов которым не знала в оанкали; часть грамматики оанкали также была непонятна ей; некоторые слова чужого языка не имели точного перевода на английский, но их смысл был ей теперь вполне понятен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
