— Не бойся — ты вряд ли бы что заметила, если бы я тебе ничего не сказал. Я имею в виду небольшую коррекцию химической структуры клеток твоей памяти.
Словно бессознательно желая защитить себя, она поднесла руку ко лбу.
— Структуру моей памяти? — шепотом повторила она.
— Я предпочел бы подождать и сделать это потом, когда стану взрослее. Тогда все пройдет гораздо более гладко, тебе это даже покажется приятным. Должно показаться приятным — так мне кажется. Но ооан… хотя я его понимаю. Понимаю его чувства. В общем, оно говорит, что я должен сделать это сейчас.
— Но я совсем не хочу, чтобы кто-то менял мой мозг!
— Ты будешь спать и ничего не почувствуешь. Все пройдет точно так же, как и тогда, когда ооан Йядайя избавил тебя от опухоли.
— Ооан Йядайя? Значит меня оперировал отец-оолой Йядайи? Не Кахгуяхт?
— Нет. Тебя лечили до того, как мои родители зачали меня.
— Отлично!
Значит, теперь у нее вообще нет никаких причин испытывать теплые чувства к Кахгуяхту.
— Лилит?
Никани положил свою многопалую ладонь — о шестнадцати пальцах — на ее руку.
— То, что должно случиться, будет похоже вот на это — обычное прикосновение. Потом… быстрый укол. И больше ты ничего не почувствуешь. Когда ты проснешься, все уже будет закончено. Ты проснешься другой.
— Но я не хочу, чтобы меня меняли!
Никани замолчало — на этот раз надолго.
— Ты боишься? — наконец спросило оно.
— Я совершенно здорова! Забывчивость свойственна подавляющему большинству людей! Я не желаю, чтобы кто-нибудь копался в моем мозгу!
— Но разве ты не хочешь получить способность запоминать сразу много и без труда? Запоминать так же легко, как Шарад — как запоминаю я?
— Кто-то хочет изменять меня по своему усмотрению, вот что пугает меня. — Лилит глубоко вздохнула. — Ничто во мне более всего не определяет меня как личность, чем мой мозг. Я не хочу….
— Ты, в смысле того «то-что-ты-есть», не изменишься. Может быть я еще недостаточно опытен, чтобы сделать для тебя эту процедуру приятной, но все же моего опыта достаточно, чтобы действовать в этом случае как оолой. Мне доверили провести операцию с тобой, и этого не случилось бы, если, по мнению моих собратьев, я был еще не готов…
— Тогда почему, если все уверены, что ты достаточно подготовлен, они хотят устроить тебе с моей помощью это заключительное испытание?
Несколько минут Никани молчало, либо не желая отвечать, либо обдумывая ответ. Потом, неожиданно и сильно, оно попыталось уложить Лилит на кровать рядом с собой, но она вырвалась и взволнованно прошлась по комнате — все это время головные щупальца Никани следовали за ней неотступно, гораздо более энергично, по сравнению с прежними ленивыми взмахами. Щупальца Никани непрестанно следили за ней, все время пребывая напряженно направленными на нее, и наконец, не выдержав, чтобы положить конец этому пристальному взгляду, она сбежала в ванную.
Там она уселась на пол в углу, обхватив себя руками и спрятав ладони подмышками.
Что будет теперь? Что сделает Никани — подчинится приказу и как-нибудь ночью, когда она будет спать, удивит ее как следует? Или все-таки отдаст ее Кахгуяхту? Или может быть — Боже, как она мечтает об этом! — они наконец-то оставят ее в покое!
6
Она не имела понятия о том, сколько времени прошло. Она поймала себя на мысли, что думает о Сэме и Айри, о муже и сыне, своей семье, которой лишилась еще до того, как узнала о существовании оанкали, до начала войны, до того, как неожиданно и стремительно осознала, как легко может быть разрушена ее жизнь — ее человеческая жизнь.
Была ярмарка — дешевая маленькая ярмарка на автостоянке с профессиональными наездниками-ковбоями, балаганами с играми и типичным для таких мест утомительным шумом и облезлыми пони. Пока Лилит гостила у своей беременной сестры, Сэм решил свозить Айри на ярмарку развлечься. Стоял совершенно обычный субботний день. На широкой, сухой и пыльной улице, залитой ярким солнечным светом молоденькая девушка, совсем еще девочка, только-только севшая за руль, лоб в лоб столкнулась с машиной Сэма. Растерявшись, она случайно выскочила на встречную полосу движения. Быть может, она просто забыла в какую сторону в таких случаях нужно крутить руль. У девушки было удостоверение ученика-водителя и ей никак нельзя было садиться за руль одной. Девочка поплатилась за свое легкомыслие жизнью, она умерла, и вместе с ней умер и Айри — он умер незадолго до прибытия скорой, и врачам бригады реаниматоров не удалось вернуть его к жизни.
Сэму смерти досталась ровно половина.
Авария закончилась для него тяжелой черепно-мозговой травмой — его мозг сильно пострадал. Конец того, чему начало положила авария, наступил только через три месяца. Три месяца понадобилось ему для того чтобы умереть.
Время от времени он приходил в себя — более или менее, — но никого около себя не узнавал. Чтобы побыть с сыном, из Нью-Йорка приехали родители Сэма. Его родители были нигерийцами, но жили в Штатах довольно давно, и их сын родился и вырос здесь. Его брак с Лилит они не одобряли. Они растили Сэма настоящих американцем, хотя, как только смогли, отправили его в Лагос повидаться с родственниками. Они хотели, чтобы он взял в жены девушку-йорубану. Ничего из их планов не вышло.
Своих родителей Сэм тоже не узнавал.
Их единственный сын смотрел сквозь своих родителей, словно их не было здесь, точно так же, как он смотрел и сквозь Лилит, и в его пустых глазах не было и проблеска узнавания. В его глазах не было вообще ничего — там не было его самого. Иногда Лилит присаживалась к Сэму на кровать и брала его за руку, за что удостаивалась краткого внимания пустых глаз. Но дорогой ей человек из Сэма ушел. Быть может он уже отправился вслед за Айри — или путешествовал между ней и Айри — между этим светом и следующим измерением.
Быть может какая-то часть его продолжала трезво осознавать окружающее до самого конца — часть, заключенная очень глубоко, отрезанная от мира и неспособная дать о себе знать — пойманная в ловушку в самом узком горле-коридоре, в самой уединенной пещере, где страдала от полного одиночества и невысказанности до тех пор, пока спасением ей не явилась милосердная смерть. Его сердце остановилось.
Такой была травма мозга Сэма — один из видов травмы мозга. Существовали и другие формы повреждения мозга, значительно более тяжелые. За долгие месяцы умирания Сэма она насмотрелась в больнице всякого.
По правде сказать, ему еще повезло, что он умер так быстро.
Никогда в жизни она не решилась бы произнести это вслух. Проливая над Сэмом слезы в бесконечных рыданиях, она поняла многое. Снова она вспомнила об этом сейчас. Он умер довольно быстро — ему повезло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
