Как и следовало ожидать, игра сразу пошла в «одни ворота». Кавказские ребята и бегали быстрее и прыгали выше, ну а главное сразу повели себя в отношении столь маломощных соперников вызывающе-агрессивно, всё время провоцируя силовые столкновения и потасовки, которых естественно более мелкие и слабые товарищи Кирилла всячески стремились избегать. То есть, они просто бегали от соперников. При такой игре уже к середине первого тайма команда Кирилла проигрывала 0:3. Кирилл тогда играл в нападении. Он несколько раз попытался в одиночку с помощью дриблинга выйти на ударную позицию, пробить по воротам. Ему сразу дали понять, что этого делать не стоит. В тот момент, когда судья смотрел в другую сторону, а Кирилл находился без мяча… его ни с того ни с сего угостили увесистым «пендалем» со словесным сопровождением, и соответствующим акцентом:
– Если ты, пидараз, ещё раз по воротам ударышь, я тибэ всэ ногы пэрэломаю. А еслы гол забьёшь – убью сука. Понял дааа?
Кирилл никак не мог ответить ни на поджопник, ни на слова. Его опекун был и выше, а главное килограммов на пятнадцать тяжелее, он вообще смотрелся заматеревшим парнем лет двадцати с этаким мужественным шрамом на щеке, алевшим сквозь жёсткую щетину. Но главное, и Кирилл, и его товарищи оказались совсем не готовы к такому «прессингу» морально. На «наезды» всевозможной околофутбольной шпаны он знал как реагировать, но здесь… здесь имело место совсем другое, незнакомое для мальчишек, воспитанных на советских интернационалистических традициях. Ведь опекун, как и вся кавказская команда явно издевалась над своими более слабыми соперниками, ставя во главу угла своё национальное превосходство.
Тем не менее, Кирилл не внял угрозам и упрямо лез вперёд. Он был одним из немногих, кто продолжал играть, большинство откровенно оробели перед столь мощным и наглым соперником. В одной из контратак Кириллу удалось сквитать один мяч, после чего опекун стал приводить в действие свои слова. Он втихаря бил его по ногам, голове… Начал в первом тайме, продолжил во втором. Бил со знанием дела, когда судья был далеко. На возмущённый взгляд Кирилла, опекун отвечал зло, вполголоса:
– Чиво смотрышь… я тибэ говорыл, что убью? Понял даа?
К середине второго тайма Кирилл уже просто не мог играть, ибо был фактически избит. Тренер это видел, аппелировал к судье, но бесполезно. По всей видимости, его просто подкупили – подкупать всех и вся на Кавказе начали ещё в советское время и весьма в этом деле преуспевали и преуспевают. Потом кавказцы забили четвёртый гол, а опекун, видя, что Кирилл фактически выведен из строя, тем не менее, не успокоился, а продолжал издеваться. Он регулярно отвешивал ему подзатыльники, пендали. Кирилл пытался играть через боль и слёзы, но замены не просил. Он хотел всё-таки выждать момент и «уделать» эту гниду. И он попытался… Когда мяч отбили в его направлении он заковылял на своих избитых ногах, но опекун его опережал и тогда Кирилл, что было мочи с разбегу врезался в него головой. Тот охнул, но не упал, с удивлением взглянул на «козявку» посмевшую его боднуть, и тут же с разворота залепил ему коленом под дых. Кирилл со стонами катался по земле. Когда подбежал арбитр, защитник с простодушной улыбкой поведал ему:
– Он меня головой был… а я что не мужчина.
После этого Кирилл вообще «встал». Его бы надо заменить, но тренер уже израсходовал замены – товарищи Кирилла чуть не все буквально рвались поскорее уйти с поля и чуть что просили замену. Соперник тем временем запер надломленную команду в штрафной площадке. Кирилл безучастно с не проходящей гримасой боли стоял в районе центрального круга, а опекун прохаживался рядом и издевался уже не физически, а морально:
– Слушай, ты чего мэлкый такой, ааа? Твой папа, тибя наверный пьяный дэлал, ааа? Чего вы все мэкие такие, а? Слушай, наверный твой мат блад… все русские женщины блад. Потому оны все такие жирные, пузатые, а дытей таких мэлких дают. Наверный и у твой мат сала в пузе много и тебэ места мало был… ха-ха… – защитник до самого конца матча оскорблял его мать, его народ…
То был конец восьмидесятых годов. Союз уже трещал по швам и живущие значительно лучше прочих советских жители Закавказья, тем не менее, всё громче высказывали своё недовольство. Они уже не хотели жить лучше русских, татар, белорусов, чувашей, мордвы… Эти народы они уже не воспринимали как достойных оппонентов, они хотели жить как на Западе. Вынь да положь. Почему они вдруг чуть не всенародно пришли к мысли, что вне Союза будут жить ещё лучше? Но они тогда именно так решили и били наотмашь, рубили… сук, на котором сидели, не так уж плохо сидели. Но тогда никто, даже их мудрые старики не могли уразуметь, что никогда Закавказье не будет так спокойно, сыто и богато жить как в составе СССР, потому что жили за счёт других республик, России в первую очередь. Но это они поняли уже потом, когда Союз развалился и закавказские люди, терзаемые межнациональными конфликтами и безработицей устремились в презираемую ими Россию, за куском хлеба, устремились торговцы, бандиты, поехали и футболисты. Но если торговцы и бандиты вели себя в России также гордо и нагло как в советское время, то футболисты, особенно возрастные, увы, вынуждены были наступить на горло своей гордости и в основном прозябать в «дублях» и на скамейках запасных.
3
В памяти Кирилла настолько ярко отпечатались то унижение, что он вспомнил всё моментально. Этот лиловый косой шрам на щеке опекуна – это был тот самый шрам, и тот самый опекун, представший перед ним через семнадцать лет вот этаким лысоватым коротышкой. Они как бы поменялись местами. Выходит с тех самых пор он совершенно не вырос.
Матч продолжался, «Волна» не прекращала атаковать тем же манером, посредством навесов с флангов на Кирилла, который, словно обретя второе дыхание, совсем подавил своего опекуна. Сначала он ещё раз забил головой, а потом блеснул уже дриблингом, обвёл его раз, подождал и обвёл ещё раз и пробил в угол противоположный от того, куда бросился вратарь. Теперь Кирилл больше всего боялся, что и этого защитника заменят, и он не успеет ему высказать всего что хотел. Но при счёте 3:0 игра успокоилась, более того гости пытались атаковать, чтобы хотя бы забить гол престижа. Кирилл же получил возможность пообщаться со своим старым знакомым, на которого когда-то смотрел снизу вверх, а теперь сверху вниз. Заметив не сходившую с лица защитника гримасу боли Кирилл притворно-участливо спросил:
– Что, больно?
Защитник не ответил, лишь его глаза затравленно блеснули.
– Слушай, скажи, а чего это ты такой мелкий? – с ехидной улыбкой осведомился Кирилл.
На этот раз опекун взглядом выразил удивление и раздражённо ответил:
– Тэбэ что, дэлать нечего, даа? Зачэм такое говоришь?
– У тебя научился. Помнишь Москву, восемьдесят восьмой год, отборочные игры на «Кожаный мяч»?
Защитник ещё больше выкатил глаза, наверняка он ничего не помнил, и не понимал причину разговора, что затеял с ним этот могучий форвард соперников уже сделавший хет-трик, и которому он должен был мешать играть, но не мог этого сделать.
Мяч, отбитый защитниками, летел к центру и Кирилл рванулся к нему, одним движением обвёл мешковатого опекуна, пошёл к воротам… но слишком далеко отпустил мяч и вратарь успел накрыть его у него в ногах. Произошло столкновение, от которого нападающий не пострадал, а вот вратарю пришлось вызывать врача – возникла паузе. Кирилл вновь подошёл к защитнику.
– Не помнишь что ли? Ты там ещё про русских женщин базарил. А я вот сейчас хочу должок вернуть, про ваших поговорить. Видел я их, мелкие уж больно, тощие. Животы-то у ваших матерей маленькие, потому места в них мало, оттого, наверное, и вы все такие маленькие, хоть и мясо за счёт России в три горла жрали. Чего молчишь?
Кирилл издевательски засмеялся, но смеялся не долго – игра возобновилась и мяч вновь летел к центру поля. Кирилл в паузах продолжал третировать опекуна, и говорил ему примерно те же гадости, что слышал семнадцать лет назад от него. Он провоцировал его, но защитник так и не решился кинуться с кулаками на столь могучего противника, а стал просто бегать от него. Это привело к ещё одному голу, который Кирилл забил уже безо всякого противодействия со стороны опекуна. После этого гола чуть не вся команда гостей буквально набросилась на бедолагу защитника, обзывая его всем чем можно, им же вторил со своей скамейки и тренер. При этом слова «дармоед» и «сука черножопая» были не самыми оскорбительными. А Кириллу, которому казалось надо бы удовлетвориться его унижением, радоваться своему четвёртому голу, которому вновь рукоплескал стадион и лично мер… ему стало жаль этого затравленного вконец человека, хоть он в своё время к Кириллу жалости не испытывал. Русский человек отходчив, он может простить.
Даешь еврея!
1
Эльвиру Ахметовну природа наделила недюжинными аналитическими способностями. Они проявились у нее очень рано. Еще в детском саду она лучше всех считала и запоминала всевозможные стишки. Само собой и в школе она стала отличницей, особенно «блистая» в математических дисциплинах. В то же время эти дарования у нее сочетались с практической хваткой. Казалось бы, она имела все данные, чтобы сделать успешную карьеру на каком-нибудь поприще. И, возможно, родись Эльвира Ахметовна лет на двадцать попозже, то вполне могла бы стать какой-нибудь продвинутой бизнесвумен. Но, увы, она родилась в начале пятидесятых, институт, конечно, с красным дипломом, окончила в середине семидесятых. Природная сметка подсказывала, что идти ей надо, либо в науку, либо «подниматься» по административной лестнице. Однако в СССР, лишь единицы женщин могли в этих областях выдержать конкуренцию с мужчинами, да и то, как правило, жертвуя своей личной жизнью. Проанализировав все возможные варианты, Эльвира остановилась на самом банальном – удачно выйти замуж. Казалось девушке в двадцать два года еще не время быть такой меркантильной. Но Эльвира не походила на большинство своих сверстниц, которым не был дарован такой не совсем женский склад ума. Насколько быстрее их она постигала премудрости точных наук, настолько же серьезнее задумывалась над выстраиванием «алгоритма» своей личной жизни. В общем, ни девичья, ни женская романтика ей не были присущи никогда. Аналитические способности и отсутствие романтизма вкупе подсказали Эльвире, что после ВУЗа, благо красный диплом позволял, лучше всего идти работать в почтовоящичный оборонный НИИ, и не для того чтобы «двигать науку». Ведь советские оборонные НИИ являлись, прежде всего, «кладезем» потенциально перспективных женихов. Как порешила так и сделала, и в НИИ, да не в простой, а в московский попала… и жениха там нашла.
