– Только не за кавказцев, упаси вас Бог ли, Аллах ли, мне все едино. Пропади пропадом все их богатства и их крепкие семьи, где все стеной стоят друг за друга. Я ошиблась, когда говорила, что больше всего не хочу зятя-татарина. Еще больше я не желаю зятя-кавказца, более того, страшно боюсь такого родства. Да вы и сами не дуры, наверняка знаете как тяжело и унизительно там жить невестке из другой нации. Для девушки, выросшей в условиях европейской цивилизации, жизнь там наверняка покажется невыносимой – я это точно знаю. Всей многочисленной родне угождай, лица лишний раз не открывай, слова не скажи, открытых платьев не одевай, чужим мужчинам не улыбайся, о купальниках и разговора быть не может. И это еще далеко не все. Я в детстве гостила у своей бабушки, в татарской деревне, там жили по исламским законам, так наш, татарский ислам позволял все то, что на Кавказе нельзя было. У них не ислам, а зверство какое-то. Да и мужчины-кавказцы часто теряют человеческий облик и становятся какими-то звероподобными существами, легко преступающими закон, и их богатства, капиталы часто имеют криминальное происхождение. Нет, только не за кавказцев.
– Так что же? По твоему остается за еврея? – уже не иронично, но достаточно недоуменно спросила Аня.
В комнате повисло молчание. Эльвира Ахметовна сделала многозначительную паузу. Дочери напряженно ждали ответа. Мать же словно собиралась с духом:
– Поймите девочки, романтические мечты о принцах и красавцах пора забыть. Я ведь не с проста прочитала вам эту лекцию. Да, хорошего мужа из хорошей семьи можно найти и среди русских, и украинцев и татар, и даже кавказцев, но это всего лишь исключения, а не закономерность. А чтобы иметь много шансов на создание счастливой, крепкой, обеспеченной семьи, в нынешних условиях… То да, скорее всего это возможно только с евреем. Они с удовольствием женятся на нееврейках и, как правило, становятся отличными, верными, состоятельными, вкладывающими всего себя в семью, мужьями. Среди них редко встречаются преступники, а если таковые и есть, то рискуют они опять же ради благополучия семьи. Среди них нет пьяниц, пустых мечтателей, любителей ходить в походы, лазить по горам, фанатичных болельщиков спорта. То есть, занимающихся ерундой, мающихся от безделья, как нет и зверей, третирующих своих жен…
4
Содержание «просветительной» беседы Эльвиры Ахметовны с дочерьми, от них же стало известно Валерию Константиновичу. В открытую против супруги он не выступил, но при случае всячески выражал разногласие с ее «политикой»:
– Неужто ты в самом деле этого хочешь? Это же… тогда твои внуки будут евреями.
– А что в этом плохого. Наверняка умницами вырастут. А ты разве не хочешь иметь почти стопроцентную гарантию, что твои внуки не будут пьяницами, наркоманами, лежебоками, болельщиками, всякими там богомольцами или сектантами, а станут разумными, практичными людьми? – в свою очередь «атаковала» Эльвира Ахметовна.
Валерий Константинович от такой постановки вопроса тушевался, он конечно не против умных, деловых внуков, но очень не хотел, чтобы они были евреями.
– Это в тебе говорит твоя хохлацкая кровь. В вашей среде всегда не любили евреев, вечно завидовали им, вот и ты завидуешь. А надо не завидовать, а родниться с ними, тогда часть их ума и нашим потомкам достанется, – безапелляционно резюмировала Эльвира Ахметовна.
На это супруг не нашел что конкретно возразить, только с невеселой усмешкой изрек:
– Помнишь, во времена первых пятилеток были лозунги типа: «Даешь пятилетку в четыре года!», позже: «Даешь Космос!», «Даешь БАМ!»? С такими транспарантами, помню, на демонстрации ходили, на майские и на седьмое ноября. Если бы сейчас придумали какую-нибудь современную демонстрацию, ты бы, наверное, вышла с лозунгом «Даешь еврея!»
Несмотря на конкретное «целеуказание», дочери не побежали тут же «ловить» евреев. Они продолжали жить каждая сама по себе: младшая втихаря, про себя ждала, что ее бывший муж, с которым она, тем не менее, официально продолжала состоять в браке, позовет ее, даже вздрагивала от каждого неурочного звонка, телефонного или в дверь. Старшая… Аня совсем замкнулась, и злилась, если обеспокоенная мать пыталась с ней поговорить по данному поводу. Это нервно-нудное бытие не могли скрасить, ни выходные, ни праздники, даже именины дочерей. И в самом деле, какая радость, когда одна отмечает уже двадцать седьмой день рождения старой девой, а вторая двадцать четвертый, неудачно сходив замуж. В трехкомнатной квартире Марчуков стояла не проходящая тоска, как, наверное, и в любой другой семье, где одна дочь уже «перезрела», а вторая, что называется «накололась».
В такой «пасмурной» атмосфере прошли осень, зима… а весной вдруг наметилось явное изменение настроения, как ни странно, у «перезревшей» Ани. Старшая дочь, стала чуть не каждый вечер где-то пропадать, впрочем, такое случалось и раньше. Другое дело, в каком настроении она стала возвращаться домой, да и вообще характер её на глазах менялся. До того злая, раздражительная, готовая ругаться с кем угодно из-за любой мелочи, иногда до слез доводившая сестру… Давно не улыбавшаяся, во всяком случае дома, сейчас она, словно забывшись, вдруг, без видимой причины озарялась непосредственной детской улыбкой. Она уже почти не скандалила с домочадцами, более того, иногда даже шутила, шутила без своего обычного злого скепсиса, по доброму с сестрой, отцом… С матерью не шутила, видимо, опасаясь что она сразу же ее «расшифрует». Но Эльвира Ахметовна и так поняла, что с дочерью явно что-то происходит. Улучив момент, когда в квартире они остались одни, мать спросила «в лоб»:
– Аня, что у тебя случилось?
Дочь не стала запираться, это было бесполезно, если уж мать решила допытаться, она допытается.
– Мама, я познакомилась с молодым человеком и с ним встречаюсь, – сразу созналась Аня.
– И это он так благотворно на тебя повлиял? Чудеса… И кто же он? – приступила к «допросу» Эльвира Ахметовна.
– Ты не поверишь мам. Я не пыталась знакомиться именно так как ты советовала, именно с евреем. Но так получилось, он… еврей, – Аня смотрела на мать с несвойственным ей одновременно и счастливой и виноватой улыбкой.
– Да что ты!? – в свою очередь изумилась и Эльвира Ахметовна, но тут же вновь «включила» свое аналитическое мышление. – Так если, говоришь, еврей, то постель, наверняка, не предлагал?
– Ну, что ты мам! – изобразила некое подобие возмущения Лиля.
– Так, понятно. Сколько ему лет?
– Тридцать будет в этом году.
– Прекрасно! – вновь не сдержалась мать, ибо ранее произнесенные дочерью слова «молодой человек» ассоциировала в определенной степени с парнем моложе ее, а Эльвире Ахметовне этого очень бы не хотелось. Но тридцать – это то что надо, и главное… главное – он еврей.
– Мы с ним на корпоративной вечеринке познакомились, – рассказывала Аня, предваряя следующие вопросы матери. – Его зовут Саша.
– Он что работает, где и ты? – последовал уточняющий вопрос.
– Нет, на ту вечеринку его один наш сотрудник пригласил, он его друг, и …
– А где он работает? – не дала отвлечься дочери на второстепенное Эльвира Ахметовна.
– Он… Он менеджер в строительной фирме. Он МИСИ кончал, он такой…
– Кто его родители? – вновь не дала возможности дочери «расползтись мыслью по древу» Эльвира Ахметовна.
– Его родители уже пенсионеры. Мать была искусствоведом, отец инженером. Но его дядя… он в той строительной фирме, в которой Саша работает, он там влиятельный человек, один из постоянных членов Совета Директоров.
«Так, понятно… Значит тянет его дядя, и прикроет, если что», – уже про себя домыслила Эльвира Ахметовна, а вслух произнесла:
– Очень хорошо.
– Мы познакомились благодаря тому, что нам обоим нравится певица Кайле Миноуг. У Саши полно ее дисков. Он и мне дал кое что, и в его машине мы ее вместе на автомагнитоле слушаем. Звучание просто обалденное. Там колонки расположены так, что музыка тебя буквально со всех сторон охватывает. Просто потрясное удовольствие, – лицо Ани выражало высшую степень восхищения.
– Какая у него машина? – вновь вернула дочь из романтических грез Эльвира Ахметовна.
– «Мазда»… Он меня на ней и на концерты и в рестораны возил, и домой он меня много раз подвозил.
– И сколько же там он у своего дяди зарабатывает? – Эльвира Ахметовна находилась в состоянии «охотничьего азарта», оценивая перспективность знакомого дочери.
– Ну мам… Разве я могла у него это спросить?
– Зачем спрашивать, и так можно примерно прикинуть. Говоришь, в ресторан приглашал? Сколько раз? Платил, надеюсь, он?
– Ну, а как же иначе, конечно, он. Мы с ним три раза ужинали.
– Сколько он платил, не заметила?
– Ты что, как же я могла заметить? Он как-то умудрялся рассчитаться, когда я из-за стола отлучалась.
– Хм… Надо же какой воспитанный. Ресторан-то дорогой?
