Странные, мягко говоря, дни августа 1991 года, столбняк, парализовавший нас в результате беловежского сговора зловещего триумвирата, стремительное превращение России в безответную служанку Мирового Капитала, обвальное обнищание русского народа, который во все века цементировал собою Великую Державу, катастрофическое вымирание населения республики — такие государственные, тектонического масштаба разломы не могли не отразиться на моем творческом восприятии.
— В ваших последних романах, Станислав Семенович, глобально и с размахом действуют не только национальные герои, но и сами боги — боги вселенского добра, которых автор называет Зодчими Мира, им противостоят космические Конструкторы Зла с их агентами влияния — отвратительными ломехузами.
Подобный расклад мы наблюдаем только у одного писателя всех времен и народов. Это Гомер с его великими «Илиадой» и «Одиссеей»! Как вы относитесь к титулу — Гомер Двадцатого века?
— Отрицательно… Есть, знаете ли, в человеческом житейском обиходе неизгладимое стремление обязательно кого-то с кем-то сравнивать!
Я понимаю, сравнение — один из важных методов познания, но в собственной практике обхожусь без оного… Кстати, и товарищ Сталин любил повторять, что сравнение всегда страдает. И действительно, как можно сочетать, скажем Диккенса с Достоевским, а Джека Лондона с Андреем Платоновым, хотя досужие литературоведы могут обнаружить некое сходство между сказочником Бажовым и романтиком революции Гайдаром. Не путать с экс-премьером!
Есть писатель Станислав Гагарин. Это уже некая литературная и историческая данность, существующая независимо от того, как к моему творчеству относится Иван Шевцов или Татьяна Иванова, Вадим Кожинов или Ольга Кучкина.
Одинокий Моряк в принципе против кличек, ярлыков и псевдонимов чужих фамилий в литературе. Если я родился Гагариным, чего ради я буду подписываться под собственными опусами Абрамом Терцем или Сведенборгом, Панасом Драченко или наоборот? В любом псевдониме, а слово сие переводится, как «ложное, фальшивое имя», есть нечто безнравственное, блатное, криминальное, что ли…
Хотя, не скрою, мне было приятно узнать, что критик Анатолий Ланщиков называет меня русским модернистом Двадцать первого века. Но приятность шла не от самой кликухи, а от того, что Анатолий Петрович ухватил суть моего сочинительства, я ведь и сам полагал себя таковым, а выразить сие литературоведческим термином не сподобился…
— Значит, «Страшный Суд» состоит из двух книг?
— Первая называется «Гитлер в нашем доме» и рассказывает о гипотетической Гражданской масштабной, региональная уже идет, войне в России. Главным героем этой части «Суда» является Адольф Алоисович Гитлер. Он прибывает с Того Света и пытается помочь русским людям в их борьбе с ломехузами, дабы искупить вину перед Россией.
Видите ли, те, кто побывал на Том Свете, становятся иными существами… Хочу сразу признать: писать о Гитлере, ой как нелегко. При всем несомненном и неоспоримом злодейском ореоле, который окружает эту незаурядную личность, о Гитлере нельзя говорить и писать однозначно.
Советский читатель знает только одного Гитлера — бесноватого параноика, ставшего виновником катастрофических разрушений, гибели двадцати миллионов соотечественников.
А как отнестись к тому факту, что о Гитлере написано свыше пятидесяти тысяч книг? По числу научных исследований о нем фюрер занимает первое место в мире после Иисуса Христа.
Но самое главное в том, что Гитлер в романе «Страшный Суд» — это мой Гитлер, фюрер германского народа, прибывший в Россию с миссией доброй воли. Он прошел чистилище, получил от Зодчих Мира, как и мой, гагаринский Сталин, сверхзнание, искупает новыми благими деяниями великий грех, которому не было прощения в земной жизни Гитлера и за который он собственноручно покарал себя, насильственным путем ушел из нашего мира.
В романе «Мясной Бор» я предпринял попытку объективно рассказать о Сталине и Гитлере. Но там оба фюрера — литературные герои. В новых моих сочинениях они являют собой нечто иное.
И Сталин, и Гитлер в нынешней ипостаси суть наши современники, активные участники событий Смутного Времени, мои товарищи и соратники, если хотите…
— И товарищ Сталин действует в третьем романе?
— Разумеется. Без Иосифа Виссарионовича нам и в реальной жизни не обойтись, а в фантастическом мире гагаринского воображения тем паче. И не только Сталин обитает среди действующих лиц «Страшного Суда». Читатели встретятся на его страницах с адмиралом Нахимовым, прибывшим из прошлого века, чтобы принять командование Черноморским флотом, познакомятся с Александром Македонским и Чингиз-ханом, Наполеоном Бонапартом, воюющим на стороне России против иностранных интервентов, великим князем Олегом, создавшим Русскую Империю, сохранившуюся, как бы тяжко ей не было, до наших дней.
Юлий Цезарь и генералиссимус Александр Суворов будут командовать русскими патриотическими войсками… И естественно, в романе вы найдете и достойных соотечественников, и выродков с подонками, продавшихся за зеленые иудины баксы, новоиспеченных буржуинов компрадорского толка.
— Словом, вожди, пророки и Станислав Гагарин…
— Именно так.
— Роман «Вторжение» я читал три раза. В первый раз — залпом, взахлеб, острая сюжетность тащила меня по страницам романа за шиворот. По второму разу уже с карандашом в руке осмысливал каждую фразу, делал выписки особо поразивших меня мест. А третий раз я принялся, читая «Вторжение», обращаться к источникам, подбирать вспомогательную философскую и историческую литературу, чтобы глубже проникнуть в тот необычный и невообразимый по спектру чувств и палитре эстетических красок многослойный фантастический мир, который вы так щедро подарили людям.
И невероятная степень раскованности!
Вы достигли того уровня внутренней свободы, Станислав Семенович, к которому обязан стремиться каждый писатель, но которого никто и никогда не достигнет.
— Ну зачем же так… Вы не оставляете шанса тем, кто идет за мною, дружище! Так не годится. Каждый сочинитель раскован на особицу… Назовите мою раскованность просто гагаринской — на том и закончим.
Напомню только читателям, что романы «Вторжение», «Вечный Жид» и «Страшный Суд» с его двумя книгами — «Гитлер в нашем доме» и «Конец Света» — можно заказать отдельно в Товариществе Станислава Гагарина по указанному выше адресу. Высылаем также мои остросюжетные — других я просто не умею писать — романы «Три лица Януса», «Ящик Пандоры», «Контрразведчик» — в четырех сериях, «Третий апостол». Есть у нас и «Одинокий моряк в океане» — рассказ о моей жизни, он высылается бесплатно. Располагаем мы и романом Юрия Никитина «Мегамир», это подлинный шедевр русской фантастики, который я редактировал собственноручно.
Многотомный «Русский сыщик» и 24-х томная Библиотека «Русские приключения» — в нее войдут и мои «Шпионские романы», и другие сочинения Станислава Гагарина, рассылаются только подписчикам и наложенным платежом.
Почтовые услуги стоят теперь бешеных денег, заранее вас, друзья, предупреждаю, вина не наша, претензии правительству. Но вовсе не хлебом единым жив человек… Для тех, кто живет в Москве и Московской области, бывает в наших краях, проще приехать к нам в Одинцово, на платформу Отрадное Белорусской железной дороги. Ищите здание 14 — спортшколы ДОСААФ, трехэтажный дом красного кирпича по улице Молодежной, восемь минут от платформы. Милости просим!
И последнее предупреждение. Не называйте нас в письмах «господами». В Товариществе Станислава Гагарина трудятся только товарищи! И книги мы выпускаем не для господ…
Покидая заполненный умными книгами кабинет русского сочинителя, я повторял, несколько перефразируя, известные с детства лермонтовские строки:
…Да, есть ведь люди в наше время,Ратное, лихое племя! Богатыри! Не вы…
О том же, какая нам достанется доля, каким видит будущее России Станислав Гагарин — в следующий раз.
XIII
Если бы пилот вертолета не сотворил сногсшибательный кульбит, заставив летательный аппарат едва ли не кувыркнуться в воздухе, всякое будущее для Станислава Гагарина было бы исключено.
Сейчас не время уточнять, от какой ракеты класса «земля-воздух» увернулась наша машина, был ли это стингер, а может быть, и некий зингер, значения не имеет… Пристегнутый к сиденью, я повис на мгновение вниз головой, удерживаемый ремнями, а вот не покидавший меня и в вертолете Рахмон ухитрился выскочить из державших его ремней и схлопотал под глаз огромный синячище.
