Настроение резко падает до нуля и слезы наворачиваются на глаза. Отворачиваюсь, насколько могу в сторону окна. Не собираюсь притворяться, что все в порядке. Уже терпела, больше не хочу.
– Мил, – окликает, но я не реагирую. – Милана, – добавляет с нажимом и даже гладит по плечу, играя на контрасте грубого голоса и нежных касаний, но я лишь отвожу руку, вызывая его недовольство. – Ну, и черт с тобой. Дома поговорим.
Всю дорогу царило тревожное молчание. Дамир был напряжен, это чувствовалось даже, не глядя на него. Но он не прав в своем поведении. Мне нужно набраться смелости и отстоять свои границы. Я не позволю больше так с собой обращаться. Никому. Я живой человек со своим мнением.
Домой вернулись злые, как черти. Оба держались в машине, в лифте, и даже в коридоре, пока разувались. Но стоило только мне переступить порог кухни, как я оказалась перехвачена за талию совсем не нежной хваткой.
– Что ты творишь? Пусти меня! – начинаю брыкаться в руках мужчины, но он молчит, только удобнее для себя берет. – Дамир!
Да что это вообще такое? Я прямо сейчас, только выпустит из рук, уйду от него. Я не собираюсь прогибаться.
– Успокойся, – рычит прямо на ухо, поставив на пол и развернув к себе лицом.
Только хочу дернуться в сторону, чтобы уйти, но кто бы позволил. Я оказываюсь нагло подхваченной под попу, и через несколько секунд мы оба очутились на широком диване. Только Хасанов сидел как положено, а я на нем, с раскинутыми по обе стороны его бедер, ногами.
Очень двусмысленно. Вот только вырваться мне никто не дает. Упираюсь в его плечи, пытаюсь отстраниться, но он сильнее притягивает за талию к себе.
– Хватит, Дамир. Отпусти меня.
– Нет. Пока не скажешь, почему взбеленилась так, – еще и в глаза смотрит, пока я мечусь в его руках, словно птичка в запертой клетке.
– Ты сам не понимаешь?
– Нет. Поэтому и спрашиваю. Или лучше промолчать и оставить между нами недомолвки, которые приведут к проблемам в будущем? – завидую его искренности. Как можно понимать и не понимать одновременно?
– Я не рабыня, Дамир. Со мной нельзя так. Ты делаешь мне больно. Как не понимаешь этого? – голос резко начинает дрожать.
Не могу поверить, что он слеп в том вопросе. Он ведь чуткий. Или я снова ошибаюсь в мужчине? Но так не хочется. Я ведь ему доверилась. Доверилась так быстро и так максимально, насколько было вообще возможно.
– Малыш, я не хотел делать тебе больно. Просто есть вещи, которые я не привык объяснять. Особенно когда это касается безопасности. Если я говорю, значит так надо и я прошу слепой веры. Да, такой я негодяй, что требую этого ультиматумами. Просто ты не привыкла к этому, – и кладет свою ладонь на щеку, лаская большим пальцем, отчего я немного расслабляюсь, только нельзя.
– Я не хочу к такому привыкать, – прикрываю глаза, чтобы не видеть этого гипнотического взгляда, иначе сдамся. – Не могу слепо верить. Это плохо заканчивается. Для меня точно. Ты не понимаешь, что для меня значит снова кому-то слепо поверить, Дамир. Я не требую от тебя подробностей или чего-то еще. Я прошу уважения, элементарного уважения. И все. Разве так много прошу?
Резко распахиваю глаза и смотрю прямо на него. Оба замираем. Я жду вердикта, который либо сохранит все между нами, либо разрушит. Может, я и глупая, спешу с решениями и мне стоит успокоиться, поверить, дать шанс. Но это очень сложно.
Понимаю его. Он столько лет один. Помню, чем занимается. Безопасность на подкорке мозга, быстрота принятия решений, далеко не всегда ласковая и деликатная. В его мире иначе нельзя. Умом понимаю, душой противлюсь.
– Милан, ты не многого просишь и многого одновременно. Пойми меня, есть вещи, которые проще скрыть, чтобы было меньше паники. Вот только у тебя на лице написано, что ты сейчас готова сорваться и бежать в неизвестность. Думаешь, я слепой? Нет. Ты мне прямо скажи в чем проблема. Если в грубости, прости, не перестроился я пока.
– Дело не в грубости. Вернее, не только в ней.
– А в чем? – как же неудобно так сидеть, нервно ерзаю, что не остается без внимания. – Не дергайся лучше, малышка. Я на взводе, а тебе сегодня больше не стоит. Давай договорим и выбросим это инцидент на помойку. Хорошо?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ты мной командуешь, решаешь за меня. Как Кирилл.
Рука на талии нервно сжимается, делая больно, и он, это заметив, ослабляет хватку, но не перебивает.
– Пойми. Мне хватило прошлого. В настоящем и будущем я не хочу слепо подчиняться. Может, и произвожу впечатление истерички, только это не так. Я просто не могу слепо больше идти. Уже доследовала. Да, вы разные, вот только я пока не готова. Ты просишь того, что для меня дать не просто. Просто скажи, что происходит. Почему сажаешь меня под замок. Без подробностей, сухие факты. Все.
Ну, же, прошу, не молчи. Моргни хотя бы, глядя мне в глаза. Не играй со мной в гляделки. Только не ты, только не со мной. Ну, же, решайся. Пойми, как для меня это важно. Да, игра в одни ворота, и все равно прошу. Это не манипуляция, дай мне повод поверить тебе, довериться. Просто знать, что можешь сказать обо всем, хотя бы в общих чертах.
– Можешь считать меня шантажисткой. Считай, это мое условие, выламывающее тебе руки. Иначе, я уйду. Я готова следовать за тобой, мне не нужная главная роль, но мне страшно попасть в ловушку. Мне очень страшно, Дамир. Ты не представляешь насколько. Это больно, это ранит в самое сердце, когда тебе, как собачке, отдают команду «сидеть», – не кричу, не истерю, говорю тихо, но надрывно, потому что быть спокойной очень сложно.
– Я так не говорил.
– Но это так прозвучало. Мы еще чужие. Ты бы поверил чужому? Нет. Ты знаешь обо мне всё, я о тебе – ничего. Только о сестре, племяннице и вечно голодном друге в курсе. И тут заявление в грубой форме, что «ты так сказал», – передразниваю его голос, от чего он морщится.
– Мил, ты… черт.
Он резко ссаживает меня с колен и мечется по гостиной, взъерошивая короткий ежик волос. Неужели это все? Сказка так быстро закончится?
Глава 20
Дамир
Нервно провожу ладонями по волосам, стараясь скинуть напряжение, но ничего не выходит. Становится только хуже с каждой секундой промедления с ответом. Чувствую, как в комнате растет напряжение и мечусь в душе, словно лев, запертый в клетке.
Не привык я объяснять ничего и никому. Да и с женщинами на эту тему никогда не говорил. Матери все объяснял отец, сестре – муж. А я никому. Никогда. Но теперь всё изменилось. У меня есть моя женщина, и такая, с которой нужно по-другому. Совсем не так, как я привык.
Еще и сравнение с бывшим. Я не он! Не он! И никогда таким не буду. Неужели она не понимает этого даже через все, что пришлось пережить? Да, подорвана вера в людей, вот только я доказал ей, что со мной она в безопасности. Или нет? Ничего не понимаю я в женщинах. С мужиками проще.
Им сказал – жен под замок, самим не высовываться, пока не скажу, и все. Не слушают, можно объяснять грубо и жестко, а с Милой так нельзя. Она даже рык списала на выпад. В целом, да, это он и был, но не на неё направленный.
Смотрю на малышку. Сидит, спина напряженная и беззвучно плачет. Ашшш.
Это рвет душу в клочья и выворачивает наизнанку. Не могу видеть ее такой. Как она смогла проникнуть в душу так быстро и легко? Почему меня распирает от счастья, когда она улыбается, и скручивает в тугой узел, когда грустит? Мы ведь только познакомились, ничего друг о друге не знаем. А у меня такое чувство, что, если она исчезнет из моей жизни, смысла в жизни уже не будет.
Она сделала свой шаг, сказала, что ее тревожит. Отбросив эмоции, понимаю это. Этот шаг очень важен для нас обоих. Значит, не хочет прощаться, хочет сохранить, что имеет. И мудрость проявила, не стала устраивать скандал прямо в машине. Да, действовала на нервы, бесила, но не мешала.
– Черт, – бурчу под нос и сажусь на журнальный столик прямо перед ней, взяв ее ноги в капкан своих. – Мил, посмотри на меня.
