Больше они не возвращались ни к Мэри, ни к ее роману, попили чаю, обсуждая, как завтра сменить замки. Марго почти успокоилась, почувствовав себя в полной безопасности рядом с Алексом. Завтра будет новый день, и, возможно, в нем окажется меньше неприятностей, чем в сегодняшнем.
Алекс
Он ворочался на диване, слушая, как тикают часы в кухне – в спящем доме звуки разносились с удивительной громкостью. Разговор за чаем с Марго заставил его снова вернуться к проклятому роману Мэри. Ведь и Марго там, в Цюрихе, рассказала ему о странных звонках и о требовании отдать роман. Что же такого там было? Он прокручивал в голове сюжет и никак не мог понять, что, кроме финала, его настораживало. И вдруг в памяти всплыл эпизод, в котором героиня разговаривает с главным героем и напоминает ему, кто убил двух ее родственников – кажется, братьев. Алекс рывком сел, отбросил плед и потянулся за сигаретами:
– Как я сразу не понял! – пробормотал он, закуривая. – Вот он, недостающий кусок в картинке. Мэри написала – «братья», а надо было – «муж и деверь», вот и все. И тогда получается, что за романом охотится кто-то из бешеной семейки как раз с целью узнать, как все было. Однако… Для суда, конечно, слабовато, но для вендетты домашнего разлива – вполне. Интересно, где Марго держит бомбу, а? И не за ней ли приходила сегодня неизвестная тетка в очках?
Сон прошел. Алекс до самого утра не мог сомкнуть глаз, стараясь прикинуть дальнейшие варианты развития ситуации. Оставлять Марго с ребенком одну – нельзя. Везти с собой? Она не согласится, да и сколько можно метаться туда-сюда с ребенком? Выход один – приставлять к ней охрану, а самому лететь в Сибирь и искать подходы к веселой семейке неуемных господ Кавалерьянц. Потому что это только их рук дело. Вопрос только в том, кто руководит процессом и кто исполняет роли, потому что Вартан наглухо прикован к постели без шансов когда-то даже пальцем пошевелить. Однако чтобы разработать комбинацию, руки-ноги не нужны, головы вполне достаточно. А голова у Вартана, если судить по тому, как он вычислил Мэри, явно работала.
– Ну, мне будет урок – не играй в благородство, зачищай местность и не оставляй свидетелей. Или хотя бы следи за тем, чтобы они не говорили и не видели, – пробормотал Алекс, ложась на бок и натягивая плед на плечо.
Уснул он, только когда совсем рассвело.
Марго не беспокоила его, кажется, даже не выходила из спальни. Только раз он сквозь сон слышал стук кухонной двери и щелчок выключившегося чайника. Дочка у нее тоже оказалась спокойная и не плаксивая, казалось, она вообще всегда пребывает в отличном настроении, хорошо спит, ест и играет, не докучая никому.
Алекс отлично выспался, встав с дивана только в двенадцатом часу. Пока он шумел водой в душе, Марго приготовила ему завтрак. Он уже и забыл, что это такое – завтрак, который тебе готовит женщина. Не помощница по хозяйству, а женщина, с которой ты когда-то вместе жил.
– Скажи, Марго, а Джеф появляется? – поинтересовался он за столом, и Марго коротко ответила:
– Нет.
– Почему?
– Я запретила. Он уважает мое решение.
Вот так: «запретила» – и никак иначе. И Джеф, значит, прислушался, отошел в сторону, пережидая бабью дурь. Видимо, именно этим он выгодно отличался от него, Алекса, – умением переждать, а не давить, не настаивать на своем, не декларировать. Да-а, похоже, Джеф оказался намного умнее, чем Алекс думал о нем прежде, раз сумел выбрать правильную тактику в отношении Марго. Ну что ж…
– Зря ты тогда с ним так жестко, Марго.
Она неопределенно тряхнула головой, но промолчала. Алекс хотел было продолжить эту тему, но потом вдруг подумал – а к чему? Снова ссориться, орать, ругаться? Зачем, когда все так хорошо? Они сидят в кухне совсем как в тот год, когда были женаты, он завтракает, она наблюдает за ним и пьет чай. Идиллия…
Весь день он провозился со сменой замков, пристально наблюдая за мастером, их менявшим. Потом, когда тот ушел, позвонил одному своему приятелю из охранного агентства и попросил прислать пару человек. Марго сперва воспротивилась, но Алекс категорически велел ей замолчать и делать то, что он скажет.
– Не хватило самодеятельности в жизни? Еще хочешь?
Марго опустила голову и умолкла, признавая его правоту.
– Значит, так. Охранников двое. Один с тобой, второй постоянно рядом с ребенком – постоянно, слышишь? Ночевать будут тоже здесь, по очереди. Ничего не бойся, эти парни – профи, можешь голая ходить, не отреагируют. – Алекс хмыкнул. – И, Марго, я тебя прошу – не рискуй зря ни собой, ни дочерью.
Она кивнула, почти парализованная страхом, – до нее наконец-то дошло, что это не бредни Алекса, не попытки запугать ее ради интереса, а серьезная, реальная угроза и ей самой, и маленькой Маше.
– Знаешь, что я сделал бы на твоем месте? Позвонил бы Джефу и попросил вернуться.
Это была последняя сказанная Алексом фраза – после нее он захлопнул за собой дверь. Пусть теперь сама думает, что делать с этой информацией.
Марго
Она лежала на кровати рядом со спящей Машей и перебирала листы в толстой папке. Это были разные записи, обрывки каких-то блокнотных листков, иногда просто салфетки с логотипами цюрихских кафе, тетрадные странички, сложенные вчетверо. Все это богатство было испещрено неровным бисером почерка Мэри. Папку Марго нашла здесь, в квартире, в бельевом ящике дивана, когда убиралась перед тем, как въехать сюда. Почему-то именно сегодня ей захотелось перебрать ее содержимое, словно это давало шанс поговорить с Мэри.
Марго иногда казалось, что только в этих вот листочках да еще в дневниках Мэри была настоящей, а не такой, как ее привыкли видеть окружающие. На самом деле она не была ни сильной, ни жесткой, ни стервозной – а несчастной, ранимой и порой очень трогательной в своей наивности. Марго обожала ее стихи, которых подруга почему-то очень стеснялась и никогда не читала вслух. Никогда…
А Марго очень любила слушать, любила звук ее голоса. И даже сейчас, читая про себя неровные строчки, она вполне реально слышала, как их произносит Мэри – негромко, почти шепотом:
Оборванная нить. Угасшие огни.Оставить за бортом ничуть не легче, чем проститьИ пережить.И серые тона – куда ни кинешь взгляд,И режет пальцы в кровь незакрепленная струна,И невпопадИ нежные слова, и мертвый телефон,И знаю, что ты каждый день пытаешься порватьПоследний сонОб острые углы. И некуда идти.И снова бесконечно заполняет тишинуОдин мотив.И дребезжит трамвай. И разум на кону,Как будто ты столетие назад шагнул за край…И утонул…[2]
Ей казалось, что она знает, кто это – «он», к которому обращены стихи Мэри, но потом, перевернув листок, Марго вдруг с удивлением обнаружила дату, явно не соответствовавшую знакомству Мэри и Алекса. Это было написано гораздо раньше, и выходило, что посвящалось это даже не Косте – вот еще! – а, скорее, Максиму Нестерову, самой первой любви Мэри, человеку, с которым она прожила несколько лет, который не смог поверить ей и ушел. Марго с грустью вспомнила, как пыталась помирить их много лет спустя, оказавшись в квартире этого самого Максима, где лежала после аварии и операции Мэри. Тогда ей казалось, что это самый лучший выход – Максим осознал все, понял, что не может без Мэри, готов для нее на что угодно. Но теперь Марго понимала – Мэри не смогла бы жить с ним. При всем уважении к Максиму Марго видела – он слишком приземлен и прост для ее подруги, он не видит, что Мэри совсем другая, что ее нельзя запереть в квартире и поставить к плите. Она – слишком свободная, сама выбирает, как жить. Максим никогда бы не смог этого принять…
Марго так и задремала среди разбросанных по кровати листков, уснула так спокойно и сладко, как не спала уже очень давно.
Она сидела на незаправленной постели гостиничного номера, пила коньяк и плакала. Столько усилий, столько нервов, такое ужасное, разрывающее напряжение – и никакого результата. Практически ничего… Где и когда она просчиталась? Что сделала не так? Сперва все шло так удачно, даже не приходилось особо думать, и вдруг – осечка за осечкой. Как только ей начинало казаться, что объект уже в руках, как непременно происходило нечто, полностью уничтожавшее все ее усилия.
– Я ненавижу этот город, – пробормотала она, отставляя пустую рюмку на тумбочку, и схватилась за бутылку, чтобы наполнить ее вновь. – Не понимаю, как они тут живут, зачем стремятся сюда? Ничего, я закончу свои дела и вернусь домой. И там снова буду счастлива – потому что успокоюсь. Кроме меня, никто этого не сделает. А я – смогу.
Алекс
Он почему-то совершенно не подумал, что в Сибири в конце октября может стоять настоящая зима. Едва оказавшись на трапе самолета, Алекс ощутил, что одет явно не по погоде – уши прихватило так, что он невольно схватился за них, уронив сумку. К счастью, сзади никто не торопил – в салоне бизнес-класса он летел один, а потому улыбчивая стюардесса не подгоняла, терпеливо ждала, когда он адаптируется к непривычной погоде.
